Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
Окоченевших мертвецов
Терзать, повешенных повсюду.
Вот постучал конвой кольцом;
Ворота быстро отворили
Гремя решетками оков,
Послов во двор большой пустили
Как попрошаек-ходоков.
Бояр, купцов, митрополита,
Решили тотчас обыскать,
Затем писцов, архимандритов,
Как будто в каждом крылся тать.
Ножей и сабель всех лишили,
А заодно и кошелей.
'Все для того, чтоб не решили
Из них
Так им сказал с ухмылкой пристав.
Гуртом, как козы на убой,
Под лай собак, плевки и присвист
Пошли они к царю сквозь строй.
Под смех зловещий и надменный
Послы искать царя пошли,
Как в ад, оставив мир сей бренный,
И там они его нашли.
Среди двора шесты стояли,
Держали куклы из тряпья.
Вокруг них всадники скакали
Те куклы саблями рубя.
Тут был Басманов и Вокшерин,
Черкасский, Бельский, Бекбулат;
Кричали и рубили шеи
У чучел, зло свистел булат.
От них шёл пар, летел на ветер.
На жеребце под стук копыт
Иван скакал и не заметил,
Что перед ним митрополит.
Кресты, иконы и хоругви,
Как будто Спас и Крёстный Ход,
Смиренно сложенные руки,
Готовы в разный оборот.
Вот Бекбулат остановился,
Все встали, усмирив коней.
И только царь ещё носился
Маша клинком вокруг людей.
Скакал едва их не сшибая,
Но утомился и остыл.
Сквозь зубы выцедил слезая,
Бросая повод стременным:
'Ну, что, нашли в Москву царя-то,
Чтоб он отребьем управлял?' -
Иван как будто встал из ада,
Не всякий бы его узнал;
Он потерял почти весь волос
Из бороды и с головы,
Глухим, надтреснутым стал голос,
Вокруг глаз чёрные круги.
Но взгляд был непоколебимый
И не тряслась его рука.
Упрямый и неустрашимый,
И мысль быстрее языка.
Митрополит, согласно права,
Для поцелуя протянул
Сухую руку; царь лукаво
Ее губами промахнул.
'Сын мой, тебя благославляю!' -
С тревогой рёк митрополит, -
В дом проводи, я умоляю.
Мороз ужасный!' Царь стоит.
'Святой отец, в палатах душно.
Там даже баньщик угорит.
От игрищ мне постынуть нужно.
При всех здесь дело говори'.
Митрополит мусолил четки;
Совсем Иван его не чтил,
Еще обряд нарушил четкий -
Посланцев в дом не допустил.
Вот он сказал царю со вздохом,
Стараясь виду не подать:
'Урок ты нам задал не плохо,
Решил
Ты бросил трон, оставил царство.
Дела в упадке, чернь бурлит,
Татарско-крымское коварство
Ужасной гибелью грозит.
Все знают - ни один боярин
Не смеет царством управлять.
И мы пришли со всех окраин
Тебя о благе умолять.
Мы просим все тебя вернуться,
И всем владеть как сам решишь.
Ты этим дело, все клянутся,
Богоугодное свершишь!' -
Тут Афанасий обернулся.
Все закивали, торопясь.
В ответ лишь криво улыбнулся
И хмыкнул зло Великий Князь.
Царю на плечи князь Черкасский
Уголью бурку положил,
А Бельский, что не догадался,
С досады губы закусил.
Князь Бекбулат, Вокшерин Фёдор,
Переглянулись: 'Что молчит?'
И тут Иван совсем не злобно
Стал с расстановкой говорить:
'От Бога мудрым наущеньем
Быть полагаю посему;
Моим глубоким измышленьем
Отныне только одному
Мне будет дадено решенье
Опалу класть, казнить и гнать
С семьей, казне на возмещенье
Со всех опальных статки брать.
Никто не может мне мешаться,
Ни Дума ни митрополит.
Поручных грамот больше браться
Не будет, если кто сбежит.
Исчезнет, чуя приближенье
Опальный, вся его семья
Заплатит мне уничтоженьем -
Определю вину им я.
Отныне в этом государстве
Себе опричнину ввожу.
Надел и двор и выход царский
Особый новый завожу.
Владеть им буду со бояре,
Которых сам я отберу.
Жить остальным как прежде дале
Приказам, старому двору.
Пускай ведут дела земские,
Суд разбирают по добру.
А коль вопросы не простые -
Идут к боярскому двору.
Дела заморские, большие,
Ко мне пускай они несут,
И крепостные, войсковые,
Им приговоры дам я тут.
Царь Семеон в Москве пусть правит -
Он Чингисхановых кровей.
А мне опричных всех оставит,
Не нужно земских мне червей.
Возьму в опричнину уделы
Сперва предав их палачу,
Создам из них тогда по делу
Ту Русь, которую хочу!'
Все истуканами застыли -
Никто не понял ничего.
Себя крестами осенили
Подозревая колдовство.
'Ты, Висковатый, всех разместишь
По сану пить, по чину спать,
И животом за них ответишь,
Клинки обратно не давать!'
Иван устало улыбнулся,