Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева)
Шрифт:
— Ой, прости, пожалуйста, я забыла.
Кирилл молча пошёл в комнату. Женька двинулась за ним.
— Пыль с улицы можно бы и не таскать в комнату, — заметил Кирилл.
Черепанова стала торопливо расстегивать белые сандалетки. Потом осторожно, словно кошка на горячую железную крышу, ступила розовыми гольфами на колючую циновку из морской травы. Сразу видно, не ходила босиком девочка.
Проснувшийся Антошка не ревел, но и спать не собирался. Пускал пузыри и беззвучно улыбался с видом полностью счастливого человека. Женька на
— Ой, какой хорошенький…
Хорошенький Антошка деловито распинал пелёнки и выдал крутую прозрачную струю. Женька неловко хихикнула.
— Салют наций, — сказал Кирилл. — В честь прибытия её высочества Евгении Черепановой с официальным визитом… Ну-ка подвинься, пелёнки буду менять.
— Может быть, тебе помочь? — нерешительно спросила она.
— Может быть, ты умеешь? — ехидно сказал Кирилл.
Он перетащил Антошку на тахту, убрал всё мокрое, взял из стопки на тумбочке сухие пелёнки. Антошка терпеливо переносил «переодевание».
— С чем пожаловала, мадемуазель Черепанова? — поинтересовался Кирилл. — Впрочем, ясно: донос на гетмана-злодея Петру Евгеньичу от Кочубея. То есть от Евицы-красавицы. «Товарищ Векшин, пожалуйте в школу, ваш сын ведёт себя безобразно…»
— С тобой, Кирилл, в самом деле что-то неладно, — гордо произнесла Черепанова.
— Переходный возраст. Мальчик превращается в юношу.
— В грубияна ты превращаешься…
— В грубияна — это что, — печально отозвался Кирилл. — Дело хуже. Воровать начал!
После этого Женька долго молчала. Кирилл перетащил Антошку в кроватку.
Женька наконец сказала:
— А ты… почему дома? Сам говорил, что на кухню пойдёшь.
— Ах какая неприятность! Мы думали, Кирилла нет, а родители на месте. Вот бы мы расписали им все его преступления!.. А мама возьми да скажи: «Посиди, Кирилл, с братиком, я сама схожу…» И всё ходит где-то, хо-одит… Женьку ждать она не стала-а… А наш папа на заво-оде. У него конец кварта-ала-а…
Последние, так удачно сложившиеся фразы Кирилл протянул на мотив песенки о мишке, у которого оторвали лапу. Дело в том, что Антошка проявил твёрдое намерение завопить.
Удивлённая Женька примолкла, а Кирилл негромко, но со вкусом спел Антошке про Каховку. Потом «От улыбки хмурый день светлей». Затем «Старого барабанщика». Женьки он не стеснялся. Всё равно ему, есть она тут или нет.
Антошка опять задремал. Женька этим воспользовалась и прошептала:
— Ты хорошо поёшь…
Антошка подозрительно зашевелился.
— Иди-ка ты в другую комнату, — тихонько, но сурово предложил Кирилл. — Сиди там и жди, если хочешь, родителей. Только зря. Мама и так позвонит отцу с автомата, я ей всё рассказал. А отец с работы зайдёт в школу.
Женька послушно направилась к двери, но с порога обиженно сообщила:
— Если хочешь знать, я не ябедничать пришла. Просто Ева Петровна сказала: если родители не пойдут, пусть Векшин сам явится за своим портфелем.
— Уже бегу. Изо всех сил.
— Теперь-то уж ни к чему, раз твой папа зайдёт…
Кирилл с сомнением посмотрел на Женьку.
— Ты думаешь, папа потащит мой портфель?
— А… не понесёт?
Кирилл пожал плечами:
— У него, по-моему, свой тяжёлый.
— А что ты будешь делать?
— Ничего не буду, — честно сказал Кирилл. — Пусть Александр Викентьевич делает. Он ведь отобрал.
Женька долго и недоверчиво смотрела на Кирилла. Потом открыла рот, но Кирилл показал кулак: молчи!
В траве сидел кузнечик, Совсем как человечек, —торопливо начал он.
Было, однако, поздно. Антошка взревел на высоких нотах, сделал паузу и начал выть, не умолкая.
Теперь оставалось последнее средство. Кирилл выпрямился, опять покатал туда-сюда кроватку и решительно пропел вступление. Антошкин рёв сделался в два раза тише. Кирилл начал первый куплет. Антошка ещё сбавил звук и наконец совсем притих. Будто понимал суровые слова о грозе и последней дороге…
Второй куплет Кирилл пел тише и сдержанней. Антошка начал засыпать под печальный, но решительный мотив. Когда песня кончилась, он посапывал, как до прихода Женьки.
Кирилл поднял глаза от кроватки и только сейчас вспомнил про Черепанову. Она стояла у косяка и странно смотрела на Кирилла. Хотела что-то спросить, но он приложил палец к губам. На цыпочках прошёл мимо Женьки в другую комнату. Здесь было их с отцом государство.
Женька вошла следом и прошептала:
— Это что за песня?
Кирилл усмехнулся:
— Колыбельная для брата… Закрой дверь, а то опять разбудишь.
Женька послушалась и снова спросила:
— А всё-таки… откуда эта песня? Кто сочинил?
— Много будешь знать… — буркнул Кирилл. Сел к столу и взял том Конан Дойля с рыцарским романом «Белый отряд».
Женька не стала обижаться. Опять сказала:
— Ты хорошо поёшь. Зря ты не ходишь в хор.
— Вам же Ева Петровна объяснила: из ложной принципиальности и глупого упрямства.
— Ну и правильно объяснила… Всё назло делаешь. Волосы зачем-то отрастил, а они тебе вовсе даже не идут.
— Ну уж это ты врёшь! — Кирилл вместе со стулом повернулся к Женьке. — Волосы как раз «идут». Они мне уши закрывают. Уши-то у меня как у слона!
— Глупости какие!
Кирилл сказал с чудовищно серьёзным видом:
— Совсем не глупости. У меня из-за них такая душевная драма была в третьем классе…
— Какая драма? — удивилась Женька.
— Повторяю: душевная. В театре. Я тогда первый раз в театр пошёл самостоятельно, один. — Кирилл поднял к потолку глаза. — Ах, какой я был красивый! Красная рубашка в белый горошек, белый галстучек. Первые в жизни расклешённые брюки, ковбойский ремень… Весь театр на меня смотрел и ахал…