Комедия положений
Шрифт:
– Ну, всё, Катя, жди приплода, - говорю я, и не зря. Через положенное количество времени (я не помню сколько) Мурыська окотилась, прямо на нашем покрывале, закрывающем семейную софу, тремя котятами, двумя серенькими и одним черным.
Сохранились и мои рисунки и фотографии этого первого помета.
Сережка учится во вторую смену во втором классе. Это причиняет нам массу забот, потому что Катя учится в первую. Сережку часто провожает в школу Алешка, приезжает из своей ЦВЕТМЕТАВТОМАТИКИ, и кормит сына, а потом едет обратно на работу, ему проще,
Нина Скуратова, моя сослуживица, как-то умеет устраиваться, знает табельщиц, подарит шоколадку и может опоздать с обеда, а я не умею это делать, для меня институт - машина, и люди работающие в ней тоже механизмы-винтики, а под машины лучше не попадать.
С работы я прихожу раньше сына, успеваю приготовить ужин до его прихода и жду, когда он придет домой.
Вот пробежал Кирихин Сережка, нырнул в подъезд дома напротив, протопал важно, заплетая ногу об ногу Акингинов в полном одиночестве, шаркая, скрылся в подъезде, а моего нет и нет.
Наконец идут. Вдвоем с Юриком Шуваловым. Окна Шуваловых напротив наших и я быстренько занавесила свои окна шторами, неудобно, пройдешь в одном белье, а там товарищи сына на тебя пялятся, да еще, возможно в бинокль, как мой сыночек, встанет у окна, наведет на соседский дом полевой бинокль и смотрит, нет ли чего интересного.
Возле Шуваловского подъезда еще постояли, потом разошлись, Сергей топает через грязь в скверике между домами, нет, чтобы обойти по асфальту, прямо так и шпарит по раскисшей глине.
Добрался до тротуара, встал. Ему что-то кричит девочка, школьница, с портфелем. Тоже копуша, до сих пор домой не добралась. Вдруг мой сын бежит за ней и с размаху толкает. Девочка падает, лежит, потом встает и плача уходит.
Я не лезу кричать в форточку. Дело уже сделано, противник повержен, а воспитательную работу я проведу и дома.
– Ты зачем девочку толкнул?
– сразу же, вместо приветствий начинаю я.
– Как ты себя ведешь? Позоришь нас с отцом. Не знаешь, что драться нельзя?
Тощенький воин надувает от обиды губы, серые глубоко посаженные глаза-паучки сверкают обидой.
– Она первая начала.
– Как? Я сама видела, что ты её первый ударил, а она вообще тебя не тронула.
– Да, как же, дразнилась.
– Как?
– Кремль, - кричала.
Сережка умел изобразить такую трагедию на лице, что, даже, когда он кругом виноват, начинаешь ему сочувствовать.
Как-то раз, еще в четыре года, подрался с Катей и пришел за сочувствием. Залез ко мне на колени. Сидит, реснички слиплись, на щечках слезы. Пришла Катюшка, глянула на него сердито:
– Вот, сидит, как херувимчик, а на самом деле такой противный, сам первый лез, а кто поверит?
Вот и сейчас, я сочувствую сыну, эти девчонки бывают такие вредные, я тоже дралась в детстве, когда меня дразнили, но ... :
– Кремль совсем не обидно, - говорю я.
– А вообще, заруби себе на носу, никогда не связывайся с девчонками. Сколько бы они ни дразнились, если подерешься, то будешь кругом виноват ты, девочку нельзя побить, можешь припугнуть, что побьешь, но толкать или ударить нельзя.
Сын молчит, борется
За первую четверть у Катерины четверка по алгебре. Катя сидит на своем диванчике, а мы с Алешкой столпились вдвоем вокруг нее, таращимся то в табель, то на дочь, наше ли это создание, и если наше, то почему у нее четверка по математике. Родители-физтехи, а дочь внешне так похожая на родителей, что классная, увидев опоздавшего на родительское собрание Алешку, сразу сказала, что это Катин отец пришел, так вот эта самая дочь внутри какая-то не такая, если докатилась до четверки по математике, это при пятерке по русскому языку!
Не такая дочь, видя наше изумление, собирается поднять рев во весь голос, ну точно как я в детстве, когда меня обижали, рев-то похожий, но вот четверка...
Даже невпечатлительный папа Алешка удивлен:
– Что-то с нашей дочкой не то,- говорит он.
Позднее, когда Сережка будет приносить нам четверки по математике, я буду относиться к этому спокойно. Мальчишка есть мальчишка, пишет как курица лапой, грязюку разведет, вот и четверка. Но старательная девочка совсем другое дело, значит, чего-то не знает. А Катька только воет на наши недоуменные расспросы, но объяснить свои трудности не может. И я пытаюсь отследить, что не получается у моей дочери. Отслеживаю, и у меня волосы становятся дыбом. Тут не четверку надо ставить, а двойку. Дочь не знает элементарнейших вещей, и это может быть только в одном единственном случае: ее не просто плохо учат математике, но вообще никак не учат!
Дочь сидит, пыхтит, делает преобразование дроби, и благополучно вычеркивает из многочленов числителя и знаменателя одинаковые члены.
Приходится объяснять, что сокращать можно только сомножители, и приводить примеры на числах, доказывающие, что в противном случае изменяется значение дроби.
Потом "а" плюс "б" в квадрате у нее равняется "а" квадрат плюс "б" квадрат. Заставляю ее расписать произведение двух одинаковых скобок, приводить подобные члены, вывести правильную формулу. Катя видом формулы недовольна, ей не нравится удвоенное произведение. Опять берем числа, проверяем правильность формулы. Катя плачет, она разочарована, что квадрат суммы не равняется сумме квадратов, когда это так красиво и понятно, но смиряется с очевидностью. Вот к ней пришла Наташка Самыгина, Катя ей пересказывает мои слова, Наташка понимает, не плачет из-за уродливости формулы, а радуется, потом говорит мне на кухне:
– Какая ваша Катя умная девочка!
Катя действительно неглупа, схватывает быстро, только вот заставить ее слушать меня и воспринимать в роли учительницы мне удается с трудом, правда сейчас легче, чем в прошлом году.
В прошлом году они проходили степени чисел, и Кате нужно было разделить 27 в кубе на девять в четвертой степени. Моя честная дурочка собралась возводить 27 в куб, потом девять в четвертую степень, потом делить одно число на другое.
Я хотела объяснить ей, что так делать не надо, но упрямая дочь не желала ничего слушать, умножала на бумажке и кричала, что она и без меня всё знает, и я ей мешаю.