Кома

Анисимов Сергей

– Если всё нормально будет, то я приду после дежурства, – пообещал Николай. – А может и успокоится уже всё.

В последнее он совершенно не верил, но день неожиданно оказался вполне нормальный – такой, какой и должен был быть у молодого врача. Никто не тронул его ни на выходе из дома, ни у больницы. Более того, на отделении тоже всё оказалось тихо и мирно. Утренней конференции в связи с субботой не было, но Амаспюр оказался на отделении, и Николай, решивший не перебарщивать с близкими контактами с начальством, вручил сразу едва не замурлыкавшему Рэму Владимировичу оттиск заказанной им статьи, украшенный чернильными штампами «Публички». Больные все были целы, – что у него, что у всех остальных, и это сразу начало рабочий день «с нужной ноги». До эйфории дело не дошло, но предгрозовое, явственно потрескивающее разрядами сгущение атмосферы на отделении чуточку разрядилось.

Часов в десять с небольшим

Николай отправился с Лобовым на «большую» рентгенологию и радиологию, находящуюся в пяти минутах ходьбы от их корпуса. Небо к этому времени разгладилось и посветлело, и вороны над кронами деревьев орали уже совершенно по-весеннему. Шлёпая по неглубоким лужам, Николай не слишком быстро шёл в шаге впереди своего больного, стараясь его не напрягать – после пары недель в больнице на улице у него наверняка кружится голова, а получить на свою голову обморок Лобова посреди поликлинического сквера Николаю не хотелось. На переходе через Льва Толстого пришлось притормозить. Хотя улица, в принципе, была не особо загружена транспортом, как раз сейчас куда-то двигался целый кортеж автофургонов: четыре штуки, одна машина за другой, – причём с такими интервалами, что и ждать обидно, и улицу не перебежать. Николая в очередной раз «кольнуло» пониманием того, что что-то странное в городе всё же происходит. Память подсказала, что пару таких машин -выкрашенных в одну немаркую краску фургонов без рекламы на бортах, он видел и утром, стоящими в разных местах. Само по себе это, конечно, как обычно ничего не значило. Даже несмотря на отсутствие рекламных эмблем и надписей на бортах машины могли принадлежать вообще кому угодно: от городских служб до мебельных фабрик и строительных фирм, перевозящих всякое мелкое барахло. На милицейские или военные грузовики фургоны похожи по внешним признакам не были, но что-то такое в них такое всё же имелось…

Проводив странную колонну, ушедшую на Петропавловскую, задумчивым взглядом, Николай шагнул с тротуара и едва не попал под не замеченный им «Форд Фокус» какого-то младшекурсника-араба, успевшего затормозить в последнюю секунду, и разразившегося буйной серией понятных жестов, перемежающихся не слишком хорошо слышимыми за стёклами ругательствами.

Сделав успокаивающее движение рукой, Николай перешёл, наконец, улицу, и добрался до рентгенологии без дальнейших приключений. Общение с регистратором по поводу денег, благодаря Свердловой, прошло совершенно нормально, а принявший Лобова врач оказался настолько любезен, что прочел юному интерну целую лекцию о тонкостях диагностических исследований щитовидки. Точно так же без приключений они вернулись с Лобовым на отделение уже через час с небольшим. Не прерывая обычное циклическое хождение между больными и подоконниками, склонившись над которыми он заполнял «истории» сегодняшними результатами текущих осмотров, Николай начал потихоньку поглядывать на часы. До встречи с Соней Гайдук, если она всё же решится прийти, оставалось ещё достаточно много времени, а он уже начал внутренне улыбаться. Здорово это было, чего уж лукавить. Девочка была хорошая, и даже просто одни мысли о назначенной через час встрече с ней переживались с удовольствием. От мыслей же о Даше и том, как Артём может воспринять очередной его звонок с вопросом «Ну что?», Николай попытался абстрагироваться. Сделать тут ничего было нельзя, но даже следы таких мыслей вызывали боль, сразу смазывая все приятные лёгкие переживания момента. Сложно всё это было. Следы мыслей и эмоций в голове Николая, не перестающего работать со своими больными с той полной отдачей, с какой положено, крутились маленькими водоворотиками, даже не осознаваясь целиком, но и их обрывки создавали причудливую картину, расцвечивающую серо-коричнево-бежевый интерьер больничного коридора и палат в насыщенные цвета – от голубого до чёрно-багрового.

Выкроив десять минут, Николай добежал до своего шкафчика и вытащил из наполненной мамой коробки один из бутербродов. Съел он его стоя, прямо не отходя от раскрытого шкафчика, и с сомнением посмотрел на ещё один. Ему хотелось приглушить уже заметно кусающий за желудок голод, чтобы не смотреть во время разговора с Соней в сторону столовой, а если она сама соберётся туда зайти, – то не есть слишком жадно. С другой стороны, наедаться сейчас до упора было глупо – впереди был ещё долгий день и ночь дежурства. Помимо этого, полное отсутствие аппетита, если Соня всё-таки предложит перекусить вдвоём, может вызвать у неё смутные и неблаговидные для него ассоциации.

