Командир и штурман
Шрифт:
– При следующей встрече я дам вам знать.
Не успел капитан «Кломера» добраться до своего судна, как реи «Софи», скрипя, стали разворачиваться, и судно крутым бейдевиндом легло на новый курс-норд-ост-тень-норд.
– Мистер Уотт, – произнес Джек Обри, подняв кверху глаза,-как только у нас появится время, нам нужно будет поставить спереди и сзади дополнительные реи, иначе мы не сможем идти круче к ветру, как мне этого хотелось бы.
– Что у нас происходит? – спрашивали друг у друга матросы, видя, что все паруса забирают ветер, а все концы аккуратно собраны в бухты, к удовлетворению лейтенанта Диллона. Очень скоро буфетчик кают-компании сообщил казначейскому буфетчику, а тот – своему приятелю Джеку, мусорщику, который все рассказал на камбузе,
Меняя курсы, «Софи» двигалась навстречу свежевшему ветру, и на пятом галсе на норд-норд-осте была замечена белая полоска, находившаяся слишком далеко и не изменявшая положения, чтобы ее можно было принять за чайку. Вероятно, это был французский шлюп. Уже через полчаса, судя по описанию его парусного вооружения, данного датчанином, это стало очевидно. Но поведение судна было настолько странным, что было трудно окончательно убедиться в этом до тех пор, пока шлюп не лег в дрейф, подпрыгивая на волнах, и баркасы не начали сновать между двумя судами, доставляя на «Софи» хмурых пленников. Было совершенно очевидно, что на французе не велось никакого наблюдения за морем и своего преследователя экипаж заметил лишь тогда, когда между шлюпами оставалось не более мили. И даже после этого капитан французского шлюпа колебался, не зная, что делать, надеясь на защиту триколора, который поднял слишком медленно и слишком поздно,-как оказалось, лишь для того, чтобы через десять минут поднять целую гирлянду флагов, означавших сдачу, отчаянно размахивая флажками после первого же предупредительного выстрела.
Причины такого поведения судна стали понятны Джеймсу Диллону, едва он поднялся на захваченный корабль: «Ситуаен Дюран» был загружен порохом настолько, что ему не хватало места в трюмах и он находился на палубе в бочонках, покрытых брезентом. Молодой капитан, оказывается, захватил с собой в плавание свою жену. Она была беременной и ждала первого ребенка. Штормовая ночь, погоня и боязнь взрыва привели к преждевременным родам. Джеймс Диллон был не чувствительнее любого другого, но постоянные стоны, раздававшиеся из-за переборки, и ужасно громкие, хриплые, похожие на рев животного крики, прерывавшие стоны, приводили его в ужас. Он смотрел на бледное, расстроенное, залитое слезами лицо мужа такими же, как у него, испуганными глазами.
Оставив вместо себя Бабингтона, лейтенант поторопился на «Софи», чтобы объяснить ситуацию. При слове «порох» лицо Джека Обри осветилось, но, услышав слово «младенец», он тотчас нахмурился.
– Боюсь, что бедняжка умирает, – предположил Диллон.
– Не знаю, что и сказать, – нерешительно отвечал Джек. Поняв, что означают эти приглушенные стоны и услышав их особенно отчетливо, капитан обратился к морскому пехотинцу: – Позовите доктора.
После того как возбуждение, охватившее всех во время преследования, спало, Стивен снова занял свое обычное место возле насоса, изготовленного из вяза, и смотрел в его трубу на залитую солнцем поверхность Средиземного моря. Когда же ему сообщили о том, что среди взятых в плен находится женщина, которая рожает, он воскликнул:
– Вот как? Мне тоже так показалось, судя по крикам. Похоже, он не был намерен покинуть свое излюбленное место.
– Неужели вы ничего не можете предпринять? – сказал Джек.
– Уверен, что бедная женщина умирает, – добавил Джеймс.
Посмотрев на обоих странным, ничего не выражающим взглядом, доктор произнес:
– Я отправлюсь на французский корабль.
После того как Стивен спустился в свою каюту, Джек Обри заметил:
– Слава богу, теперь дело в надежных руках. Вы говорите, что палубный груз – это тоже порох?
– Так точно, сэр. Какой-то сумасшедший дом.
