Комедия убийств. Книга 1
Шрифт:
Рогоносец молчал, казалось, он даже успокоился, но никак не мог найти повод, чтобы отложить ружье и сделать вид, что ничего страшного и на самом деле не случилось.
Марина, ободренная такой реакцией, продолжала:
— Это ж по пьянке, правда, Ген… Ну, мне ведь тоже обидно, что ты Любку трахал, когда я на аборт ложилась. Ты с ней тут был, мне Любка созналась, она говорит, ты и ее сестру трахал, а ей ведь всего шестнадцать… Прости, Ген, ну, пожалуйста…
Кажется, старания Марины возымели действие: муж начал опускать ружье. У Марины отлегло от сердца. Внезапно
«О черт! — мелькнуло в голове у Марины. — О черт! Только не это!»
LII
Приступ помутнения рассудка кончился.
Андрей Корниенко сидел за столом в расстегнутом кителе, спущенном галстуке и темной от пота рубашке.
Светлые волосы слиплись на мокром лбу. Пальцы рук побелели, сжимая жестяную табличку с надписью. Призыв к бдительности остался на прежнем месте. Участковый даже переворачивал табличку, чтобы убедиться, что и на тыльной ее стороне нет ужасных слов, при воспоминании о которых старшего лейтенанта милиции охватывала дрожь. Дверной звонок окончательно вывел Корниенко из состояния умопомрачения.
«Кого еще черт… — подумал он. — Впрочем, живой человек мне не помешает».
С этой мыслью Корниенко наскоро привел себя в порядок и направился к двери.
— Ни себе фига… — произнес он растерянно, — Ты кто?
Живого человека за дверью не оказалось, вместо этого Андрей увидел огромного черного пса. Рука невольно потянулась к кобуре, но пальцы нашарили только клок мокрой рубашки. Вместе с тем поводов для беспокойства как будто не находилось, пес вел себя вполне миролюбиво; грустные, как у большинства крупных собак, глаза печально взирали на взъерошенного человека в помятой и застегнутой не на те пуговицы милицейской форме.
«Черт, да это же, наверное, та самая собака, которую потерял звонивший псих, — смекнул участковый. — Да, овчарка, немецкая… кажется… Жаль, что она не пришла сюда раньше, когда он звонил мне. Куда же мне ее теперь девать?»
Пес преданно уставился в глаза милиционеру.
— Ну, входи, что ли, — произнес тот и, делая шаг в сторону, подумал: «У меня и дать ей нечего…»
Пропустив собаку внутрь квартиры, Андрей заглянул в холодильник, где обнаружил кусок старой замерзшей и подплесневевшей полукопченой колбасы, — для собаки сойдет. Старший лейтенант отвел пса на кухню, положил на пол колбасу и сказал:
— Я сейчас уйду, а ты ешь и сиди смирно. Утром придет хозяин и заберет тебя. Все понял?
Не дожидаясь ответа, Андрей закрыл дверь на кухню, а сам отправился в большую комнату, служившую ему кабинетом. Участковый переоделся в джинсы и свитер и подумал, что не плохо бы позвонить Любе: чем он хуже брата? Младшему все можно, а старшему ничего нельзя?
Люба поломалась немного, но согласилась: ей вовсе не улыбалось сидеть весь вечер у телевизора, слушать зудение матери, а потом ложиться спать одной. Представляя себе, как будет злиться жена Андрея, когда он в очередной раз не придет ночевать, — знает уже, рассказали,
Посмотрев на беспорядок, устроенный им на столе, повеселевший после разговора с подругой участковый хмыкнул:
— Разобрал бумаги, называется… Ладно, теперь уж завтра.
И все-таки следовало убрать со стола хотя бы папки. Корниенко схватил их и… Что-то заставило старшего лейтенанта посмотреть на табличку. Участковый рухнул в кресло, буравя безумными глазами надпись, выполненную красной, как кровь, краской на ослепительно белом фоне.
«Кровь на снегу, кровь на снегу, — болью отдавалось в мозгу. — Так называлась та статья в газете… Кровь, красная кровь на ослепительно белом снегу».
Милиционер зажмурил глаза, через несколько секунд он открыл их, зная уже, что надпись никуда не исчезнет, она находилась на прежнем месте, только табличка, казалось, увеличилась в объеме. Нет, на ощупь она осталась прежней, но зрительно стала больше раза в два или три, так что теперь даже человек с очень плохим зрением мог прочитать:
ОН ПРИШЕЛ. ОН ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ МСТИТЬ ЗА СВОЮ ВОЛЧИЦУ.
LIII
Гена еще раз окинул взглядом обнаженное тело коленопреклоненного соперника; тот пока не понимал, что изменилось.
«До чего же в горле пересохло, — подумал Олег, облизывая горячие губы. — Выпить бы…»
Чувствуя, что надо молчать, Корниенко-младший не сдержался.
— Генк, ну чего ты, а? Давай выпьем? — проговорил он с интонацией обиженного ребенка.
— Заткнись, сука! — заорал обманутый муж и вновь вскинул ружье. Марина уже знала, что за этим последует.
«Что у трезвого на уме, у пьяного… да и не пьян он вовсе, просто рехнулся!»
Лицо Гены исказилось.
— Что, курва, — прошипел он, обращаясь к Марине, — нравится, когда большой, да? Да, сука? Отвечай! Отвечай!
— Нет… — пролепетала женщина.
— Нравится?! Да?! Да?! Отвечай, сука!
— Не-е-ет… — шмыгая носом, проговорила она, чувствуя, что жизнь повисла на волоске, но еще надеясь на спасение.
— Тебе мало было, да?! Мало? Отвечай!
— Не-е-е-ет… — всхлипывала все сильнее Марина.
— Почему же ты с ним, лярва?! Почему?!
— Не-е зна-а-й-у… — прохныкала женщина, понимая, что любой ответ может заставить мужа нажать на курок.
— Он тебя заставил?! Отвечай, он тебя заставил?!
— Не-ет…
— Так, значит, тебе было мало, самой было мало, не хватало?! Не хватало мужиков? Что молчишь?! Что?!
Марина, всхлипывая и заливаясь слезами, повторяла неизменное: «Не-е-ет».
— Значит, мало?! — с диким торжеством сумасшедшего завопил Гена. — Значит, не хватало? Да? — Он шагнул к жене, потрясая двустволкой. — А вот я это тебе засуну. Как думаешь, не мало будет?
Марина вскрикнула от страха: сомнений, что муж сможет исполнить угрозу, у нее не осталось.
— Кончай, Гена, — взмолился Олег. — Брось, в натуре, это уж слишком.