Колымский котлован. Из записок гидростроителя

Кокоулин Леонид Леонтьевич

Виктор Иванович сел, притушил окурок, прицелился в темноту и бросил в печку.

— Рассудите. Однажды, не помню — взрыв или оползень произошел, только целиком запечатало штрек, да еще в таком месте… Просто не подобраться — бьем лаз, кое-как осилили — прорвались, а Коля людей увел уже какими-то только ему известными ходами! Как он прошел туда — до сих пор загадка. Я на слух работал — и скажу, получалось, настолько обостряется. А Зубок то ли сквозь землю видит или еще каким чувством? Не подумайте — байки рассказываю.

Помолчали.

— Вот случилось на Минусовом штреке, — продолжал Виктор Иванович. — Пробился доверху, стою между печами, а лента и лава на

Минусовой до первой параллели задавлены — шарю лучом фонарика и не знаю, что делать дальше. Приложил ухо к породе — стоны. Глубоко. От бессилия губы кусаю. Кто-то тянет за плечо, обернулся — Зубок, и тут взрыв — только осколками вдребезги лампы побило. Прошла минута, а может быть, час. «Живой?» — спрашивает. Ну, думаю, раз Коля тут — все в порядке. Скатились мы куда-то — в темноте у меня ориентира никакого, только на Колю полагаюсь. Ощутил под ногами рельсу, бегу, тычусь, как слепой кутенок. А Коля меня придержал: «Чувствуй, — говорит, — тралею — провода каской». Сообразил, бегу, только в голове гудит! Добежали, куда надо. «Готовь, — говорит, — проколоты, а я сейчас», — вернулся Коля и еще троих спасателей привел. — «Фонари, — говорит, — крепи, огнивы. Орудуйте, — говорит, — воздух подам». Бьем проколоты — жерди в породу загоняем, потом подкапываем под ними лаз, крепим, получается нора — маленький штречек. Вот через него и вытащили шахтеров. Мне все кажется — тут, тут стон. А товарищи мои уже вытащили ребят на-гора. Обычно добытчики работают в паре, проходчики по одному. Вслушиваюсь, посветил еще раз вокруг. Бурая порода, затяжки, огнивы раздавленные торчат. Припал ухом, прослушиваю по ходу. Снова влез в нору — подобрался, даже дыхание прерывистое слышу. Копнул — тело, давай рыть, оголил лицо, накинул свой самоспасатель — задышал парень ровнее. Окопал, подобрался под шахтера, проталкиваю вперед себя по норе и уж на самом выходе. Парня вытолкнул, самому осталось, — уперся, да, видать, в подпорку, ну тут отвал и поймал меня за ноги, только хрустнули! Сижу как в капкане — хоть камень грызи. Тут и бога вспомнил, и Колю Зубка вспомнил. Коля, где ты? Сует мне в рот тормозок (у каждого шахтера при себе бутерброд).

«Заткни хайло и терпи!» — Слышу — Коля.

Жизнь сильнее боли, закусил, стиснул зубы. Ну, думаю, еще не смерть моя, Коля здесь, выручит!

Виктор Иванович снова закурил.

— Вернулась жена с учебы. Вроде все ладно, опять вместе.

У Виктора Ивановича растаяла в руке сигарета. Сквозь сон я слышал, как плясала вьюшка, когда он закрывал трубу.

Очень рано, потемну, пришла сторожиха. Пахло подгоревшей картошкой и паленой шерстью. Неужто кошку сожгли? Открыл глаза. Нет, кошка сидела у самой топки и щурила светло-желтые глаза. Уши, словно листочки мореного табака, сникли и блестели росинками.

У меня ломило поясницу и между лопатками.

Я знал, что день, начинающийся с ночи, обычно бывает бесконечно длинным, и хорошо, если неожиданно удачным.

День действительно оказался удачным — достал сварочный аппарат, два комплекта слесарного инструмента, кабели.

— И везет же людям, — сказал подруливший на базу Славка. — И у меня все в порядке, дед.

— Вижу по твоему виду — сто тысяч выиграл?

— Выиграл, с тебя двадцать пять тонн металлолома.

— Это можно. Только как его из-под снега выручить?

— Копытить будем, — с готовностью отозвался Славка.

Провозились дня три, пока откопали и свезли лом.