– Мистер Дей, мистер Дей, послушайте. Вы разбираетесь во французской
– Ну, разумеется, сэр. Она почти совпадает с нашей, только их лучший крупный цилиндрический порох обозначен белым кольцом, окружающим красное, и их полубочонки весят всего тридцать пять фунтов.
– Сколько вы можете принять, мистер Дей?
– Если сдвинуть нижние бочонки поближе, – произнес после раздумья старший канонир,-то, пожалуй, смогу разместить еще тридцать пять или тридцать шесть, сэр.
– Тогда действуйте, мистер Дей. Я даже отсюда вижу, что на борту этого шлюпа много поврежденного груза, который придется убрать, чтобы он не портился дальше. Так что вы бы сами выбрали товар получше. Их баркас нам тоже может пригодиться. Мистер Диллон, мы не можем доверить этот плавучий арсенал мичману. Как только порох будут перегружен, вам придется отвести шлюп в Магон. Возьмите с собой нужных людей и будьте добры, отправьте назад доктора Мэтьюрина на баркасе француза. Нам он очень нужен. Господи! Какой жуткий крик! Я очень сожалею, что вынужден взвалить на вас эту обязанность, Диллон, но вы видите, что кругом творится.
– Разумеется, сэр. Полагаю, мне следует захватить с собой капитана этого шлюпа? Будет бесчеловечно разлучить их.
– Конечно, конечно. Бедняга. В какую же он попал передрягу.
Смертоносные бочонки были переправлены по морю, подняты на борт и погружены в трюм «Софи». То же произошло и с полудюжиной хмурых французов, несших свои мешки и сундучки. Однако праздничного настроения не чувствовалось: у матросов с «Софи», даже семейных, был какой-то виноватый, озабоченный вид. Ужасные вопли продолжали раздаваться не переставая. И когда доктор оказался у планширя, чтобы объявить, что должен остаться на борту шлюпа, Джек Обри был вынужден покориться обстоятельствам.
Подгоняемый устойчивым ветерком, «Ситуаен Дюран» легко скользил в темноте, направляясь в сторону Менорки. После того как вопли прекратились, Диллон поставил на руль надежного матроса, проверил немногочисленных вахтенных на камбузе и спустился в каюту капитана. Стивен мыл руки, а муж роженицы, расстроенный и убитый, держал полотенце в опущенных руках.
– Надеюсь… – произнес Джеймс.
– Да, да, – с готовностью отозвался доктор, оглянувшись на него. – Превосходные, без всяких осложнений, роды. Возможно, несколько затянувшиеся, но вполне нормальные. А теперь, друг мой, – продолжал он, обращаясь к капитану, – эти ведра надо бы выбросить за борт. А затем я рекомендую вам немного отдохнуть. У месье родился сын, – добавил Стивен.
– Наилучшие поздравления, сэр, – сказал Джеймс. – И мои пожелания мадам побыстрее поправиться.
– Спасибо, месье, спасибо, – отозвался капитан, глаза которого наполнились слезами. – Прошу вас подкрепиться, чувствуйте себя как дома.
Диллон последовал его совету. Каждый сел в удобное кресло и принялся уничтожать гору пирогов, уже приготовленных к крещению малыша, которое должно было состояться в Агде на следующей неделе. Все чувствовали себя довольно непринужденно, а в соседнем помещении наконец-то уснула бедная молодая женщина, чью руку, обнявшую розового сморщенного младенца, посапывавшего у нее на груди, сжимал ее муж. На нижней палубе теперь было удивительно тихо и спокойно. Спокойно было и на палубе шлюпа, уверенно шедшего с попутным ветром со скоростью шесть узлов, на ней регулярно звучал возглас, превратившийся из похожей на лай команды, более уместной на военном корабле, в негромкий окрик, раздававшийся время от времени: «Сколько на румбе, Джо?» Было тихо, и в этой тускло освещенной посудине они рассекали ночную тьму, укачиваемые крупной зыбью. После непродолжительного пребывания в тишине, убаюкиваемые медленными ритмическими колебаниями масс воды, они могли оказаться в любой точке океана – одни на целом свете – и даже совсем в другом мире. Сидевшие в каюте мысленно находились где-то далеко, и Стивен больше не понимал, куда он и откуда движется, не ощущая движения судна и, в еще большей степени, чувства времени, в котором находится.