Колыбельная для брата
Шрифт:
Появился немного всклокоченный от поспешной ходьбы Дед.
Кирилл торопливо шагнул к нему.
— Ну что?
— Да всё в порядке, — торопливо сказал Дед. — Всё в самом полном порядке. Очень милая девушка, всё она поняла.
Кирилл шумно вздохнул и как-то ослабел, будто после тяжёлой работы. Но через несколько секунд сердито спросил:
— Если сразу всё поняла, где тебя носило два часа?
— Не «носило», а «сидело». У её мамы день рождения, полон дом людей. Меня сразу за стол упихали, думали, что я тоже гость…
— А
— Я вот тебе дыхну… Кое-как объяснил этой Оле, что по делу пришёл. Зову из-за стола, а все кричат: «Молодой человек, объясняться будете потом!» Она, бедная, краснеет… Ну, потом ей всё рассказал. Она скажет завтра в школе, что кошелёк завалился за подкладку в плаще, вот и всё.
Кирилл ощутил смутное беспокойство: в придуманной истории с подкладкой почудилось что-то неправильное. Но сейчас было не до мелочей.
— Деньги-то отдал?
— Да, самое главное! — воскликнул Дед. — Кто придумал про сорок рублей? В кошельке было всего четыре рубля: металлический и три бумажки. На остальные она матери подарок купила, кофточку какую-то…
Кирилл растерянно заморгал.
— Вот это да… А чего же тогда говорили: стипендия, стипендия… И почему она ревела в учительской?
— Ну и что? Она же почти девочка, — как-то очень мягко сказал Дед. — Кошелёк было жаль, ей мама его подарила. А самое главное — от обиды. Пришла ребятишек учить, вся душа наружу, а они ей вон какой сюрпризик… Про стипендию она и правда говорила: о том, что получила её утром. Просто объясняла всё по порядку. Видно, никто не понял… Хотя бы подумали: разве кошелёк с такими деньгами оставляют в наружном кармане плаща?
— Ясно… — досадливо сказал Кирилл. — А четыре-то рубля отдал?
— Да не взяла она. Покраснела — и ни в какую… Славная такая девушка.
— Всё понятно, — сказал Кирилл.
— Что понятно?
— Почему ты не торопился.
— Иди ты знаешь куда…
— Я не иду, я лечу. У меня тяжёлое предчувствие: кажется, меня сегодня первый раз в жизни выдерут.
— По-твоему, я совсем идиот? — обиделся Дед. — Я же позвонил вам домой с автомата. Сказал, что ты у меня.
— Да у нас телефон не работает!
— Представь себе, уже работает!
— Уф… — облегчённо произнёс Кирилл. — Это даёт надежду на спасенье. Ну всё равно, я помчался. До завтра!
Он выскочил на тёмный двор, схватил руль. И тут его остановило будто крепким толчком.
Кирилл торопливо вернулся в комнату. Митька-Маус полусидел в постели, упираясь в подушку локтями. Встревоженно и с обидой смотрел на дверь.
Мельком глянув на удивлённого Деда, Кирилл подошёл к Митьке и сел на краешек дивана. Взял Мауса за похожие на лучинки запястья.
— Ну вот, Мить, я поехал. Спокойной ночи… — Потом понизил голос и сказал: — Ну, ты смотри, мы договорились: про наши тайны — никому.
Митька заулыбался и быстро закивал.
И, уже проносясь в сумерках по переулкам и спускам, Кирилл словно всё ещё видел
Глава 12
Сентябрь, даже очень тёплый, — всё-таки не настоящее лето. Днём жарко, а после заката воздух становится зябким. Чтобы не продрогнуть, Кирилл изо всех сил нажимал на педали.
Он был уже на середине мостика, когда внизу у камней замелькал фонарик. Кирилл разглядел на берегу мальчишку. Тот суетливо прыгал, натягивая брюки. Фонарик у него в руке дёргался и мигал.
Что-то знакомое, птичье было в мальчишке, и, доехав до конца мостика, Кирилл уже понял.
— Чирок! Петька! Это ты?
Фонарик замер.
Кирилл резко повернул и съехал к воде.
— Ты что здесь делаешь, Петька?
Чирок секунду постоял растерянно, потом положил на траву включённый фонарик и начал заталкивать под брюки подол рубашки. Его лицо, освещённое снизу, казалось странным и очень несчастным. Маленькое острое лицо с ушедшими глубоко в тень глазами. Смотрел Чирок не на Кирилла, а в сторону.
— Ты что… — начал опять Кирилл и замолчал, начиная догадываться. Петькина рубашка прилипла к мокрому телу, волосы тоже были мокрыми.
— Кошелёк искал… — даже не спросил, а просто сказал Кирилл.
Петька зябко вздрогнул и проговорил:
— Я подумал: он, может быть, в камнях застрял.
— Ты ненормальный, да? Вода как лёд!
— Да не холодно, — сказал Петька и стукнул зубами. Это было для Кирилла как удар тока.
Всё, что произошло сегодня, отодвинулось и стало неважным. Остался только страх за бестолкового Петьку. Если Чирка немедленно не закутать, не согреть, не выгнать из него озноб, дело кончится бедой. Два года назад Кирилл почти месяц провалялся после такого вот купания, когда вылавливал в ручье упавший насос от старого велосипеда. Тоже говорил тогда: «Не холодно…»
Закутать Петьку было не во что.
— Псих, честное слово, — сердито и жалобно сказал Кирилл. — А ну, пошли наверх! Бегом!
Чирок послушался.
— Толкай велосипед, — велел Кирилл.
Петька молча подчинился. Сухая глина сыпалась из-под ног, дышать было тяжело. Два раза Кирилл коленями брякнулся на острые земляные комки. Но всё это было неважно: главное, чтобы Петька разогрелся.
Шумно дыша, они выбрались наверх.
— Садись в седло, — приказал Кирилл. — Ну, садись, говорят! Повезёшь меня.
Петька понял. Кирилл разглядел его виноватую улыбку.
— Я тебя не увезу.
— Увезёшь как миленький, — сказал Кирилл и сел на багажник.
Петька, тяжело вихляя рулём, повёз его по переулку. Кирилл толкнулся ногами, скорость увеличилась.
— Да жми ты! — прикрикнул Кирилл.
Петька послушно жал. Когда подъехали к дому, он дышал, как пароход времён Марка Твена.
— Дома кто? — спросил Кирилл.
— Никого. Бабушка в деревне, мама… она у знакомых…
— Пошли…