Командующий фронтом
Шрифт:
— Я Лазо знаю, — не задумываясь ответил Постышев. — Это наш человек.
— Верю тебе, Павло Петрович, а все же собирайся в дорогу до Лазо и разузнай у него, что и как.
Сергей Георгиевич встретился с Постышевым на квартире у Пригожиной. С минуту они безмолвно смотрели друг на друга, потом обнялись.
— Иркутск за горами, но мы туда вернемся, — уверенно произнес Лазо.
— Не сомневаюсь, — тоже твердо ответил Постышев, — но крови прольем немало.
Они говорили долго, обстоятельно. Лазо разъяснил Постышеву положение в городе.
— Американцы отплыли, — сказал в заключение Сергей Георгиевич. — Белочехи уже не сила, а с японцами надо лавировать. Как соберем все силы в один кулак, так мы из Владивостока, а вы из Хабаровска возьмем их в тиски. Я прошу тебя передать привет Шевчуку и Бойко-Павлову и сказать им, что только крепкая дисциплина поможет нам выдворить врагов с нашей земли.
На высотке 55 сосредоточивались по приказанию Лазо воинские части, покинувшие Розанова. Первыми пришли артиллеристы. Прапорщик Амурской батареи Горбов, избранный артиллеристами командиром, приказал замаскировать орудия и явился в земскую управу, чтобы доложить о своем подчинении Военно-революционному штабу.
Об исчезновении батареи сообщили Розанову. Генерал схватился за голову.
— Где Извольский? — закричал он. — Что это делается? Соедините меня с Андо!
Адъютант хорошо знал своего генерала. Тот кричал не потому, что был зол на Извольского, а потому, что им овладел очередной приступ страха. В такие минуты срочно вызывали штабного доктора. Он вбегал без стука к Розанову и, подавая порошки, успокаивал:
— Примите, генерал, сразу два и улыбнитесь! Иначе вашему сердцу грозит опасность — оно остановится.
Генерал глотал порошки, но страх долго не проходил. На этот раз он в конце концов успокоился, но новое сообщение снова взволновало его. Широко раскрыв глаза, он слушал подполковника Извольского.
— Ваше превосходительство, сформировать офицерский корпус не удается.
— Почему?
— Офицеры неохотно записываются.
— Что за либерализм вы разводите? Офицерам надо не предлагать, а приказывать.
— Они вышли из повиновения.
— Значит, в моих частях анархия, бунт?
— Похоже на то.
— Неужели они поддались большевистской агитации?
— Примеру батарейцев последовала рота тридцать пятого полка. Она сошла с парохода «Печенга», забрала оружие, обмундирование и, пройдя строем через город, тоже скрылась.
— Еще одна измена? — вскричал генерал. — Вызвать командира моей личной охраны.
Извольский стоял навытяжку. Он считал, что приказ генерала относится не к нему, а к адъютанту, но того не было в кабинете.
— Чего вы стоите как истукан? — вскипел генерал. — Я приказал вам вызвать командира моей личной охраны.
Чаша обиды переполнилась до отказа. Извольский вышел из кабинета, надел в приемной шинель и, не глядя на адъютанта, поспешно покинул здание штаба. Он шел пешком на Русский остров, обдумывая, как арестовать Розанова и отвезти его к Лазо. В эту минуту он был готов на все. «Скорей на остров, — торопил он самого себя, — сейчас же начну формирование корпуса и уведу его к партизанам. Оставлю эту жирную свинью в одиночестве. Вот будут смеяться: генерал без армии!» Этот план так понравился Извольскому, что он не шел, а бежал, не замечая прохожих.
— Здравия желаю, подполковник! — услышал Извольский почти над самым ухом и остановился. Перед ним стоял штабс-капитан.
— Судейкин?
— Так точно!
— Почему у вас такой растерянный вид?
— Готовится подлость, и я не знаю, как ее предотвратить.
— Какая? В чем дело?
— Я могу довериться вам?
— Вполне!
— Генерал приказал ледоколу разрушить сообщение между Русским островом и городом. Вы понимаете, что это значит?
«Розанов хочет изолировать офицеров от влияния большевиков, — решил Извольский, — но ему это не удастся».
— Поспешим на ледокол! — предложил он Судей-кину.
Команда ледокола, собравшаяся на палубе, внимательно слушала подполковника.
— Мне поручено сформировать корпус, но кто-то точит за моей спиной нож. Нас хотят отрезать от города.
— Это приказ самого генерала, — перебил помощник капитана ледокола.
— Совершенно очевидно, что кто-то спекулирует именем генерала. Я беру на себя ответственность и приказываю команде ледокола выполнять только мои приказания.
От Извольского не ускользнуло, что Судейкин все время перешептывается с матросами.
— О чем вы шептались? — спросил он у штабс-капитана, когда они сошли с ледокола.
— Мне надо было передать матросам, что вы наш человек.
Извольскому понравилось, что Судейкин сказал о нем «наш человек».
— И вам это удалось?
— Да!
Подполковник пожал Судейкину руку и предложил:
— Идемте со мной на остров!
У школы они нагнали человека в шинели без погон. Он вошел в здание раньше Извольского и Судейкина и направился к часовому, но штабс-капитан, узнав Ягодкина, подбежал к нему и спросил:
— Вы к кому пришли?
Человек обернулся, и Судейкин убедился, что перед ним действительно адвокат Ягодкин.
— Владимир Николаевич?
Лазо метнул строгий взгляд на Судейкина, и тот, поняв, сразу умолк. В это время подошел Извольский.
— Что вы здесь делаете, Сергей Георгиевич?
— Пришел поговорить с офицерами.
— Бога ради, не делайте этого, — взмолился Извольский. — Здесь отчаянные головорезы, и они способны на все. Пойдемте со мной!
Они прошли в комнату, отведенную Извольскому. Судейкин не удивился тому, что подполковник знает Ягодкина, но не понимал, почему тот назвал его другим именем.