Колоски

Павлова Елена Евгеньевна

— Через двадцать… — у Лисы в голове завертелись цифры и воспоминания. Двадцать лет назад. Ей было двенадцать? Нет, ещё одиннадцать. Тот странный переполох, дурацкие расспросы родных о том, где она пропадала почти целые сутки, внезапно открывшееся Видение и отъезд в Университет навсегда. И вдруг всё встало на место: — Так это ты, зараза, меня тогда украл? Это из-за тебя я Видящей стала? Это из-за тебя у меня с двенадцати лет семьи не было? — разъярилась Лиса и потянула с плеча полотенце.

— Ой, ну подожди ты злиться! Дай я тебе всё по порядку расскажу, хорошо? — заслонился незнакомец тощей книжечкой меню. — Хорошо? А потом решишь, нужно тебе оно, или ну его нафиг! Ну, пожалуйста! Я ведь не просто пришёл, я почти двадцать лет работал, чтобы то, что тебе обещал, выполнить!

Лиса видела, что он не врёт, но ничего не понимала.

— Интересно! Это я в одиннадцать лет такая крутая была, что дракона обязала? Это как?

— Так я ж и предлагаю: по порядку! Только сядь, ладно? Это длинная история. — Лиса, подозрительно косясь, опустилась на стул там, где стояла, подальше от дракона, и личку Грома из кулака не выпустила, держала наготове. Если что — кувырнуться в портал она по-любому успеет! Кто его знает? Вдруг с драконами Видение не работает, и он всё-таки врёт? — Вот, слушай. Понимаешь, поклялся я в своё время над могилой матери, что в этом Мире будут жить драконы. Это было очень, очень давно. С тех пор всё и началось.

Ри говорил сбивчиво, не всегда понятно, и сам был собою недоволен, но — что делать? — отвык он разговаривать! Просто отвык. Когда двадцать лет говоришь только с самим собой и с безмозглыми ящерицами, как-то утрачивается способность учитывать, насколько понятны твои речи! Лиса слушала сначала недоверчиво, но потом прониклась, даже начала было сочувствовать, но перестала сразу, как только Ри рассказал ей, что он сделал с ней, а до неё ещё со многими девочками.

— Ну, ты и уро-од! Ну, ты и скоти-ина! — даже удивилась она.

— Во-во, ты тогда меня так же обзывала. Но, понимаешь, никто же из них ничего не помнил в результате, я им память стирал — и всё. А тебе в последний раз забыл. Вот так и вышло. Но я извинился, сама посмотришь! И пообещал! И слово, как видишь, сдержал! Я всё сделал, правда! Всё готово! Вот, и пришёл…

— А очки надеть?.. — развеселилась Лиса.

— Забыл, — удручённо кивнул Ри. — Волновался я сильно, вот и… — вздохнув, объяснил он. — Я же на тебя третий день смотрю, ты почти не изменилась. В детстве такая же бешеная была, — он вдруг понял, что сказал и неловко замялся. Лиса заржала. Вот этого нелепого косноязычного недотёпу бояться? Я вас умоляю! Зрачки вертикальные? Да хоть крестиком! Она с двенадцати лет в Универе с кем только ни общалась, а с двадцати — с Громом, и что ей какие-то там зрачки?

— Ладно. Я всё поняла. Коньяк будешь? — отсмеялась Лиса.

— А? — растерялся Ри.

— Коньяку налить, говорю? — как на глупого уставилась на него Лиса. — Или вина? Или ещё чего? Э-эй! Дома есть кто?

— Э-э-э… Да, — облегченно перевёл дух Ри.

— Что — да? — опять хихикнула Лиса. — А то счаз такого налью — зигзагами летать будешь! Дракон, блин!

Сидели они долго. Ри расспрашивал Лису обо всём, что с ней было, она рассказывала с удовольствием и в лицах. Ри только ахал. Это надо же, какая интересная у этой девочки вышла жизнь! Кто бы мог подумать! И всего за каких-то двадцать лет!

