Колоски
Шрифт:
— Чего это он? — удивился Риан. — Какая такая испугна? Что, вообще, за бред? Райнэ! Почему я должен это слушать? Кто амулеты делал? А ему-то переводчик надели? — Дон и Дэрри прыснули при первых же словах молитвы, настолько нелепо смотрелся вдохновенно размахивающий руками и завывающий отец Бертольд, и теперь тихо давились хохотом. А слова Риана дали ещё и простор для соответствующих идей:
— Ему не переводчик, ему ошейник надо! — тихо подсказал Дон.
— Ага, строгий! Который с шипиками внутрь! И цепь потолще! — так же тихо вякнул Дэрри, и оба
— Э-э-э, видите ли, на-фэйери, он, похоже, говорит не на одном неизвестном языке, а на нескольких! А амулеты срабатывают только на том, который, видимо, для него родной. А все остальные — выученные, — поспешил объяснить один из магов.
— Несколько языков??? Благословенный, вы сами понимаете, что несёте?!! — припух Король. — Есть эльфийский, он же — древняя речь, и есть общий, который считается смесью искаженного эльфийского с речью последнего дракона — больше в Мире отродясь никаких языков не было, что вы мне голову морочите?
— Видите ли, на-фэйери, похоже на то, что он вообще не из этого мира. Мастер мечей дэ Тэрон высказал такое предположение, и. видимо, был прав, — второй маг развернул перед Рианом довоенную карту Мира. — Вот, взгляните! Ни одно государство не носило в нашем Мире таких названий, как он говорит: Энгланд, Нидерланд, Остэррайхь — нет здесь таких, и никогда не было! У нас, признаться, была сначала мысль, что он каким-то образом попал к нам из прошлого…
— Так-так, — кивнул Риан, — И что же навело вас на мысли о такой возможности? — маг тяжело вздохнул. — Только не пытайтесь меня уверить, что эта идея возникла на пустом месте, — ласково улыбнулся Риан. — Мне представить страшно, сколько энергии может потребоваться на такой прорыв! Откуда-то же она должна была взяться? Чтобы смогла родиться эта идея. Итак?
Маг опять тяжело вздохнул. Правильно ему говорили, что Король всегда слышит больше, чем ему рассказывают. Прямо, как мысли читает. И рассказал о провальном — в буквальном смысле — эксперименте с машиной дэ Форнелла. И мысленно осенил себя серпом — вовремя пришлось! Король настолько заинтригован этим пришельцем, что их ляп с экспериментом прокатит на тормозах! Отец Бертольд тем временем убедился, что его молитва никого не изгоняет, а, наоборот, вызывает — нечестивый хохот она вызывает. Поэтому он замолк и стал настороженно слушать рассказ мага.
— То есть, вы мне хотите сказать, что эти ваши килотонны — сколько вы их там грохнули? — перебросили сюда этих милых ребят аж из другого Мира? И один из них при этом оказался спившимся на крови ординаром? — маги ахнули. Этого они не знали. — Да-да, райнэ, был ещё один, просто ту пакость мы с райнэ дэ Мирионом и дэ Тэроном уничтожили сразу. Но — вопрос! А откуда, собственно, в том мире взялся вампир? Наши — дети Жнеца Великого и Святой Матери ле Скайн. А там чьи они дети? Эй, благословенный! Простите, а как вас называть?
— Бертольд, святой отец воинства Христова, — с достоинством представился
А присутствующие с недоумением переглядывались. Во-первых, «святой отец» торчком встало у всех в голове, и укладываться не собиралось. Во-вторых, «отец воинства» — это что-то очень… То ли эпохальное, то ли экстравагантное. Или сильно героическое? Нет, по отдельности слова был вполне понятны, но вместе…
— Райн… Бертольд, скажите, а в чём, собственно, состоит ваша святость? — озвучил Риан общий интерес. — Не поймите мня превратно, но это как-то… необычно. Вот святая мать — это понятно, материнство вообще свято. В чём же святость отца?
— В служении Господу нашему, Иисусу Христу, — удивился наивному вопросу Бертольд. «Господа» амулет не осилил, перевёл, как «хозяина». Ну, не было в Мире господ, что ж поделаешь! И все удивились ещё больше. Примерных служащих вокруг навалом, что же — всех святыми объявлять? Риан понял, что эта непонятная обеим сторонам беседа может продолжаться бесконечно и решил оставить разъяснения неувязок на потом.
— Скажите, пожалуйста, райн Бертольд, а что за тварь была с вами в саду? Боюсь, мы несколько поторопились её уничтожить, можно было исследовать… Наверно… Но уж больно была мерзкая! — с чувством сказал Король и скривился.
— Носферату, — глухо сказал святой отец. Амулет забуксовал и не перевёл вообще никак.
— Ноусферрайту… подъём к пределу широкого тепла низкого очага? Чушь какая-то… Да нет, не может быть, эльфийский в амулет только Перворождённый заложить может, — помотал головой Риан. — Это профессия? Он специализированно что-то делал для этого Феррату? Нет, наверно, я не так понял. Подробнее, будьте любезны! Как живёт? Что ест, что пьёт, ареал обитания?
— Они не живут, — мрачно сверкнул очами святой отец. — Хоть и существуют! Солнца свет во прах обращает их, и удел их — тьма, и жизнь их во тьме, и пища их — кровь человеческая! Нечистые твари они, и один страх у них — пред святым распятием!
— Простите, благословенный! — вдруг вмешался Донни. — В каком, извините, смысле — не чистый? Грязным каждый бывает, даже я, работа такая, знаете ли, иногда так извозишься — никакая «Чистота» не спасает. Но вы, кажется, вкладываете в это слово какой-то иной смысл? И что такое — святое распятие?
На последующий страстный монолог святого отца амулеты выдали вместо перевода такую кашу, что понять ничего не удалось, кроме одного: вот этот деревянный крестик — символ какого-то таинства, и на спившихся на крови вампиров имеет, вроде бы, какое-то влияние.
— Вот этот, что ли? — Донни скользнул к арестанту, взял крестик и брезгливо поморщился: многолетняя грязь настолько въелась в дерево, что дотрагиваться было неприятно. — Слушайте, да тут резьба! Очень мелкая, сейчас… Жнец Великий, да тут мужик гвоздям приколочен!