«Что-то это я больно быстро», – неожиданно подумалось Николаю по поводу этой, последней своей мысли. В отношениях с девушками он предпочитал не торопиться. Более того, заходить далеко с Соней он не собирался вообще. Но при всём при этом мысль была, пожалуй, правильная. В таком возрасте, да и в последующие

лет пятнадцать, любая здоровая девушка прежде всего примеряет любого нового знакомого мужского пола на роль будущего мужа. Иногда такая примерка длится первую секунду знакомства, но этот этап Николай уже прошёл вчера. Значит, теперь будут все следующие, – много, один за другим. Повидавшей за последние десять лет самые разные типажи девушек, и с некоторым их количеством даже познакомившись достаточно близко, Николай сравнивал подобную схему с игрой с непрерывным удвоением ставок, как иногда делают в картах. И в одном случае, и в другом, только длинная цепочка выигрышей, чем бы она не была вызвана – математическим расчётом или неожиданным везением, может привести к успеху, когда приходит время подводить счёт. Так что если очередной, сегодняшний этап примерки пройдёт на высоте, и ему удастся убедить Соню, что её первое благоприятное впечатление не было полной ошибкой… Тогда через какое-то время девочка может всего лишь начать подумывать о нужном ему. О том, что интересного молодого человека можно показать родителям: маме и, главное, папе. Паршиво, что он не сумел придумать ничего более умного.

Закрыв сумку на «молнию» и навесив на шкафчик замочек, Николай вернулся в ординаторскую и так же стоя выпил стакан чая, – спитого до едва подкрашенной жёлтым прозрачности.

– Коль, будешь обедать? – спросила перебирающая за своим «взрослым» ординаторским столом какие-то бумаги доктор Юля, с которой Николай как-то мельком, на год, пересёкся в ориентаторской сборной их Университета.

– Угу, – ответил он, и посмотрел на часы ещё раз. Было, наверное, уже почти пора. Если Соня придет на «пятак» на 5 минут раньше начала собственно большого перерыва у студентов, и вдруг его там не обнаружит, то крепко обидится, – как любая нормальная девушка в подобной ситуации.
– Только я, пожалуй, в столовку схожу. Сэкономлю бутерброды на вечер. Можно?

– Ты и ночью дежуришь сегодня? – подняла голову Юля.

– Да, – кивнул Николай. – Отдежурю, зато весь конец месяца спокойный. А Вы как?

Юля задумчиво перевела взгляд на список на стенке шкафа, и Николай, снова кивнув, подошёл и посмотрел сам.

– Нескоро ещё.

Он проверил время ещё раз, сам удивляясь своему волнению. Даже зная, что волноваться незачем, Николай с интересом прислушался к ощущению пузырьков бегающих по лёгким. Свидание, похоже, получалось самое настоящее.

Помахав доктору рукой и поставив наскоро сполоснутую чашку в шкафчик, он вышел из ординаторской, всё же решив, что постоять десять минут на ветру будет полезнее, чем рисковать тем, что Соня не станет его дожидаться. Она может, конечно, просто не прийти, – ничем она ему не обязана, но тут уж ничего не поделаешь, – как судьба ляжет.

На «пятаке» уже появились первые студенты, и Николай поступил так же, как и вчера, – то есть встал у стойки с объявлениями и ссутулился, стараясь выглядеть незаметнее. В дырявой куртке, которую он не догадался зашить дома, было холодно, и в горле обнаружилось не очень приятное ощущение, которое тонзиллитники обычно называют «не болит, но чувствуется». Не разболеться бы, очень уж это было бы не вовремя. Помассировав свою шею, но вовремя остановившись, чтобы не оставить на коже перед встречей с девушкой похожих на засосы красных пятен, Николай вздохнул. Будем надеяться, что пронесёт. Даже голос сейчас терять ему нельзя – Соне сразу придут в голову мысли, что разговаривать с болеющим или заболевающим в вирусный промозглый апрель – себе дороже. Неделя отработок на младших курсах мединститута – это почти гибель.

Площадка «пятака», между отграничивающем её от дорожки к монументальному зданию «семёрки» чудовищным тополиным пнём и жёлтым зданием столовой, уже заполнилась народом. Болтали о чём-то девушки, встав в кружок; там и сям курили группки студентов обоих полов. Ну, а вот и Соня.

– Привет!

Она подошла, размахивая синей кожаной сумкой с ярким латунным пятнышком замка, лицо у неё было легкомысленное и полностью счастливое.

– Привет, Соня, – отозвался Николай. – Рад тебя видеть! Как жизнь?

– Путём!

– Что учила с утра?

– Сначала анатомию, потом физиологию.

– Лекция?

Это было спрошено уже просто для поддержания активности беседы, -если бы физиология была семинарским занятием, то Соня появилась бы с другой стороны, лекции же теоретически могли читать почти где угодно.

Они потрепались минут пять, легко и с удовольствием, как и положено в их возрасте в том случае, когда симпатия взаимна. Никакой натянутости Николай не чувствовал ни на грош, и порадовался этому от всей души. Мысль о выходе через Соню на Анатолия Гайдук (или Гайдука, – в том, склоняется ли эта фамилия по общим правилам, уверен он не был) казалась Николаю такой же глупой, как и вчера. Или даже ещё более глупой. Но теперь дело было вовсе не в этом.