Как и когда Ри ушёл, Лиса, проснувшись, так и не вспомнила. И не мудрено! Не фигово так посидели! Голова, блин, просто вдребезги раскалывается — это что-то! И ведь не протрезвела ни фига, до сих пор пьяная! Ну, да, эта зараза хвостатая ей что-то про «коктейли» рассказывала, ага! Они, конечно, эти «коктейли» изобретать принялись, типа новые! И, естессно, пробовать! Ага. Уй, блин, трещит-то как! Роган, где ты? Ну, хоть до своей комнаты как-то добралась, хоть и вырубилась, не раздевшись. Так, а это что? В кулаке, которым Лиса держалась за лоб, был крепко зажат камушек. Простой камушек с побережья, с дырочкой, просверленной самим морем. А-а, это её первый… хи-хи, сексуальный опыт, ага. О котором она забыла на двадцать лет. А когда это он ей его отдал? А-а, это она помнит, ни фига он не хотел его отдавать, всё уговаривал, что она, мол, состоялась, как жена и мать, и ни к чему ей такие воспоминания, и так далее. А она его полотенцем, полотенцем! И отобрала. А на фига? Уй, а вот задумываться не надо, вредно это! Прямо чувствуется, как мысли под черепом лапками царапучими по извилинам перебирают — ой, мама, вот одна направо поползла! У-у, зараза, пошла вон! Ой, нет, нет, лучше не двигайся! Так, а тут что? Зачем ей меню? А, тут записка, прямо поперёк. «Зайду через неделю. Ри.» Значит, не сама до койки дошла — донёс. Ага, надо запомнить, что пьяная в хлам Видящая к прикосновениям всяческих там драконов относится глубоко индифферентно! О как! В упор не Видит! Но вот вопрос, думала Лиса, плетясь по стеночке в туалет, а что, собственно, ей с этим днём делать? Отобрать — отобрала, эт хорошо, эт правильно, эт моё, и нефиг всяким там драконам… а теперь? Посмотреть? Как кино? Или ну его на фиг? Не-не! Не на пьяную голову такое решать! Сейчас ночь глубокая. Три? Да, три часа утра! Ещё спать, да спать! Вот мы счаз разде-енемся, в кроватку ля-ажем, проспи-имся, а за-автра… С этими благими мыслям Лиса добрела до своей комнаты, зашла внутрь и шагнула к кровати. В этот момент старый шнурок зацепился за дверную ручку, лопнул и выскользнул из дырочки амулета. Тело Лисы рухнуло на ковёр, а дух провалился в прошлое.

На следующее утро Лиса свершила истинный подвиг: корчма открылась! Правда, Рола, как увидела свою райю Мелиссу, так за щёчки и схватилась! Ничего не сказала, только смотрела. Так смотрела! А что ж тут скажешь-то — красота же несказанная, отворотясь не насмотришься, полная палитра на личике: вокруг глазок заплывших синячищи чёрные, сама зелёненькая, губки синенькие, и яркий жизнеутверждающий штрих — весёленькая багровая шишища на лбу, да ещё и не по центру! Какая у вас симпатичная зелёная блузочка в цвет лица! Ага. Лиса только рыкнула злобно — и день завертелся. По-хорошему надо бы, конечно, день Осознания объявить и отлежаться. Явно же сотрясение мозга заработала, все симптомы налицо. И на лице. Вокруг глаз синяки, один зрачок увеличен, мутит, голова трещит. Но вот на это Лиса как раз была не способна. Всё что угодно, только не оставаться в одиночестве! Всё, что угодно, лишь бы мысли были о деле, а не о том, что открылось ей сегодня ночью! Работать, работать, только не думать! Не думать, не думать! И сидр не забывать прихлёбывать с печатью обезболивания, когда голова опять болеть начинает. Полстакана — и нормально. Компот Рола ещё успела спасти, вовремя заметив и выдернув у Лисы из рук солонку, но рагу Лиса всё же умудрилась наперчить так, что все её зауважали. Сразу благословенные райнэ силою её чувств прониклись, и глубоко, блин, аж до самого желудка. Рола попробовала — еле рот потом прополоскала! Но разошлось переперченное рагу на диво быстро, с утра-то, с похмелья оно — самое то! Во-во, спасибо, что не сахар в руки попался! Объясняй потом благословенным, у какого зверя мясо сладкое…

И ведь оправдался расчёт Лисы. К середине дня уже немножко отошла, перестала застывать с отсутствующим видом. Даже отвечать что-то начала, правда, невпопад, но уже словами, а не злобным рыком. Но даже перед закрытием не рискнула Рола спросить свою райю, что с ней произошло. Ясно же, что ничего хорошего. А матюги слушать — вот спасибо-то, а то не слышала никогда, как райя материться-то умеет! Сказала ей, конечно, что всё, домой пошла, а райя только рукой махнула — иди, мол, не отсвечивай. Ну и пошла. Ночевать там, что ли?

