Колыбельная для брата
Шрифт:
— Видишь ли, Кир… Обсуждать и судить — разные вещи. Чтобы судить, надо понимать. Ты пробовал понять эту Еву Петровну — устающую каждый день в школе, издёрганную семейными хлопотами? Возможно, не очень здоровую. И тем не менее работающую с полной отдачей. Ради вас.
— Ради нас? А нас она спросила, надо ли нам это?
— Подожди. Я сегодня с ней беседовал и вижу: она искренне убеждена, что поступает правильно, она отдаёт своей работе массу сил. А то, что она не всегда вас понимает,
— Вот видишь! Она не понимает, а мы должны, да?!
— Дорогой мой Кирилл, — медленно сказал отец, и Кириллу вдруг вспомнилась Зоя Алексеевна. — Человеческие отношения — это ведь не рынок, где торговля и обмен товарами: ты мне дал столько, я тебе за это столько… Нельзя так мерить — ты проявил столько понимания, и я тебе отмерю равную дозу. И с добротой так нельзя. И тем более с обидами. Чем лучше человек, тем добрее он к другим и тем больше понимает других людей. Потому что он такой, а не потому, что ждёт платы за доброту… Кир, ты сейчас не спорь, ты просто подумай.
— Ладно, — вздохнул Кирилл.
Отец обнял его за плечи.
— Ты пока дерёшься со злом по-мушкетёрски. А нельзя ведь всё в жизни решать как в бою на шпагах. Человеческое понимание — то, если хочешь, тоже оружие в борьбе за справедливость… Если ты постараешься поглубже взглянуть на Еву Петровну, может быть, и она станет добрее.
— Ага… Папа… — сказал Кирилл. — Дело-то не во мне. Дело в Чирке. Поймёт ли Ева Петровна его?
— Ну… не всё решается сразу и просто, — проговорил Пётр Евгеньевич. — Утро всегда мудренее. Засиделись мы…
— Ага… Папа! Но ведь не с каждым можно так, «с пониманием». У меня ещё серьёзный вопрос.
— Ну, давай.
— Ты, когда служил на границе, изучал всякие приёмы? Самбо там, каратэ и всякое такое?
— Ну… да. Нас учили.
— А почему ты мне никогда не показывал?
— Да потому, что это не игрушки… Тебе зачем?
— А если привяжется вот такой Дыба…
Отец грустно и внимательно посмотрел на Кирилла.
— От того, что ты выучишь самбо, Дыбы не исчезнут. Они тоже выучат приёмы и приспособятся.
— Я понимаю, — согласился Кирилл. — Но я же не вообще, а если… вдруг он полезет.
— Ладно, кое-что покажу, — сказал отец. — Не всё, конечно. Есть приёмы, которые показывать я просто не имею права… Да и позабыл, по правде говоря.
— Сейчас покажешь?
— Надеюсь, тебе не грозит немедленное нападение?
— Немедленное не грозит…
— Ну и прекрасно. Тем более что ты, по-моему, ещё не брался за уроки. Ты об этом думаешь?
— Не-а, — честно сказал Кирилл. И отправился спать.
Он тоже устал ужасно. Он словно тащил на плечах весь прошедший день — громадный, тяжёлый, печальный и радостный.
Но всё-таки у Кирилла хватило сил зайти посмотреть на Антошку.
— Тише, — сказала мама. — Он только уснул.
Она уложила Антошку, впервые не спеленав ему руки. Антошка спал, закинув к голове крошечные сжатые кулачки. Его реденькие светлые брови были сурово сведены. Что ему снилось, что его, кроху, тревожило?
Глава 13
Каждое утро Кирилл просыпался с тревогой: не кончилось ли ночью лето? Он понимал, что осень вот-вот возьмёт своё, но всё-таки думал: «Пусть ещё немножко будет тепло. Хотя бы денёк…»
Лето продолжалось. Субботний день начинался с ясным небом и тёплым солнцем. Больших забот он не обещал. Уроков труда нет, значит, в школу надо идти лишь к половине одиннадцатого. Потом немецкий и биология. После школы одно только дело — слетать в молочную кухню. Потом — на велосипед и к Деду: договариваться о завтрашнем плавании.
— Мама, отпустишь? А то мы давно всей командой не собирались.
Он знал, что мама отпустит. Тем более что у отца выходной, есть кому повозиться с Антошкой.
Мама сказала:
— Ты бы почистил ботинки, мореплаватель. И форму заодно. Взрослый парень, а следить за собой не научишься. Выглядишь как разбойник.
Кирилл возразил:
— Нет, я симпатично выгляжу. Мне вчера сказали, что я на Тиля Уленшпигеля похож. Тебе не кажется?
Мама сказала, что Кирилл похож на косматое пугало, и спросила, куда он отправляется так рано, если нет первых двух уроков.
— Я к одному мальчику зайду, к Петьке Чиркову…
Короткий путь на улицу Грибоедова лежал мимо гаражей. И там, на бетонных плитах, опять в окружении свиты возлежал Дыба.
«Когда он учится? — подумал Кирилл. — Он же всем рассказывал, что в техникум поступил…»
Дыба тоже увидел Кирилла и неторопливо встал. Кирилл не замедлил и не ускорил шагов, хотя, по правде говоря, стало слегка неуютно. Дыба пошёл навстречу. Он двигался небрежной походкой мексиканского танцора, упираясь растопыренными пальцами в бёдра. На его пятиугольной физиономии была добродушная, даже дружелюбная ухмылка.
— Привет, Кирюха. Не бойся.
— Похоже, что я боюсь? — спросил Кирилл, и проснувшаяся злость пригасила страх.
— Ты человек смелый, — великодушно согласился Дыба и оглянулся на компанию. Димка Обух, Козочка и двое незнакомых парней лет четырнадцати выжидательно смотрели на предводителя и с нехорошими улыбками — на Кирилла.
— Как насчёт маечки? Не надумал?
— Не надумал, — ответил Кирилл, ощущая холодок в груди. — Лучше отдай эти деньги Чирку. Сколько рублей ты с него натряс?