После уж поехали за буровым станком.

Дорога тянулась ущельями и косогорами. Укачивало, клонило в сон. Чтобы как-то отогнать дремоту, заговариваю со Славкой.

— Слушай! — Никакой реакции. Подтолкнул — замычал.

— Неужто дрыхнешь?

— Целые сутки, дед, гонял, — признался Славка, — хоть подпорку к глазам ставь. Слипаются, и баста.

— Так вот, я собираюсь прямую дорогу, ну дорогу не дорогу, а лаз между бригадами пробить. Как ты на это смотришь? А то мотаемся вкруговую за сотни верст.

— Только сороки да вороны прямо летают, — буркнул Славка. Подумал. — А между прочим, давай, дед, рванем! Интересно по этой каменной стране полазить. Только ориентир какой-то надо. Наобум не попрешь — свернешь шею.

— На интуиции.

— Интуиция, брат, не карта… Вот в тундре, дед, когда я жил на Диксоне, был такой момент. Собрались мы как-то одного парня — Гришку женить. Невеста на ферме жила: в ясную погоду огни видать что с Диксона на ферме, что с фермы на Диксоне. Жених и говорит: до свадьбы времени еще много, да что тянуть, махнем, братва, с невестой познакомлю, с тещей, с тестем.

Ребята для храбрости предварительно по стаканчику дернули, с собой две торбы набили. Приезжаем, все из торб на стол. «Садись, парни», — приглашает жених. Уселись на длинную, покрытую пестрой дорожкой лавку. Жених вышел в другую комнату. Слышим, о чем-то толкуют. Входит с невестой. А она, фу-ты, ну-ты, принаряженная, но надутая какая-то. Ни здравствуйте, ни прощайте. Жених неловко переминается. И вдруг она, вскинув голову, жестом на лавку:

— А это кто такие? Мы никого не звали…

Наш парень побледнел, засуетился…

— Да ты чего, это же свои ребята, работаем мы…

У нее глаза, как у жабы, холодные.

— Хороши друзья — алкаши, рюмки сшибать! — рыкнула.

Гришка сладил с собой и говорит:

— Братцы, свадьба не состоится…

Вывалились из избы, и жених с нами.

А тем временем метель разыгралась, белого свету не видно. Переждать бы, да настолько гадко!

— Режь, — говорят, — Славка, напрямую!

Режу. Час, другой — сбились. Остановился. Заглушил мотор — вслушиваюсь. А метель еще пуще, как на похоронах, голосит. Бывает такая завируха по неделям, кто ей указ. Как быть? Кончится горючка — дубаря врежем. А ребята выфрантились: в нейлоновых сорочках, один паренек в штиблетиках. Снял меховые рукавицы: на, говорю, суй ноги… К счастью, эта мурцовка скоро улеглась. Осмотрелись — в другую сторону сгоряча ушпарили. Вот тебе и свадьба, и любовь, интуиция-композиция, — заключил Славка.

— Ну, так как же, понадеемся на интуицию?

— Да нет, дед, я не к этому, — перебивает Славка, — надо по уму: пару бочек горючки в запас, пилу, подлиннее тросы.

— Ну давай, экипируйся.

— Может, где-нибудь окуньков в озере, в проруби, а дед? Знаешь, когда я жил на Диксоне, всех обставлял насчет рыбалки. Не веришь? Приедем, жетон покажу — победителям давали.

— Да все вы, рыбаки — звонари.

— Но это ты не скажи, — горячится Славка. Подергивает рычаги, глазом — на приборы. Машина надсадно берет крутяк, и мотор облегченно вздыхает.

Славка поддает газу и продолжает:

— Был у меня окунь — по имени Лоцман, в аквариуме жил. Так ты знаешь, дед, по нему я всегда узнавал поклевку. Если Лоцман не берет еду — хоть на нос вешай — значит, поклевки не будет. Выйду, бывало, на крыльцо: «Ну куда, вы, хлопцы, тащитесь зазря?» Как скажу, так и есть. Со мной даже встречаться боялись: «накаркаю». Но уж если Лоцман клюнул — значит, жор начался. Тут уж меня никакая сила не удержит — рюкзак на плечи, спиннинг, наживку — и айда. Богатые у нас там были озера! И вот на материке на сома ходил!