Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
Ушел с морозного двора
И он наад не обернулся,
Свалилась будто с плечь гора.
Прождав в тревогах ночь, под утро
Решил обратный путь держать
Митрополит, и делал мудро -
Не мог царю он доверять.
Но был задержан не учтиво.
Вперед него в столичный град,
Как неожиданное диво
Велел отправить царь отряд;
Ивана Бельского с Мстиславским,
Ивана Пронского с кавказским
Любезным шурином своим,
Стрельцов и дьяков много с ним.
В одежды чёрные одеться
И метла при себе возить,
Собачьи головы виднеться
Должны у сёдел, всем грозить.
Велел в Приказах оставаться,
Столы свои там завести,
Но как опричникам держаться
И бить всех вставших на пути.
И от Волхонки до Никитской,
Внутри Воздвиженка, Арбат,
Опричный должен поселиться
Народ отборный - к ряду ряд.
Ещё решил в Москве подворья
От стен Кремля совсем сносить,
С Дорогомиловского всполья
Живущих прочь переселить.
Должны чернцы там жить отдельно.
На месте шурьевых палат
Ещё в срок малый трехнедельный,
Напротив Боровицких врат,
Опять за счёт казны московской,
Дворец опричный возвести.
В привычке англицкой и псковской
Стеной с зубцами обнести.
И башни с чёрным орлами,
У птиц тех по две головы,
Чтоб шпили золотом сияли,
А на воротах злые львы...
Глава третья
КРОМЕШНИКИ, ЦАРСКАЯ ОХОТА, 1570 ГОД
Сентябрь уходит; сух и светел,
Дожди в июле пролились
И по ночам холодный ветер
Исподтишка морозил лис.
Морозил всю лесную свору,
Птиц робких перелётных стай,
Неслышный голос звал которых
В далёкий заповедный край.
Окрест поля, луга, дубравы
В святой оправе залегли;
Степаново-Махрисской лавры
Мерцали купола вдали.
Грибы как гвозди в хвою вбиты,
Текочует белки меж ветвей
И небо милостью открыто
Молитвам, крикам журавлей.
Дымок костра щепотью соли
Меж дивных запахом плывёт,
По среднерусскому раздолью
Бог очарованный идёт.
Вдали дымы над слободою,
Что царской псарней нарекли,
Во всепокой небес рекою
Дорогой серой пролегли.
А на холме у сучьев древа
Давно разбитого грозой,
Стоят два всадника, да влево
И вправо крутят головой;
В простом, но не крестьянском платье,
При саблях, но простой подбой,
По виду и повадкам братья
Рекут тихонько меж собой.
'Пусть государь без нас ливонца
Идет отныне воевать', -
Один сощурился от солнца.
Другой стал шапку поправлять:
'Андрей, брат, было мне виденье,
Приснился сон, как наяву.
Наверно за ночные бденья
И знак небесный к сватовству.
Пустынный берег мне явился,
Туда мой ангел опустился.
Он крылья белые сложил,
Спросил о том как был, как жил.
Ему покаялся в гордыне
И всех других своих грехах,
О коих верно не забыли
На мудрых строгих небесах.
Просил немного снисхожденья
И в сватовстве мне поможенья.
Но ангел тягостно молчал
И свет небесный источал.
Потом взлетел, отставил берег,
Но о беде предупредил.
Исчез - мне ангел не поверил!
Ну как, тебя я удивил?'
'Вот ты наплёл чего, Ивашка!
Брось ты купеческую дочь.
Для нас плуг, сабля да рубашка.
Не нам такую свадьбу смочь.
Нам завещал не свадьбу отче -
Он завещал найти удел.
А дьяк так много денег хочет,
На всем порок корыстных дел.
Ты на коня и не садился,
Как царь опричнину созывал
И верой он воспламенился,
Жестоко многих наказал.
Князей Горбатого, Немого.
Горенский к ляхам убежал,
Изобразив купца косого,
Но царь его и там достал.
И тёмной ночью на подворье
Повешен был он как злодей.
И в ад отправились в подспорье
Все тридцать пять его людей.
Других в поля понизовые
Отправил в ссылку, млад и стар,
Во степи кровью политые
Под растерзание татар.
Несчастных помню по Собору
Земскому в радостном году,
В Москве с отцом я был в ту пору.
Я многих знал ещё в войну.
В поход Ливонский с ним знался;
Бестужев, Бабичев, отец
С кем на Озёрищах сражался:
Гагарин, Тёмкин, Мезинец.
Там Ромодановские были
Забыв былые мятежи,
Засекины с Бороздиными -
Все достославные мужи.
Убиты многие, пропали
Бесследно с женами, детьми.
В переселение попали,
Иль в ссылке сгинули они', -
Сказал Андрей, он был постарше,
И видно долго воевал.
Увидел соек улетавших
И трепет странный испытал.
Затем вдали услышал топот,
Как будто много верховых
И будто соколиный клёкот
Витал в высотах тучевых.
'Дьяк обманул, земли тут нету.