Командующий фронтом
Шрифт:
— Какие же это дела?
— Повидаешь ее — расскажет.
По тому, как Матвеев прищурил при этом один глаз, Лазо почувствовал недосказанное и с видимым интересом спросил:
— Где она сейчас?
— Уехала обратно в полк.
Лазо заторопился. Матвеев не стал его упрашивать. Он встал и протянул руку. Задержав ее в своей ладони, Матвеев, подыскивая слова, сказал:
— Приезжали с фронта товарищи, жалуются на тебя, Сергей Георгиевич, бесшабашный, говорят. Честное слово, так и говорят, — бесшабашный, не жалеет себя. Ведь дважды
— Кто я? — недовольно спросил Лазо. — Командующий или… Что ты затеял отцовский разговор? И вообще я не был ранен, один только раз поцарапало.
— Я на то имею право, — строго ответил Матвеев и хитро сощурил глаза, — ты хотя и командующий, но поаккуратней веди себя, иначе мы примем решение насчет тебя. Не так легко подыскать командующего. Ты меня понимаешь!..
Лазо и Бронников возвращались к Кларку, Мэри, Гриша и Вера, игравшие во дворе, увидя Лазо, бросились к нему. Обхватив детей за пояс, он поднял их и понес в дом. А там остальные — Наташа, Катя и Боря, — хором закричали:
— Дядя Сережа, дядя Сережа!
Лазо опустился на колени и стал на четвереньки, а дети — кто взобрался на спину, кто держал его за ремень — визжали и кричали от радости. Лазо подражал паровозному гудку, пыхтел, свистел, шипел. А потом он выстроил всех детей на линейке и скомандовал: «Смирно!» Малыши комично топтались, вылезая из строя. Последовала команда: «Вольно!» — и началась «война». Дети должны были взять в плен дядю Сережу, а он бросал в них подушки, шинели, одеяла. Под конец обессиленный Лазо упал на пол, а «победители» расселись у него на спине.
— Сергей Георгиевич, — напомнил Кларк, — мы сейчас поедем или завтра?
— Сейчас. Собирайся.
Неожиданно в дом вошел Рябов.
— Зачем приехал? — спросил Лазо.
— Принес новую кавалерийскую шинель, товарищ главком. Прошу старую сдать, а эту примерить.
— Я и в старой повоюю.
— Никак нельзя, — уговаривал Рябов.
— Не спорь, Сергей Георгиевич, — вмешался Бронников, — негоже командующему в поношенной шинели ходить.
— Ладно, ладно, возьму, — и, посмотрев на Рябова, сделал ему знак, чтобы тот вышел на улицу.
Рябов, захватив старую шинель, попрощался, а вслед за ним вышел Лазо.
— Ты видел, сколько ребятишек у командира сотни? — спросил он у Рябова.
— Не считал.
— Так вот не забывай их и приноси им гостинцев.
Рябов понимающе покачал головой.
— А за автомобиль — спасибо! — добавил командующий.
— Саша сейчас подаст сюда «чандлер», — засуетился Рябов.
— Я оставил «чандлер» на фронте, — строго сказал Лазо и посмотрел на Рябова так, что у того душа ушла в пятки.
— А я… я его вызвал сюда, товарищ командующий.
— Зачем?
Рябов, держа в руках старую шинель, теребил пальцами на ней крючок и молчал.
— Зачем? — переспросил командующий.
— Железнодорожники недовольны тем, что вы живете в теплушке. Они были у Матвеева с жалобой, а один из них, — я его фамилию не знаю, — так и сказал: «Лазо наш красный командир, командует фронтом, охраняет нас, а ездит в телячьем вагоне». Матвеев рассмеялся и отвечает: «Он меня не послушает». А старик говорит: «К нам из Оловянной прибыл служебный вагон бывшего начальника Забайкальской дороги, вот мы и хотим отремонтировать этот вагон». А Матвеев свое: «Делайте, как знаете, а меня в это дело не впутывайте». Раздобыли железнодорожники бархат и отделывают теперь вагон на славу. Вчера вечером его укатили в Андриановку.
— Причем же «чандлер»?
— Старый-то вагон ушел под погрузку снарядов. Вот и пришлось вызвать автомобиль.
— Это твои проделки, Рябов.
— Мое дело сторона. Народ захотел, он и сделал, а я только вам рассказал. Но как будете у железнодорожников, так вы меня уж не выдавайте… Обидятся.
Шумно и людно на степной дороге: обозы движутся в сторону фронта, а ездовые, лениво обгоняя лошадей, курят цигарки, гонцы проносятся с донесениями и исчезают в голубой дымке.
«Чандлер» шел быстрым ходом, поднимая тучи пыли. Машина обогнала какую-то колонну.
— Остановись! — приказал Лазо шоферу и поманил к себе пальцем шедшего впереди колонны грудастого и широкоплечего бойца. — Кто будете?
Боец сплюнул, вытер всей ладонью губы и спросил:
— А ты кто будешь?
— Лазо!
— Да ну! Покажи мандат.
Лазо протянул бойцу удостоверение. Тот медленно прочитал и простодушно заметил:
— А ведь правда… — И, подтянувшись, гаркнул во все горло: — Виноват, товарищ командующий! Веду колонну Дальневосточного социалистического отряда, одни матросы и портовые грузчики.
— Место назначения знаете?
— Разъезд Седловый.
— А дорогу?
— Море не высохнет, народ не заблудится.
— Бойцы сыты?
— Вполне!
— Ведите!
Не доезжая Андриановки, Кларк заметил вдали всадника.
Саша нагнал его и затормозил, выпустив из выхлопной трубы клубы желтого дыма. Всадник предусмотрительно съехал на обочину дороги и оглянулся. Когда дым рассеялся, Лазо порывисто, словно его подбросило пружиной, вскочил и радостно крикнул:
— Ольга!
С той же порывистостью он бросился из машины, но Ольга без его помощи легко спрыгнула с низкорослого коня.
— В Читу ездила? — спросил он.
— Да.
— Верхом?
— Как видишь! А что тут такого? Кто я, армейский политработник или домашняя хозяйка? Хорошо, что лошадь нашлась в полку, а то бы пешком пошла.
— Неужели такое неотложное дело?
— По-моему, да!
— Быть может, ты доложишь мне, как командующему, — улыбнулся он и уперся руками в бока.
— Я ездила, товарищ главком, в губпартком, — стараясь быть серьезной, ответила Ольга, — по вопросу об оформлении двух коммунистов: Сергея Лазо и Бориса Кларка.