Колыбельная для брата
Шрифт:
Дед засмеялся:
— Кир, не будь хитрее, чем ты есть.
— Нет, в самом деле. Я не боюсь, но…
Дед глянул на Митьку, который лежал, закутавшись в одеяло и уткнувшись в книгу. То ли правда читал, то ли слушал разговор.
— Этого юношу я куда дену? Родителей нет дома, один он не останется.
Митька дипломатично промолчал.
— Может, останешься, Мить? — нерешительно спросил Кирилл.
— Пожалуйста, — с отчаянным мужеством сказал Митька. — Я боюсь, что ли?
Кирилл и Дед переглянулись.
— Свалились
Сначала Кирилл не очень волновался. Но прошёл час, а Деда не было. Конечно, разговор мог затянуться, Кирилл это понимал. Но он помнил, что в семь часов обещал быть дома. Во-первых, мама уже волнуется, во-вторых, будет нагоняй.
Митька на своём диване шуршал страницами и вздыхал — Кирилл ушёл в другую комнату, где была у Деда фотолаборатория. Включил увеличитель. В него была вставлена плёнка с летними кадрами. Кирилл начал протягивать негатив за негативом и наконец увидел групповой портрет — весь экипаж. Снимок сделали на берегу, автоспуском: привинтили аппарат к пеньку, а сами, обнявшись за плечи, встали у воды. За ними поднимал свои мачты «Капитан Грант»…
И хотя это был негатив — чёрные лица, темнозубые улыбки, Кирилл сразу узнал каждого и словно опять оказался с ребятами. Даже будто голоса их услышал.
Да, это люди, с которыми не страшны никакие Дыбы. Жаль только, что не могут друзья быть всегда рядом, они живут и учатся здесь, в Заовражке, а он в центре…
Если не кончится тепло, завтра весь экипаж соберётся у Деда, а в воскресенье можно поехать в Ольховку, пройтись под парусами. Лишь бы не было штиля…
Задумавшись, Кирилл отвёл глаза от кадра.
На половицы затемнённой комнаты падал от двери яркий прямоугольник света. Кирилл стал смотреть, как блестят отполированные подошвами сучки. Потом в прямоугольник влезла длинноногая тень. Кирилл оглянулся. В двери, приподняв плечи и обхватив себя за тощие бока, стоял Митька-Маус.
— Ты что, Митька? Ты не бойся, я сейчас приду.
— Я не боюсь, я так…
Митька поддёрнул трусики и прошлёпал к столу.
— Не спится, — со взрослым вздохом сказал он. — Дед придумал чепуху: в такую рань укладываться.
— Ты же простуженный. Лежал бы и читал.
— Ха, «Незнайка на Луне»! Я эту книжку уже десять раз читал. А ты негативы смотришь?
— Ага. Вспоминаю, — сказал Кирилл.
Митька неожиданно засопел и забрался к нему на колени. Вроде бы для того, чтобы лучше разглядеть кадр. Но смотреть не стал и вдруг неуклюже прижался к Кириллу.
Он был с мягкими после ванны волосами, непривычно маленький и тихий. От него пахло ромашковым мылом и ещё почему-то свежим холстом, как от новой парусины, когда её расстилают на солнце.
Кирилл перестал шевелиться.
— Ты что, Мить? — осторожно спросил он.
Митька горячими ладошками взял его за шею, заставил нагнуть голову и щекочущим шёпотом сказал в ухо:
— Кир, давай мы подружимся. Я давно хочу.
Кирилл растерялся.
— Ну… давай. А мы разве… Мы же и так…
— Нет, не так, — решительно зашептал Митька. — Давай крепко и навеки. Чтобы говорить все тайны друг другу. И всегда-всегда будем заступаться друг за друга. Давай, а?
Услышав насчёт «заступаться», Кирилл подавил улыбку. Но тут же забыл об этом. В следующий миг поднялась в нём щемящая ласковость к малышу, к нескладному фантаёеру Митьке-Маусу, боящемуся привидений, к отчаянному баковому матросу, которому не страшен бешеный ветер. К товарищу по штормовым плаваниям, которого нельзя обидеть и обмануть.
Он легонько сдавил тоненькое, как у птицы, Митькино плечо, глотнул, мысленно окликнул на всякий случай зелёного Джимми и сказал:
— Давай, Митя.
Потом подхватил его и понёс на диван. И, чтобы Митька не подумал, что «давай» сказано просто так, Кирилл спросил:
— А у тебя есть тайны? Расскажешь?
Митька улёгся на спину, натянул до нижней губы одеяло и серьёзно сообщил:
— Есть одна. Я за сараем клад зарыл. Такой сундучок, а в нём старинные монетки, я их ещё в детском садике начал собирать. Это не для богатства, а для интереса.
— Для интереса даже лучше, — сказал Кирилл.
— А у тебя? — требовательно спросил Митька.
— Что у меня?
— У тебя тайна есть?
Придуманную тайну рассказывать было нельзя. Митька мог догадаться, что это не по правде. И нечестно это было бы.
Кирилл сказал, глядя в Митькины внимательные глаза:
— У меня есть… Сегодня появилась. Мне одна девочка очень нравится.
Митька серьёзно опустил ресницы, будто кивнул: он понимал важность тайны. Потом опять посмотрел на Кирилла — с неожиданной тревогой.
— А ты со мной не раздружишься из-за неё?
— Ну что ты, Мить…
— А можно, я к тебе когда-нибудь приеду?
— Конечно, приезжай.
— Я на велосипеде. Мне Алька старый «Орлёнок» отдал, Дед обещал починить. Обещал, что сегодня, а сам не идёт.
За стеной еле слышно пикнуло радио.
— Девять часов, — нервно сказал Кирилл. — Где он ходит? У меня дома, наверно, уже паника, я в семь часов хотел приехать… Ох и шум будет!
— Налупят? — сочувственно спросил Митька.
— Да при чём здесь «налупят»! Меня ни разу не лупили. Просто мама с ума сходит…
Митька горько вздохнул:
— Так и бывает: сперва за тебя волнуются, а потом тебе же и всыплют.
— Бывает? — с мрачноватым юмором переспросил Кирилл. — Ты меня утешил…
— Первый раз не больно лупят, а только для испуга, — с глубоким знанием дела успокоил Митька.
Кирилл погладил на Митьке одеяло и тревожно задумался. Наконец звякнула во дворе калитка. Митька приподнялся, Кирилл встал.