Колоски
Шрифт:
— О! Самое то! — Дон довольно почавкал ногой в мокром мху, а Роган поспешно завешивался отвращающим заклятием от насекомых. Вампирам хорошо, гнус ими не интересуется, а на живого человека мгновенно налетела жужжащая туча. Они стояли в небольшой долинке, окруженной невысокими мягкими холмами. Деревьев здесь не было — только мох. Глубокий и мокрый. А подо мхом — оттаявшее болото. Дэрри попытался расставить стремянку — ножки тут же увязли на треть. А по карте здесь возвышенность, что же тогда в остальных местах? Пришлось перебраться на макушку холма, там оказалось посуше. Расстелили простыню, чтобы не потерять во мху детали, распаковали падолёт, собрали. Портал пришлось сделать большой, как для Зверей, иначе крыло бы не пролезло, и доску под портал крепить не на верхней ступеньке стремянки, а над ней, уже на поручни. Всё сделали, всё приготовили. И чуть не поругались. Дон и Дэрри пытались убедить Рогана, что первое испытание новой конструкции должен опять проводить
И вот — свершилось!
Ноги его ещё стояли на ступеньке, и в портале земля была совсем близко, но за краем портала вид был совсем другой — с высоты километра открывалась широкая панорама болот, левее, в дымке, виднелось белое поле ещё не растаявшего льда, уходящее к горизонту, правее что-то темнело, наверное, лес. А основной проблемой оказался ветер высоты. Пока что Роган держался за стремянку ниже портала, а вот ещё чуть выше подняться — и держаться станет не за что! А сдувает уже сейчас! И вместо плавного начала скольжения, как объяснял ему Донни, уйдёт Роган кувырком, а этого даже паучий шёлк не выдержит!
И — не свершилось.
Как залез Роган на стремянку, ведущую в небо, так и спустился. И ещё минут двадцать ушло, пока опять сходили в Найсвилл, нашли подходящий шест и закрепили его так, чтобы отважного падолётчика не сдуло вверх тормашками с места старта. И только тогда Роган смог, наконец, держась за шест двумя руками, подняться в небеса. И замер в испуге. Да, он хотел! Он очень хотел! Но кто же мог знать, что это так страшно? А ветер сразу подхватил крыло, приподнял, попытался унести. Роган уже висел в воздухе, изо всех сил вцепившись в качающийся шест, и только бы не отпустить, только бы не отпустить, только бы… Но долго пребывать в ступоре ему не дали. Следом из портала вынырнул раздетый догола Дон:
— Отпускай! А то сейчас стремянка упадёт, её Дэрри еле удерживает! Парусность же! Давай-давай! — замахал он на Рогана руками. Пригляделся внимательней, заметил оловянный от страха взгляд мага и… выдернул шест вместе с цепляющимся за него Роганом из портала наверх. Наклонил вниз. И отпустил.
Так, с шестом наперевес, как рыцарь древности, и отправился Роган в свой первый полёт. И не планируя, а просто вниз головой. А падолёт не давал сбиться с выбранного курса, только вращение задал по оси падения. И клич у Рогана был вполне рыцарский — всех святых помянул:
— А-а-а-а! Матерь светла Перелеска, Святый Серп Жнецу под яйца-а-а-а-а! — только глаза были вытаращены совсем не по-рыцарски. Вот в левый глаз ему мошка и влетела, и заклинание не помогло! Обыкновенная мошка, но на такой скорости — как сапогом в глаз получил. И очень хорошо сработало! Истерика разом прекратилась, Роган даже попытался управлять полётом, но понял, что не представляет даже отдалённо, как это делается! Маг срочно переключился на Дона и стал тыкать в него шестом.
А Дон с хохоту и перекинуться забыл! Так и падал рядом с магом спиной вниз, дрыгаясь от смеха, пока его Роган шестом не достал. А как достал — тут падолётчика совсем беспорядочно закрутило, еле Дон его догнал и из штопора вывел. Но, даже будучи уже мышью, продолжал ржать неудержимо. Описав в воздухе пару неровных кругов, они скрылись из глаз за три холма от места взлёта. Дэрри, прибежавший с одеждой Дона к месту посадки, застал уже только самый конец представления. Избавившийся уже от полётной сбруи Роган, сидя в обширной луже талой воды, одной рукой держался за наливающийся вокруг глаза фингал, другой за сердце, а рядом, валяясь на спине, конвульсивно дёргалась, свистела и шипела во мху гигантская летучая мышь. Только падолёт все издевательства героически выдержал, ни одного повреждения заметно не было — хоть сейчас лети!
— Ты бы видел его лицо-о-о! — минутой позже рыдал от смеха Дон, натягивая штаны. — А как он ора-а-ал! А-а-а, я не могу больше! Хи-хи-хи-и-и! А какие были глаза-а-а! А-а-а, хахахаха! Ты налетался, трепетный мой?
— Я? — очнулся маг. И вдруг страшно возмутился: — Ты с ума сошёл? Да я и понять-то ничего не успел! Брык, швырк и бряк — и всё! Надо выше устанавливать, чтобы я хоть понять успел, как оно работает! Ты что же думаешь — я дурак уже? Что уж я — не понял, что это ты меня вёл? Всё я уже понял! Надо полтора километра ставить. Только штаны переодеть… — озабоченно пощупал он себя, и Дона опять согнуло. — Да не пошёл бы ты уже, дубина? — взвился Роган. — Это ж от мха мокрого, ты ж меня в лужу посадил, чудовище! — но Дэрри уже тоже ржал. Роган махнул на них рукой и открыл портал в Найсвилл — сухие штаны у Лисы попросить. Кто же в мокрых штанах летает? И вообще, одежду для полёта надо из того же шёлка шить — эту продувает насквозь, хоть и зимняя! И очки надо приспособить какие-то, осторожно потрогал он глаз. Небьющиеся. И вообще маску на лицо. Холодно там, наверху. И ветер.
