Командующий фронтом
Шрифт:
Когда она прощалась с Сергеем, Безуглов отвернулся, сделав вид, что подтягивает подпругу.
— Степушка, — позвала она его ласково, — давай простимся.
Степан резко повернулся к ней лицом, и она увидела на глазах у казака слезинки.
— Будь здоров, дружок, — сказала она сдавленным голосом. — Храни Сергея Георгиевича! — И, обняв его за шею, поцеловала в заросшую щеку.
Долго еще стояли Лазо и Безуглов на дороге, глядя вслед удаляющейся Ольге. И только тогда, когда она растворилась в белесом рассвете, они сели на коней и поскакали обратно к зимовью.
Ольге очень
День обещал быть морозным и ясным. Когда Ольга подошла к Бородинскому прииску, солнце, вырвавшись из-за плотных облаков, брызнуло ослепительным светом и заиграло в кристаллах снежной целины разноцветными блестками. От Бородинского прииска до Васильевского шел прямой протоптанный путь, и Ольге незачем было расспрашивать про дорогу. По едва уловимым приметам она не сбивалась на развилках, но к концу дня все же устала и решила заночевать на прииске, зайдя в первый попавшийся дом.
Неожиданно до нее донеслась песня, которую выводил пьяный мужской голос:
Полюбил всей душой я девицу, За нее я готов жизнь отдать…Вдруг песня оборвалась, и уж на этот раз сиплый женский голос хрипло запел:
Нынче новые дела — Стариков в отставку, С молодыми до утра Мы сидим на травке… Ухажер ты, ухажер, Чтоб ты провалился, Один вечер простоял И всем расхвалился…Ольга вспомнила; была суббота, и непутевый парень с девкой, изрядно выпив, возвращались домой из кабака. Стало как-то не по себе: одни мерзнут в тайге, отсиживаясь от семеновских банд, другие партизанят, тревожа неприятельские тылы, а здесь пьют до хрипоты. Нехорошо! Пройдет еще много лет, пока человек поймет это, зато, когда поймет, сильнее полюбит жизнь и труд.
И снова послышался, но на этот раз уже близко, голос пьяного:
Бирюзой разукрашу светлицу, Золотую поставлю кровать.На дороге показался пьяный парень в расстегнутом пальто, с кепкой на затылке. Размахивая длинными руками, он старался идти не шатаясь, но ему это не удавалось. Он часто останавливался, качался из стороны в сторону и неуверенно делал два-три шага. Позади шла немолодая женщина с растрепанными волосами, а шаль ее сползла на плечи, и концы шали волочились по снегу.
Увидев Ольгу, парень остановился и заплетающимся языком заговорил:
— Пардон, мадам, я вас не знаю и знать не хочу… Идите своей дорогой… Наши пути разошлись… Вы недостойны меня, хотя я конторщик.
Ольга благоразумно решила пройти мимо, но пьяница, которого, очевидно, снедала неудачная любовь к какой-то женщине, еще сильнее раскричался:
— Захочу, так вы у меня в браслетах пройдете по прииску, но издеваться надо мной я вам не позволю… Не позволю! Эй, люди!
Крики пьяного всполошили жандарма, как на грех вышедшего на улицу. Поспешив к пьяному, загородившему дорогу Ольге, жандарм строго сказал:
— Прочь отсюда! Ступай проспись!
И уже более вежливо обратился к Ольге, приблизив свое лицо с огромными вразлет усами, дыша на нее винными парами:
— Куда идете?
Ольга не растерялась и тут же быстро придумала:
— Была на зимовье у одной старушки, лечила легкие.
— Вроде как больная, — захохотал жандарм.
— Что ж тут смешного? Я вольнослушательница Томского университета, сирота, время, сами знаете, тяжелое, кормилась плохо, голодала — вот у меня и начался туберкулез.
— И чем же вас старуха лечила? — поинтересовался жандарм.
— Трутом.
— Это что же такое?
— Наросты на деревьях. Старушка их сушит, чай готовит и поит им больных.
— Гм-гм, — низким баском промычал жандарм. — И документики у вас при себе?
— Есть, — ответила Ольга, собираясь сбросить мешочек с плеч.
— Тогда пожалуйте в контору, там при свете познакомимся.
Они пошли рядом, но жандарм больше ни о чем не расспрашивал. Ольга подумала: «Вот оно, первое испытание. Неужели этот тип задержит меня, а ведь я до Невера еще не дошла».
В конторе прииска, где стоял густой запах табачного дыма и затхлой бумаги, сидел за перегородкой счетовод, в очках с поломанной дужкой, и, держа в зубах погасшую папироску, лениво щелкал костяшками на счетах. При виде Ольги в сопровождении жандарма он посмотрел на нее поверх очков и, убедившись в том, что вошедшая женщина ему незнакома, отвернулся.
— Карп Карпович у себя? — спросил жандарм.
Счетовод снова посмотрел поверх очков, но на этот раз уже на жандарма и, покачав отрицательно головой, ответил:
— Ушли!
Жандарм, пропустив вперед Ольгу, указал на дверь.
— Пройдемте туда!
Прочитав удостоверение, жандарм вернул его и бесстрастным голосом произнес:
— Придется вас задержать до выяснения личности.
— Я ведь вам предъявила студенческое удостоверение, — возразила Ольга.
Жандарм, игриво пригрозив указательным пальцем, сказал:
— Студенты самый неблагонадежный народ: и нашим, и вашим.
И Ольга была задержана.
Долго ждали в отряде Ольгу. Сергей весь извелся, не спал ночами, но днем бодрился и поддерживал дух у товарищей.
— Чего носы повесили? — говорил он. — Скучно без дела — я это знаю. Вот скоро вернется Ольга Андреевна, и тогда все станет ясно. Степан, спой забайкальскую песню!
Безуглов пел через силу, и песни его были тоскливые, тягучие. И дум было много — про Машу и Мишутку, про Ольгу, про тех, кто партизанит и кто в бою сложил на сопках свою голову.