Комдив
Шрифт:
Наша армия почти всё сражение так и простояла во втором эшелоне, и только под конец командование отдало нам приказ вступать в бой. Именно мы окончательно сломили немецкое сопротивление, когда новая волна наших танков обрушилась на уже выдохшегося противника. Это был именно тот момент, которого я с таким нетерпением ждал. Основные наши силы, понёсшие в ходе этого сражения большие потери, нуждались в передышке, а наша армия нисколько не устала, и, кроме потерь в самоходках, которые мы понесли, помогая армии Катукова сдерживать противника, других не было. Обоз для рейда уже был сформирован и только ждал отмашки, поэтому, не теряя зря времени и пользуясь паникой, возникшей в рядах противника, наша армия рванула вперёд [42] .
42
Уважаемые
Глава 14
Переваливаясь на ухабах и достаточно сильно подпрыгивая на кочках, мой штабной бронетранспортёр, покачивая длинными хвостами двух антенн, шёл в середине колонны моей дивизии. Командирская машина шла сразу за штабным бронетранспортёром, однако я сам ехал не в машине, а в штабном бронетранспортёре. Разумеется, гораздо удобней и комфортней ехать в машине, однако в этом есть одно очень большое но: в моей машине нет рации. К сожалению, возможности достать американские «воки-токи» у меня не было, к тому же я не знал, когда именно они появились у пиндосов. Знаю только, что во время войны, а когда именно – нет. Сейчас они вроде должны уже вовсю использоваться, вот только когда начали? Да и вопросы ненужные у начальства возникнут: а я откуда про них узнал? Да ещё неизвестно, согласились бы пиндосы их нам поставить или нет.
Короче, я решил не палиться, вот и приходится теперь ехать не в своей машине, а в штабном бронетранспортёре, где установлены две рации, одна из которых мощная, для дальней связи. А что делать, сейчас связь необходима как воздух, так как от неё зависит почти всё. Обстановка меняется постоянно, и успех рейда напрямую зависит от разведки и связи, потому что разведка должна мгновенно передавать командованию добытые сведения. Кстати, Севастьянов сейчас тоже едет в штабном бронетранспортёре, правда, своём: к его штабу прикомандирована отдельная машина, причём не одна, а две.
Моя дивизия движется первой, в авангарде нашей армии, и именно моя разведка разведывает путь для всех. Разведчики остальных дивизий контролируют фланги, чтобы не получить внезапный удар со стороны, потому что в этом случае потери будут большими, а главное, могут пострадать наши тыловые колонны, в которых находятся топливо и боеприпасы для всей армии. Разумеется, всё разделено на отдельные колонны для минимизации возможного ущерба, но в любом случае потеря даже небольшой части наших припасов может нам сильно икнуться в будущем, так как именно от припасов зависит длительность и дальность нашего рейда. Без топлива и боеприпасов вся наша техника сразу потеряет своё значение. Что она стоит, если не может двигаться и вести огонь? Ничего, это лишь груда дорогого железного хлама.
Впереди моей колонны шёл усиленный передовой дозор, а перед ним на трофейных мотоциклах и бронетранспортёрах, некоторое количество которых мы захватили, ехали разведчики в немецкой форме, вместе с ними на трофейных же грузовиках ехали и мои диверсанты. Скажем честно, в основном это оказалась брошенная немецкая техника, которую мы прихватизировали для выполнения задачи: наших частей впереди не могло быть по определению, а предупреждать противника о нашем приближении было нежелательно.
Среди разведчиков были и сапёры, их основной задачей была проверка редких мостов на предмет минирования, так как от исправности мостов зависело всё. Времени на поиск объездов у нас не было, а потому задачей разведчиков и диверсантов был захват и удержание переправ. Я намеревался повторить действия немцев 41-го года, когда они так же захватывали наши мосты, переодевшись под наших бойцов.
До темноты мы проехали около тридцати километров, захватив при этом один мост и уничтожив три небольшие немецкие части, которые попались нам по пути. Один раз, правда, пришлось сделать приличный крюк, так как, по сообщению разведки, впереди расположился немецкий госпиталь. После того как в 41-м году я отучил немцев уничтожать наши госпитали и санитарные колонны, по всему фронту установилось негласное правило: раненых, врачей и госпитали не трогать. Поняв, что за любое нападение на наши госпитали и санитарные колонны последует аналогичный ответ, немцы прекратили это делать: слишком жестоким всякий раз был наш ответ на такие их действия. После меня и другие командиры проводили аналогичные ответные действия, и в результате уже сами немцы удерживали своих камрадов от такого.
Согласно донесениям разведки, в немецких госпиталях случались стычки, когда простые раненые избивали тех, о ком узнавали, что они нападали на наши госпитали и санитарные колонны. Солдатский телеграф – вещь такая, что любое событие или новость очень быстро становятся известными всем. Так и новость, что русские в ответ на уничтожение своих госпиталей стали целенаправленно уничтожать немецкие, мгновенно разлетелась по всему Восточному фронту, а пострадать за действия других никто не хотел.
Также известие, что немецких лётчиков, виновных в убийствах мирного населения и раненых, в плен брать не будут, тоже хорошо поспособствовало тому, что немецкие лётчики перестали нападать на госпитали и санитарные колонны. Но и мы тоже не наглели: не прикрывались госпиталями и санитарными машинами, не размещали рядом с госпиталями никаких военных объектов или складов, не использовали санитарные машины для перевозки войск или военных грузов. Короче, не провоцировали противника на обстрелы и бомбёжки, чтобы не было потом повода для оправданий, что били и бомбили по другим целям, а госпиталям досталось случайно. Бывали, конечно, случаи, когда по госпиталям и санитарным колоннам стреляли, но были они очень редкими, тем более что сразу после этого противнику напоминали, что любая палка о двух концах, и всё возвращалось на круги своя.
Вот поэтому сейчас нам и пришлось делать крюк, чтобы объехать немецкий госпиталь по большому кругу. Уничтожать его я не хотел, чтобы не давать противнику новый повод для ответного хода, а просто пройти мимо значило показать свои силы немцам. Чем меньше они будут о нас знать, тем лучше, вот и двигались мы, стараясь пока поменьше светиться, а встреченные немецкие части уничтожали, благо в основном это были тыловики и в небольших количествах.
На ночёвку встали в достаточно большом лесу и сразу принялись заправлять и обслуживать технику, так как от её исправности зависит всё.
21 июля 1943 года. Окрестности города Белгорода
Рано утром, позавтракав, выдвинулись, впереди снова шла разведка на трофейной технике. Спустя полтора часа мы оказались на подходе к Белгороду. С самого утра штаб армии двигался в порядках моей дивизии, так что штабной бронетранспортёр Севастьянова шёл рядом с моим.
Остановившись на подступах к городу в небольшом леске, Севастьянов после нашего небольшого совета отправил две дивизии в обход: они должны были обойти Белгород с двух сторон. А моя дивизия встала, давая возможность двум другим обойти город, чтобы наш удар был одновременным.
Пришлось ждать около трёх часов, прежде чем по рации пришло подтверждение о готовности. От нас до города было примерно полчаса хода, и за это время обе дивизии, пошедшие в охват, продвинулись чуть вперёд, так что входили в Белгород не только с флангов, но и чуть с тыла, практически взяв город в кольцо. Значительных сил противника в городе не было, почти все войска были в передовой группе, которую мы раскатали под Курском, а тут в основном стояли тыловики и войска охраны тыла, которые хорошей боеспособностью не отличались: не под то они были заточены.