Глава вторая
Святой отец Бертольд, экзорцист и охотник на нечисть, шёл по следу уже три года. Три года уходил от него этот хитрый носферату, три года всё, что оставалось отцу Бертольду — это утешать осиротевших людей после изгнания порождения тьмы. Но вот, наконец, вчера он понял — цель близка! Но и носферату затеял что-то необычное! Отловил по округе всех кошек и куда-то спрятал, похоже — в один из склепов на местном кладбище. Почему? Ждёт новолуния, отец Бертольд мог сказать это совершенно точно. Не зря же он с благословения учителя своего, самого святого настоятеля, прочёл столько мерзостных сочинений чернокнижников! Врага надо знать в лицо! И он читал. Его тошнило, но он читал, и не убоялся погружения в знания запретные, ибо крепок он в вере, и не найдёт враг рода человеческого дороги к душе его. Экзорцистов вообще очень мало, слишком специфическая подготовка требуется, слишком много знаний, и знаний особенных, святой церковью совсем неодобряемых. Немногие братья отваживаются принять их груз, слишком опасно это для души. Но Бертольд смог, и стал экзорцистом, и не раз уже вступал в схватку с порождениями тьмы, и сегодня он готов! И верёвка святой великомученицы Моники готова: вымоченная в святой воде, пропитанная солью и высушенная на алтаре под неумолчное моление — о, это грозное оружие! Одно прикосновение к ней будет повергать любую тварь нечистую во прах и вечный скрежет зубовный.
И ночь пришла.
Спали тёмные ели, спало озеро, спало маленькое кладбище рядом с деревушкой в горах Трансильвании. Но вот раскрылись двери склепа наследного барона. Опасливо озираясь, вышло оттуда нечто — серая кожа, лысый череп, красные глаза, чёрная хламида. В том, что когда-то было руками — безмолвно бьющийся узел: кошек он голоса предусмотрительно лишил. Страдать можно и молча! Сегодня! Сегодня он покинет наконец эту негостеприимную страну! Он оборвёт след, пусть этот глупец ищет — куда делся тот, кого он так упорно преследует. А он пойдёт дальше, пойдёт в мир! Мир велик и полон вкусной еды! Надо только выбирать места, где еда ещё не догадалась, что она именно еда, а не венец творения, и не придумала всяких фокусов с солярными знаками! А таких мест много, очень много, но силы для перемещения удалось накопить только сейчас. Слишком долго он медлил, а потом везде появились эти солярные знаки и серебрёная вода — и находить еду стало трудно, иной раз больше энергии потратишь, чем приобретёшь. Ну, да ничего, сегодня это закончится!
И носферату, переставший быть человеком всего сто лет спустя после рождения Иисуса Христа, стал вычерчивать пентаграмму на перекрёстке между могил. Он прекрасно видел в темноте, ему свет был не нужен, чего не скажешь об отце Бертольде. Всё, что было видно святому отцу в слабом свете звёзд — это невнятное и беззвучное шевеление куска мрака, ещё более тёмного, чем темнота ночи. Тишина царила над старым кладбищем, ни звука, ни шороха. Даже ветер стих, всё замерло. В полном безветрии ещё более странно выглядело продолжающееся шевеление теней в слабом звёздном мерцании. И, несмотря на искреннюю и горячую веру в господа нашего Иисуса Христа, мороз продрал святого отца по коже, и волосы встали дыбом на голове его. Что же задумало сотворить это чудовище? Неужели он хочет поднять умерших? Но на это святому отцу Бертольду есть, чем ответить! Молитвы изгнания и упокоения затвержены им давно, сколько раз уже приходилось ему произносить их. Не собьётся и в этот раз! И вот среди ночи слабым и призрачным голубоватым светом озарились ближайшие надгробия. Облако светящегося тумана повисло над центром пентаграммы, в углах которой, истекая кровью, медленно умирали связанные животные. Стал виден и творец сего непотребства: сгорбленная фигура с лысым черепом явно собиралась шагнуть в сияющее марево. Уйдёт, понял отец Бертольд. И, выскочив из-за надгробия, метнулся вслед тающей в мерцающем мареве дичи.
В Столичном Университете маги поставили смелый эксперимент с машиной дэ Форнелла, о которой сам создатель знал очень мало. Он её сделал, он её один раз применил — и всё! И даже то, что она каким-то образом сработала, он понял только потому, что подопытный материал — сошедшая с ума девушка-полукровка — исчезла неведомо куда. А университетские маги и этого не увидели, потому что подопытного образца у них не было, не догадались они, что на пустую площадку в центре нужно что-то или кого-то поместить. Зато была прорва энергии — много, очень много, на сорок четыре порядка больше, чем было в распоряжении дэ Форнелла. И вся эта уйма энергии ухнула куда-то при включении, и… ничего не произошло. То есть, вообще. Ничегошеньки. Маги растерянно переглядывались и пытались сообразить — а что, собственно, им теперь писать в отчёте? При испытании неизвестного агрегата непонятного назначения было потрачено 10 в сороковой степени килотонн магэнергии… с нулевым результатом. Жизнь магов стремительно утрачивала прелесть. Прямо на глазах.