Команда Альфа
Шрифт:
Он говорил весело, чуть спесиво, как хозяин, показывающий гостям свои владения, но голос его на этот раз был беззвучным и бесцветным, не таким, как обычно.
«И Рикардо, значит, взволнован, в смятении. Только храбрится», — заключил я, почувствовав, в то же время благодарность к нему за эти попытки расшевелить нас, отвлечь от гнетущих мыслей.
И Хорст оживился.
— Давай, давай еще о девушках! — попросил он. — Времени у нас хоть отбавляй! И вообще, — добавил он, — пусть каждый из нас расскажет какую-нибудь свою любовную историю!
— Блестящая идея! — воскликнул Рикардо. — Так-то будет веселее! — И он тотчас же приступил: — Мне, конечно, очень трудно решить, какую именно рассказать. Мы, южане, понимаете, народ горячий. Точнее выражаясь, темпераментный. Сколько времен года — столько женщин. Разве это не прелесть? — Он сделал короткую паузу, роясь, как видно, в своей памяти. — Пожалуй, я начну с Изабеллы. Только не думайте, что она была у меня первая, где там! Просто Изабелла оказалась орешком куда более крепким, чем ее предшественницы, а для мужчины, ясное дело, всегда желаннее неприступная. В общем, в жилах Изабеллы текла кровь испанских покорителей. Это было существо заносчивое, и даже очень! Приходилось брать ее, как средневековую крепость, хотя она была молода. Всего двадцать один год. Стройная, высокая, красивая.
— Ну а потом?
— Потом? — Мы даже в темноте видели, как Рикардо махнул рукой. — Оказалось, что крепость эту уже до меня брали, и не один раз… Я ее оставил. Скажите на милость, кому нужны развалины?
— И это все? — в тоне немца явственно слышалось недоверие и разочарование.
— Нет, нет! — поспешил продолжить Рикардо. — Скорее всего, она преуспевала в этой области опять же из-за своего национального престижа: не может же она, южанка, в чем-либо отстать от других! Но самой стоящей была все же Мельба.
— Ну так рассказывай! — Нам не терпелось услышать, в чем же именно заключались ее достоинства.
— Да разве словами передашь! Ее нужно было видеть! Быть может, родись я художником, мою картину, написанную с нее, хранили бы в самой знаменитой галерее земного шара. Она была мулаткой, немного темней креолок. Стройная, как королева пальм! А такой груди, скажу вам, я не встречал больше!
Я услыхал, как немец глотал слюнки.
— Мельба была учительницей одной из школ в Санта-Клара. Да и я тоже был не из последних, так что не пришлось разбиваться в лепешку. Она вовсе и не собиралась строить из себя недотрогу. Любила ради любви.
Она наслаждалась в объятиях. А сама-то как умела обнять! Боже милостивый, как умела обнять!
Он умолк. Скорее всего, потому, что воскрешал в своем воображении те удивительные минуты. Мы с нетерпением ждали продолжения, но все же мешать ему не решались.
— Ни до, ни после не выпадало на мою долю такой ноченьки! — Всегда циничный, кубинец тут благоговейно затих. — Мельба доставляла мне неземные наслаждения, — продолжал он. — Правда, она и взять умела у тебя все возможное. Последовали бесподобные дни. Какие там дни. Недели, месяцы!
— Что же с ней теперь? Чем все кончилось? — спросил я, едва узнавая свой голос, который звучал так же хрипло и взволнованно, как и у самого Рикардо.
Я снова вспомнил Магди. У нас с ней не было ночей, я только грезить мог о них, о чарующих ночах, и ничего больше. И все же Мельба, о которой говорил Рикардо, как ни странно, воскресила в моей памяти образ любимой девушки. Быть может, потому, что и Рикардо искренне любил? В эту минуту кубинец был близок мне, я даже забыл историю под баньяном.
— Чем кончилось? — Рикардо передернул плечами. — Бросила меня: нашла себе любовника получше. А ведь это была единственная женщина в моей жизни, которую я хотел бы назвать своей женой.
Воцарилось длительное молчание. Его нарушил Хорст.
— Твоя очередь, Фрэнк! Рассказывай!
Это было глупо, но я поведал им о Магди. Для чего, зачем я это сделал? Возможно, я подпал под впечатление рассказа Рикардо, к тому же нераспечатанное письмо подстегивало мою фантазию, иначе я не могу объяснить, что вместо легкомысленного похождения я открыл перед ними свое самое сокровенное. А ведь уже одно присутствие Хорста должно было призвать к сдержанности. Я мог знать наперед, что он опоганит мои чувства.
Рикардо молча слушал меня, зато Хорст…
— Что за нудная история! — и он, прикрыв рот рукой, демонстративно изобразил зевок. — А ведь венгерочки ничего вроде, и даже очень. Давайте лучше я вам расскажу, и именно о них. Думаю, мои истории больше заденут ваши чувства, чем этот… — он сделал паузу, подыскивая выражение, затем насмешливо добавил: — душещипательный роман!
Меня бросило в жар. Будь мы в другой обстановке, ему бы это так не прошло! Но теперь приходилось держать себя в руках. Когда я немного успокоился, до моего сознания дошли вдруг слова Хорста… о венгерках… Выходит, он уже побывал в Венгрии? Это меня заинтересовало. Он ничего об этом раньше не говорил.
— Дело было еще в сорок пятом, — начал он. — Мне было семнадцать. Гитлерюгенд. Нас обучили пользоваться фауст-патронами и повезли в Венгрию. Для какой-то попытки прорваться, так по крайней мере говорили наши офицеры.
Он внезапно повернулся ко мне. Оказывается, он имел отличное представление о моих чувствах, это я понял из дальнейшего его рассказа.
— Впрочем, я не был нацистом, — почему-то сделал он отступление, — это я говорю лишь для того, чтобы вы знали: я ничего не скрыл перед властями, занимавшимися перемещенными лицами.
— Перестань ты зря квакать! — вышел из себя Рикардо. — Или давай ближе к делу, или замолчи!
— Слушаюсь! — оскалил зубы Хорст и с готовностью продолжал: — Словом, нас повезли в Венгрию. В район Шгейнамангера. Как вы его там называете? — обратился он ко мне.
— Сомбатхей, — ответил я неохотно. Я отдавал себе полный отчет в том, что при данных обстоятельствах дальше обострять отношения невозможно: мы слишком зависим друг от друга и неизвестно, что еще ждет нас впереди.
— Зом-бат-хели! — произнес на свой лад немец. — Так значит, тут я и познакомился с Аннуш. Она была крестьянкой. Для своих шестнадцати лет она выглядела довольно развитой. Вообще я считаю, что истинный знаток не будет разбазаривать себя на самок. Ничего нет смачнее цыпленка!