Командующий фронтом
Шрифт:
— Спрячьтесь в моем доме.
Маньчжур был одет в хорошо сшитый чесучовый костюм и вызывал к себе доверие, но Балябин тем не менее пробурчал:
— А потом выдашь японцам?
— Я не предатель, а японских жандармов ненавижу так же, как и вы.
Он сказал так убедительно, что аргунцы поверили ему.
— Веди! — сказал Фрол.
Маньчжур ввел их в чистую, красиво обставленную комнату.
— Побудьте здесь несколько дней, японцы потеряют ваш след и успокоятся, — предложил
Казаки остались одни.
— Что же теперь будет? — нерешительно спросил Богомягков, но, увидев предостерегающий жест Балябина, замолчал.
— Подслушивает, — прошептал Фрол, намекая на хозяина квартиры. Он поманил к себе всех пальцем. — Мы коммерсанты, бежавшие от большевиков, и пробираемся в Даурию.
Ничего другого Балябин не мог придумать, но предложенная им версия никого не удовлетворила, впрочем, сам Балябин сознавал, что ни японская, ни маньчжурская полиция все равно им не поверит.
Томительно тянулось время. Только через несколько часов маньчжур бесшумно появился в комнате и сказал:
— Если вы голодны, я предложу вам рисовую кашу. К сожалению, ничего другого у меня нет.
Балябин мучительно думал о хозяине: «Если бы он хотел нас выдать, то мог это сделать с первой минуты нашей встречи, но вот уже четыре часа мы в безопасности. Кто же наш спаситель? Удивительно, что он хорошо владеет русским языком. А может быть, он хитрит?» Балябин даже уверил себя в том, что хозяин бесспорно хитрит, ведь в Маго жили чуть ли не одни контрабандисты, торговцы золотом, опиумом и спиртом. Хорошему человеку в этом городке делать нечего.
— Спасибо, хозяин, мы сыты, — холодно ответил Фрол.
Маньчжур безмолвно покинул комнату. Когда стемнело, он снова пришел и сказал:
— К сожалению, у меня постелей нет, ложитесь прямо на пол.
— Спасибо, — с той же холодностью поблагодарил Балябин, — но мы пойдем.
— Как хотите, я сделал для вас все, что мог.
— Да, да, мы благодарны, — более мягко произнес Балябин, — но мы пойдем.
Аргунцы протиснулись через узкие двери и вышли на темную улицу.
На востоке из земли вырвался в небо первый луч, и сразу посветлело. Над землей встало в росе теплое и свежее утро. В тусклой синеве неба белело стадо мелких барашков. В поселке Невер глохнул собачий лай. За поселком петляла пыльная, безрадостная дорога, которая не манит попавшего в этот суровый край путника.
К Васильевскому прииску приехали на рассвете. Расположенный у подножья высокой сопки, он тянулся двумя узкими улицами. Старые бараки в беспорядке тесно тулились, наползая один на другой.
— Быстрее, Степан! — торопил Лазо. — В тайгу, подальше от человеческого жилья!
Размахивая вожжами, Степан описывал ими круги в воздухе, подгоняя лошадей.
Василий Бронников ехал рядом с Лазо. Лицо его, смуглое от крепкого загара, было сейчас запылено, глаза потускнели.
— Не думал я, что так кончится, — сказал он, обернувшись всем корпусом к Лазо.
— Рано тревожишься, Вася, — пожурил Лазо. — Борьба продолжается. Может, ты устал?
Бронников задумался.
— Не больше тебя, — ответил он.
— Вот это голос моего друга Бронникова, а то «не думал, что так кончится». Но вид у тебя все же невеселый.
— Видишь ли, Сергей, мы уходим в тайгу надолго, а мне хотелось бы проститься со своими стариками.
— Кто же тебе мешает?
— Без твоего разрешения не поеду.
— Езжай! — сказал безразличным голосом Лазо.
— Спасибо, друг! А где же искать тебя?
— В тайге.
— Тайга велика.
— Ищи сначала в верховьях Олекмы, продвигаться будем на восток к Зее.
Бронников, взмахнув кубанкой, тут же повернул коня и поехал обратной дорогой.
— Даром пустил его, Сергей Георгич, — сказал Без-углов, когда Лазо поравнялся с повозкой.
— Вернется.
— Кабы так, а то ведь до своей станицы не доберется. Нешто и я не хотел бы повидать Машу и Мишутку? Позволь мне — а я не поеду, потому гиблое дело, выдадут атаману, а тот семеновцам, и меня, раба божьего, поминай как звали.
На дороге показался человек. Когда сблизились с ним, Лазо спросил:
— Издалека?
— С Бородинского прииска, — ответил встречный в рваном и заношенном до блеска пальто на тощих плечах. Он был высокого роста, сероглаз, часто переминался во время разговора с ноги на ногу.
— Ну, как у вас? Что говорят про советскую власть?
— Будто в Якутии белые да и в Чите они. А правду не знаем. В общем, хорошего мало. Наше дело маленькое: поднимать золото с каменной постели.
— Далеко идешь?
— На Васильевский прииск наниматься. Поругался с маркшейдером, не человек, а гнус. Терпел, терпел, а сегодня решил податься к соседям.
— Что ж рассказывают про Читу? — допытывался Лазо.
— Всякое, — охотно ответил старатель. — Будто беляки решили изловить большевистского комиссара Лазо, а он им не дается. То в одном городе объявится, то в другом, завирушку закрутит, а сам улетит, как божья птица. Такого, вестимо, не сыщешь и днем с огнем.
— Значит, не человек, а черт, — заключил Лазо.
— Никакой он не черт… — Старатель запнулся, испугавшись своей словоохотливости. «Кто эти люди? — подумал он. — Скажешь лишнее, а тебя за шиворот — и в тюрьму». И, не договорив, старатель махнул рукой и пошел своей дорогой.