Только к ночи Лиса окончательно осознала — что она и где она. А вот тут она у окна стоит и тряпкой по витражу возит, и давно уже возит, видимо. Спасибо, хоть тряпка не половая, более-менее чистая. Обернулась. Корчма просто сияла чистотой. Это ж надо так нажраться! И чем, Жнец Великий! Сидром! Ну и ладно, а вот мы ещё кувшинчик нальём! Чтобы голова не болела. Налила и уселась посреди ярко освещённого абсолютно чистого зала. Вот, теперь можно и подумать. Значит, что же это получается? Получается, что вовсе не свой приход к ней имел он в виду, когда говорил, что всё сделал? И отговаривал не просто от восстановления памяти? Потому что обещал он ей не только вернуться и отдать память о том дне, а найти способ сделать её драконом, таким же, как он сам! А память он ей стёр халтурно. Недаром же осталось в теле это ощущение полёта, отсюда и её мечты! И привычка драться полотенцем не оттуда ли взялась? А главное — эта сволочь её изнасиловала! Когда он об этом рассказывал, она, конечно, возмутилась, но до конца не осознала. А теперь она именно вспомнила, что тогда пережила — и готова была его убить, просто убить! Выслушать рассказ о случившемся с тобой когда-то или вспомнить, прочувствовав всё полностью — это ну о-очень разные впечатления! Как она тогда с ума-то не сошла — непонятно! Да и вчера спасло её рассудок, видимо, только то, что пьяна была в зюзю. Хотя… Дети воспринимают мир несколько иначе, чем взрослые. И на шею ему она сама в результате повесилась, никто не заставлял — ой, стыд-то какой! С другой стороны — не сотвори он с ней такое, у неё, двенадцатилетней, и мыслей бы таких не возникло, и стыдиться было бы сейчас нечего. Но ведь повесилась, сопля такая, нахалка малолетняя! Покажи ей! Дура любопытная! И ведь показал! Лиса покраснела и хмыкнула. Хорошо показал, но Дон лучше умеет. И полёт. Он действительно извинился. Настолько, насколько вообще было в его силах, это он ей вчера объяснил. Ещё до того, как они стали выяснять оптимальную пропорцию сидра и коньяка, она тогда ещё что-то понимала. ТАКОЙ памятью действительно не мог похвастаться никто в Мире! А о том, что её Дар пробудится сразу после этого, он предвидеть не мог. И теперь он пришёл, чтобы сделать её драконом, как обещал. А как же Ника? А Дон? А корчма? Нет, от Дона она скрывать ничего, конечно, не будет, но как он на всё это отреагирует? Что же делать? Стать драконом потихоньку, летать тайком, как ребята с падолётом со своим, скрываться, то есть… врать. Ну, да, она уже не будет… Мать ваша Перелеска! Да она же перестанет быть Видящей!!! Она вскочила и забегала по корчме в страшном ажиотаже. Избавиться от ненавистного Дара! Новая жизнь, совсем другая! Свобода! Она сможет… Она сможет всё! Всё!!! Она раскинула руки, будто обнимая весь Мир! Кувшин слетел со стола и разбился, по полу растеклась лужа сидра. Лиса плюхнулась на опасно треснувший при этом стул и торжествующе захохотала. А потом заплакала.

Поиск удался, да ещё как! Мага — десятилетнего мальчишку — забрали вместе с матерью, молодой вдовой. Не сильно и убеждать пришлось. Устали они оба таиться от односельчан, а идти в другие края тоже боялись. Далеко, страшно, да и не на что. «За так» кто накормит-то? Молодец Роган, это он почуял неестественное отсутствие фона у мальчишки, Дон бы мимо прошёл. Искал-то повышенный — а тут… Вот, что значит — необученный маг: хотел, как он сказал, «быть, как все», а вместо самоблокировки нечаянно навесил на себя защиту, да ещё отражающую внутрь, а не наружу, как полагается. Ну, да, снаружи никаких проявлений не осталось, даже фон исчез. А потенциал-то внутри копился! За пару лет там уже такое накрутилось! Ходячая магическая бомба. Сами снимать защиту не рискнули, потащили мальца в Универ, там в него сразу вся магическая братия вцепилась. А Дон с Роганом занялись мамой, успокоили, более-менее одели за казённый счёт, и к вечеру её даже удалось пристроить неподалёку от Универа, чтобы с сыном видеться могла. Без образования, конечно, особо рассчитывать ей было не на что, но при ресторане посудомойка голодной никогда не останется, а мальца теперь Корона кормить будет! Ничего, всё образуется. Накопит женщина пару когтей — пойдёт на курсы, молодая ещё, всё у неё будет! Всё было сделано правильно, никто не обижен, можно было идти домой. Дон кивнул Рогану и шагнул в портал Найсвилла, на двор корчмы. И чуть не выпрыгнул обратно.