Командующий фронтом
Шрифт:
К утру тучи разбежались, и над городом засияло горячее солнце.
Лазо застал Матвеева в ревкоме. Он был озабочен и рассеян, но старался не выдавать беспокойства.
— Ты про телеграмму Центросибири знаешь, Николай Михайлович?
— Знаю, у меня ведь копия, — ответил Матвеев и в свою очередь спросил: — Когда приехал?
— Ночью.
— Где спал?
— У Кларка.
— И он приехал?
— Кларк еще в дороге. Сюда идут две сотни казаков, одной командует Кларк, другой Безуглов.
— Одну придется оставить в Чите… Не сегодня-завтра эсеры и белогвардейцы могут поднять мятеж в городе.
— Если нужна сотня, пожалуйста, — согласился Лазо. — Дня через два казаки приедут в Читу, но только прошу Безуглова направить ко мне без задержки. А теперь, Николай Михайлович, расскажи мне о положении на фронтах.
Матвеев пожал плечами и ответил:
— Признаться, у меня самого общие сведения.
— Все равно рассказывай.
— Ну так слушай! О восстании чехословаков ты уже знаешь. Командующий фронтом Муравьев изменил нам и поднял мятеж. В Мурманске высадился десятитысячный десант англичан. Он захватил Кемь, Сороку и движется на восток для соединения с чехословаками. Левые эсеры убили в Москве германского посла Мирбаха.
— Зачем?
— С провокационной целью. Они хотят вызвать войну между Германией и Советской республикой.
— Ну и дела, — озабоченно покачал головой Лазо.
— Это не все, — продолжал Матвеев. — В Костроме Чека раскрыла монархический заговор. Кавказские меньшевики объявили «независимость» Грузии. Адмирал Щастный подготовлял контрреволюционный переворот на Балтфлоте, но его успели ликвидировать. В Москве раскрыт заговор, возглавлял его какой-то «Союз защиты родины и свободы». Турция готовится к захвату Батума и Карса. Бакинские меньшевики и эсеры обратились к англичанам с приглашением прибыть в Баку. От Самары до Байкала растянулся мятежный чехословацкий корпус…
— Хватит! — оборвал Матвеева Лазо. — Куда ни кинь, повсюду клин.
— Так вот не медли, Сергей Георгиевич, и выезжай!
— Где же Центросибирь?
— Позавчера была в Верхнеудинске, а сегодня…
— Ясно, можешь не говорить. Немедленно выезжаю на фронт, а тебя прошу послать ко мне хотя бы десять коммунистов-политработников. И обязательно пошли Ольгу Андреевну Грабенко, она недели две как в губпартшколе работает.
— Пошлю.
Матвеев встал из-за стола и протянул руку.
— Чуть не забыл, — спохватился он, — у меня для тебя письмо, а от кого — не знаю.
Он долго рылся в ящике стола и, разыскав наконец два письма, протянул их Лазо.
— На вот!
Лазо взглянул на конверты. В первую минуту показалось, что письма от матери, но, присмотревшись, он убедился, что почерк незнакомый.
— Ладно, прочту на досуге, — быстро сказал он и поспешил из кабинета.
Командующий новым, Прибайкальским фронтом рад был бы встретить Рябова. И только подумал о нем, как позади раздался голос:
— Товарищ главком!
Лазо порывисто обернулся. Перед ним стоял Иван Рябов.
— Легок на помине. Как дела?
— Как вам сказать, товарищ главком, я и швец, и жнец, и в дуду игрец.
— Незаметно вроде, — с усмешкой произнес Лазо.
Чтобы замять разговор, Рябов спросил:
— Степан Безуглов жив?
— Завтра-послезавтра приедет сюда со своей сотней.
— Надолго?
Вместо ответа Лазо сказал:
— Пойдем-ка, друг, в сторонку!
Они прошли в конец коридора и уселись на скамью.
— Ты откуда узнал, что я приехал? — спросил Лазо.
— Слышал краем уха, что вас переводят на другой фронт. Вот и решил зайти в ревком осведомиться, а если там ничего не узнаю, то наведаться на квартиру к Кларку, может, Анна Ивановна что знает.
Лазо, приложив палец к губам, прошептал:
— Проследи, когда приедет Кларк, и отдай ему мою записку.
— Будет сделано, товарищ главком.
Лазо достал блокнот и размашистым почерком написал:
«Борис! Тебя с сотней оставляют в Чите. Безуглова с казаками направь ко мне в сторону Верхнеудинска. Ольгу не успел повидать. Ночевал у тебя дома. Целую.
— Вот и все, — сказал он, отдавая записку Рябову. — Я сейчас уезжаю.
— Не поминайте лихом, — промолвил Рябов.
— За что же?
— Может, мало внимания уделял. Поверьте, товарищ главком, больше четырех часов в сутки не сплю. То туда гонят, то сюда, то это сделай, то се… И когда эта завирушка кончится, и когда я к себе домой доберусь?
Лазо попрощался с Рябовым и направился на станцию. Подойдя к своему вагону, он столкнулся с Агеевым.
— Ты что здесь делаешь? — удивился Лазо.
— Третий день в Чите. Сегодня собираюсь ехать домой. Иду по путям и вижу — знакомый вагон. Подошел, спрашиваю, где главком, а боец отвечает: «Иди своей дорогой».
— Ты до зарезу нужен мне, Степан Степанович. Идем ко мне!
Они вошли в вагон и уселись.
— Слово свое я сдержал, — сказал Лазо. — Старика Шаборина разыскали, я его довез до Оловянной в этом самом вагоне.
— Нашли? — обрадованно воскликнул Агеев. — Спасибо!
— Спасибо тебе за Мациевскую! А теперь хочу тебя забрать машинистом на Прибайкальский фронт.
Агеев смутился. Жена его привыкла к тому, что он уезжал на два-три дня и возвращался, но отправиться на фронт, не предупредив ее, показалось ему жестоким. И отказывать Лазо было неловко.
— Не хочешь или боишься? — спросил Лазо, не получив ответа.
— Не обижайте, товарищ главком, я трусом никогда не был. Вот жене ничего не сказал.
— Письмо напишешь. Так едешь?
— Еду! — решительно ответил Агеев.
— Иди на паровоз, скажи машинисту, чтобы шел в депо отдыхать.