Колыбель для Ангела
Шрифт:
Так же, как знал он и то, что немало было прежде, да и доселе предостаточно тех, кто желал завладеть Ковчегом. Поскольку многие знали о его существовании и его невероятной силе. Но лишь немногие из них знали о предназначении Ковчега. Это знал Калибус.
Это была его задача, и задача его усложнялась комплексом условностей.
Ковчег находился в Сибирских Горах, под охраной древнего клана Хранителей Ковчега и сейчас их с Исмаилом путь лежал на Алтай. Калибусу в физической форме Исмаила необходимо было оказаться как можно ближе к стану Хранителей Ковчега, чтобы он мог покинуть физическую форму и незамеченным проникнуть в стан. Контакт с Хранителями Ковчега почти пропал и нужно было торопиться оказаться в зоне досягаемости, пока сигнал был еще уловим. Оттуда и следовало начинать поиски.
Перемещаться с Исмаилом через тонкие планы было рискованно – его слабый организм мог не выдержать нагрузки. А без Исмаила он не смог бы действовать в материальных планах, поскольку могла возникнуть необходимость переместить Ковчег, для чего требовалось физическое тело.
Поэтому они были вынуждены следовать земными путями. Они воспользовались поездом, но и этот путь отнял у Исмаила много сил – сказывался возраст. Тогда Калибус впервые понял, что взвалил на Исмаила непосильную ношу. Но отступать было поздно – поиски нового проводника в материальном мире могло занять время, а оно для Калибуса как раз было ограниченным. Чувствуя физические страдания Исмаила, он высказал ему свои опасения, что тот может не выдержать выпавших на его долю испытаний.
– Я выполню до конца свое предназначение, – сказал Исмаил. – Я всю жизнь ждал этого и, конечно же, ни на миг не задумался бы над тем, стоит ли оно того. Сожалею лишь об одном – что эта миссия не наступила раньше, когда я был молод и крепок телом. Но и в этом есть свое противоречие – когда я был молод, дух мой не был столь крепок, как тело, и тогда я не был бы готов встретиться с тобой.
– Тогда бы мы и не могли встретиться, – ответил Калибус. – Этот мир создан на противоречиях, и изменить установленный порядок – значит уничтожить его.
Исмаил вышел проветриться в тамбур. Было глубоко за полночь и за окном, вдали, мелькали редкие огоньки. Только звезды, непрерывно мерцая, светили невозмутимо отрешенно. Мерный перестук колес отсчитывал километры их долгого пути.
Калибус все еще привыкал к физическим параметрам материального мира. Более всего его поражало давно позабытое им взаимодействие времени и пространства, именуемое скоростью – материальный мир словно стоял на месте. Преодолевать в нем пространства занимало немыслимо продолжительное для него время.
Но, вместе с тем, пребывание в физическом теле давало особые ощущения. Он мог чувствовать! Он ощущал холодный ветер, теплые лучи солнца, различал запахи цветов и приближающейся грозы, вкус сладкого абрикоса и обжигающую горечь острого перца. И сковывающую тяжесть тела. Все это он ЧУВСТВОВАЛ! Как и ту боль, которую испытывал Исмаил от последствий ран и болезней, перенесенных им на протяжении жизни. То была его, Исмаила, жизнь, его раны и его тело. Но Калибус ощущал их как свои. И эта чужая боль тоже напоминала ему о собственной земной жизни.
Когда-то и он жил в физическом теле, хотя их тела имели существенные отличия от нынешних. Он был из рода Титанов и их могучие тела позволяли им многое из того, что современные люди не могут себе даже представить.
Но все эти ощущения, испытываемые им в теле Исмаила, напомнили ему те переживания, которые он испытывал в своем теле. Тогда он и представить себе не мог, что может быть как-то по-другому и как можно жить вне физического тела.
Но сейчас его больше беспокоило другое чувство, порожденное симбиозом его знания, ограниченного физическим мировосприятием. Предчувствие надвигающейся беды терзало Калибуса, и со временем оно усиливалось. Находясь в физическом теле, он никак не мог уловить источник, порождающий это чувство, но его сущность ощущала надвигающуюся опасность. Ему трудно было распознавать волны, которые излучала эта опасность – физическое тело надежно защищало его сущность от излишних посторонних вибраций, словно рыцарские доспехи от неприятельских стрел. Но его тонкая сущность даже в такой защите улавливала беспокойное излучение. Сущность Калибуса всецело была сосредоточена на исполнении миссии, все остальное было им блокировано, следовательно, опасность угрожала исполнению миссии. Его беспокойство росло с каждой минутой. Выход был один – временно покинуть физическое тело, отделить свою сущность от сущности Исмаила и переместиться в тонкие планы для ясного восприятия окружающего мира.
Дверь открылась и в тамбур ввалились два здоровенных, изрядно подвыпивших парня. Их раскрасневшиеся лица отражали жажду безудержного веселья, а в хмельных глазах наглухо застыла беспросветная скука. Коротко стриженые затылки лоснились от пота, в уголке рта рыжего, с крупными веснушками, здоровяка торчала надломленная сигарета. Его мутноватый взгляд проскользил по тамбуру и зацепился за Исмаила:
– О, Петруха, гляди – лицо кавказской национальности. Слышь, нигде от них продыху нет. Ну куда ни плюнь – везде они. Эй, ты кто? Какого хрена забрался в сердце нашей родины, а? Слышь, че говорю? Молчит зараза. Петруха, я не понял, че он молчит?
– Да он плюет на нас, Федя. Они же все нас, русских, за людей не считают, подхватил Петруха – здоровяк с широченной грудью, на которой сиротливо, как-то совершенно неприютно, болтался массивный золотой крест. – Они нас, русских, за свиней держат, понял, Федя? Фу ты, ты ж хохол. Ну да, они нас, этих, славян, за свиней держат.
– Ни фига себе! Может, пойдем, умоем его в сортире. Глядишь, побелей станет, а, Петруха? – с этими словами Федя, со вполне определенными намерениями, направился к Исмаилу.
Исмаил, все это время безучастно смотревший в кромешную темень за окном вагона, медленно повернулся к подошедшему и уже протянувшего к нему руку здоровяку, посмотрел ему прямо в глаза и … улыбнулся.
– Ты знаешь, чего ты хочешь, сынок? – спросил Исмаил, наблюдая, как постепенно изменялось лицо здоровяка. – Мама Зоя испекла твой любимый пирог с грибами и ждет тебя ко дню рождения. Ты ведь хочешь к маме?
Лицо парня моментально смягчилось и приняло детское выражение, сеть морщинок на лбу растворилась, и в глазах блеснули крохотные радостные искорки.
– Я хочу к маме, – произнес он совсем по-детски. – Она меня давно ждет.
– Иди спать, Федя, – участливым тоном промолвил Исмаил. – Скоро ты увидишь маму.
– Да, я пойду спать. Я увижу маму. Спокойной ночи, – он повернулся и вышел из тамбура.
Петруха еще с минуту оторопело, разинув рот, смотрел вслед товарищу, затем, спохватившись, так и не сообразив, что же с ним только что произошло, испуганно глядя на Исмаила, боком проскользнул в дверь.
Исмаил закрыл за ним дверь тамбура и откинулся к стене, потирая виски.