Колумбы российские
Шрифт:
Девушка подошла близко к Тараканову, почти прикасаясь подолом своего кожаного одеяния к его лицу… низко наклонилась и, в упор глядя ему в глаза своими черными, горящими от ненависти глазами, злобно прошептала:
— Все русские убиты… только тебя, собаку, возьмут в селение… будешь там одним из рабов!
Она гордо выпрямилась и свысока посмотрела на пленника.
— Ты здоров, молод и силен… силен, как мул… тебя жаль убивать… ты будешь у нас мулом.
— Но, Даша… я ничего не понимаю… А что случилось с Кузьмичевым, твоим Кузьмичевым?..
Девушка вдруг
бок на землю, затем подошла к нему и яростно плюнула на песок.
— Кузьмичев, вот… от него ничего не осталось… только один плевок… Его голова… — и она выразительно провела ребром ладони по своему горлу, — голова чик-чик… висит на колу.
И, довольная своей речью, девушка неожиданно радостно ухмыльнулась.
— Нет больше форта… сгорел… смотри!
Тараканов с трудом повернулся в направлении леса, за которым был форт, и увидел подымавшиеся там густые клубы дыма.
Девушка коротко что-то приказала индейцам на своем языке, и те бесцеремонно потащили Тимофея к своей большой байдаре, награждая его по дороге пинками и подзатыльниками.
6
Для Тараканова в индейском селении настали кошмарные дни. Первую ночь он провел привязанным руками и ногами к большому столбу, как бык, которого привели на заклание. Всю ночь он слышал страшные крики двух других пленных — Кочесова и Еглевского, где-то недалеко индейцы изощрялись в мучительных пытках над ними. Эти предсмертные крики иногда заглушались победными звуками десятков барабанов, торжествовавших победу над русскими, пришедшими непрошенными на землю индейцев. Всю ночь Тараканов ожидал подобной участи и для себя.
Утром пришли два свирепо размалеванных индейца, отвязали Тараканова от столба и повели его куда-то. Он был уверен, что его повели на смерть. К его удивлению, индейцы ввели его на широкий двор за изгородью, где уже находилось несколько рабов, занятых чисткой рыбы. Тимофею развязали руки и втолкнули в группу невольников, где его сразу же заставили делать такую же работу. Через несколько Минут там появился вождь племени колошей Скаутлеут со своим племянником Котлеаном. Вместе с ними пришла и индианка Дашка. Только тут Тараканов увидел, как мало русские знали своих соседей-индейцев, — не знали, что Дашка была дочерью Скаутлеута, дочерью большого вождя крупного племени колошей-тлинкитов.
Тараканов угрюмо наблюдал за всем происходящим. Его больше не удивлял тот факт, что посмотреть на него пришел вождь Скаутлеут. Все русские в Михайловском, как и Тараканов, подружились с ним, считали его наиболее дружественно настроенным к русским и даже изменили его труднопроизносимое имя на Михайло. Подумать только, все эти месяцы Скаутлеут спокойно изучал обстановку, подослал дочь работать служанкой у Кузьмичева, где она могла видеть и знать все, что творилось в Михайловском.
Скаутлеут с Котлеаном подошли и насмешливо посмотрели на мускулистого Тимофея. Потом вождь
— Переведи Тимофею: будет хорошо служить, останется жив… а если попытается бежать, — поймаем, на первый раз отрежем нос и уши. Попробует еще раз — замучаем насмерть…
Красавица-индианка, с ненавистью глядя на Тимофея, перевела ему слова отца.
— Скажи вождю, Дашка, не ожидал я с его стороны такой подлости за все наше к нему хорошее отношение. Он показал себя не орлом индейским, а подлой гиеной. Не вождь он, а шакал.
Кровь вскипела у гордой индианки от такого оскорбления, и она с размаху ударила Тараканова по лицу. Потом повернулась и перевела слова Тимофея отцу. Вены на лбу индейца налились кровью, глаза стали стальными.
— Не грозись, белолицый… долог твой язык, так его нетрудно и укоротить — отрезать.
Скаутлеут повернулся и готов был уйти, но тут к нему подошла дочь и что-то шепнула. Угрюмые морщины на лице вождя вдруг разгладились, глаза повеселели. Он опять повернулся к Тараканову:
— Не дело тебе быть среди мужиков здесь. Мы переводим тебя на бабью работу, будешь служанкой моей дочери… посадим тебя среди ее других служанок…
Он повелительно отдал приказание своим индейцам, и те, схватив Тимофея за руки, потащили его на двор Дарьи. Там уже было несколько алеуток и индианок, захваченных из других племен. Алеутки встретили Тимофея суровым молчанием, а индианки приветствовали его злорадным смехом.
— Что, храбрец, будешь пищу готовить своей госпоже, мокасины ей шить да бусы нашивать на одежду…
И то, что индианки говорили в шутку, оказалось на самом деле той работой, на которую поставила его Даша. Его главными обязанностями было прислуживать «на кухне» кухонным служанкам, чистить овощи и рыбу, прибирать, исполнять всякую грязную работу, а все остальное время ему было приказано заниматься женской работой — шить новые мокасины для Даши и пришивать всякие побрякушки на ее одежду.
На второй день работы в услужении «хозяйка» его жестоко избила. Что-то не понравилось ей в его взгляде, когда она отдала ему очередной приказ. Девушка крикнула индейцам, всегда на почтительном расстоянии сопровождавшим ее, — отдала какой-то резкий гортанный приказ. Те в момент подбежали к Тимофею, закрутили ему руки за спину и повалили на колени. Один из индейцев пригнул голову Тимофея к земле…
Даша подошла к нему с грубым сыромятным ремнем, взмахнула и с силой ударила по спине. Она в исступлении наносила ему удары и остановилась только, когда устала бить.
— Запомни… — прошипела она, — это будет повторяться до тех пор, пока не научишься вести себя, как надо. Ты еще поплатишься у меня за побои Кузьмичева.
И тут на земле, у ног Даши, избитый Тараканов понял откуда у нее появилась такая ненависть к русским. Вспомнил он, что несколько месяцев назад Кузьмичев здорово поколотил ее за что-то, кажется, Посмотрела она на кого-то из промышленных дольше, чем полагалось. Никто тогда не обратил большого внимания на это: дескать, проучил муж жену, так на то он и муж.