Комендант некромантской общаги 2
Шрифт:
Вот только округлившиеся глаза каменного провожатого, когда стрелка встала ровнехонько по центру и, скрипнув, сама приоткрылась до этого невидимая дверь за весами, подсказали ей, что, кажется, шутка не удалась.
— Иди, достойный, и возьми свою награду, теперь тебе решать, как с нею поступить. Тебя дождавшись, покажу я выход и сам уйду туда, найду где отдых от бремени, служение закончив.
Марья с опаской потянула на себя дверь в помещение, куда горгул по каким-то причинам вдруг решил за ней не последовать, и вошла в темную комнату. Ну как темную? Освещения в ней не было, но в центре, светясь и сверкая, парила в воздухе миниатюрная шкатулка размером с кулак. В нее, под слегка приоткрытую крышку, втягивались многочисленные потоки, искрящиеся всевозможными цветами: серебряные, белые, зеленые, красные, желтые, синие, коричневые и других оттенков. Они переплетались между собой, вытекая из стен ручейками и речками, вся
— Видимо, это и есть артефакт. Надо его взять. — Мария Спиридоновна двинулась к шкатулке, аккуратно ступая по полу, чтобы не запнуться вдруг обо что-нибудь и не упасть, ведь под ногами ничего видно не было. Опасаясь почему-то протянуть руку, она снова достала из немажоськи поварешку, которую убрала, убедившись, что горгул не опасен, и коснулась ей шкатулки. Может, это послужило каким-то сигналом, может, просто совпало, но ларец опять приоткрылся, и снова в комнату стали проникать светящиеся разноцветные потоки и втягиваться в крошечный артефакт. Неуверенно протянув руку со слегка подрагивающими пальцами, Марья прикоснулась к шкатулке, и тут же ее пронзила целая череда разноцветных неосязаемых потоков. Перед глазами вспыхнул ослепительный свет, заполняя собой пространство вокруг, с высоты птичьего полета мелькнули заснеженный лес и горы вдалеке, неожиданно сменившиеся видением большого серого камня, похожего на усеченное яйцо, и тонкой бледной женской руки, свисавшей с его края. Закружились перед глазами снежинки, и вот уже чьи-то мохнатые гигантские ноги идут по снегу, а она смотрит на них почему-то сверху вниз, находясь вверх тормашками. Потом перед глазами вдруг оказались какие-то до боли родные зеленые глаза и тихий голос позвал:
— Пойдем домой, родная, ты устала.
Он шепотом звучал в ушах, рождая смутную тоску. Голос самого дорогого и любимого мужчины, которого она почему-то никак не могла вспомнить.
Словно очнувшись, Марья захлопнула шкатулку, отрезав всё, и разноцветные ручейки магии — видимо, это были они — снова кинулись врассыпную. Засунув шкатулку вместе с поварешкой в немажоську, Мария Спиридоновна застыла, вспоминая грезы наяву. Что это было? Просто видения? Какие-то события будущего или подсказка для дальнейшей жизни? Правда, какая-то невнятная подсказочка. Может, не надо было закрывать коробушку так быстро? Но смотреть в зелень глаз, которых она не могла отыскать в своей памяти, было невыносимо.
Горгул, как и обещал, ждал ее на выходе из комнаты. Каменный страж просто молча повернул весы на постаменте, и в боковой стене открылся проход с ведущей вверх винтовой лестницей.
— А этот артефакт, он для чего вообще? Видения — это будущее? — Мария Спиридоновна пыталась чуточку понять произошедшее и получить хоть часть ответов на мучающие ее вопросы.
— Судьбы виденья. Верно их пойми и следуй по пути, что поведет по жизни. Желание исполнится, но стойкость и решительность еще не раз придется проявлять тебе. Награду от судьбы всяк выбирает по себе.
Марья хотела сказать ему спасибо, но каменная фигура вдруг осыпалась черным песком, который, испаряясь, превратился в сияющие искорки, роем улетевшие под потолок. Это было красиво, но, оставшись снова одна, она почувствовала, что ей тут жутковато, и, испугавшись, что проход может закрыться, поспешила подняться по лестнице.
Вышла она, к своему удивлению, в центре пресловутых развалин, где до сих пор так и не удосужилась побывать. Стоило ей покинуть последнюю ступеньку лестницы, как целый кусок оплавленной стены сдвинулся и закрыл проход. Впрочем, всякие ходы и артефакты Марью уже не интересовали. Габриэль и Манефа! Мария Спиридоновна стала пробираться к видимым за обломками очертаниям дворца. Уже почти подходя к травяному забору и слыша шум в парке, она увидела летящего в ее сторону Тимона.
Увидев ее, Тимон сильнее замахал крыльями и спустился к ней, крича:
— Бабуля, мы тебя все уже полдня ищем!
Кричал он радостно и, видимо, достаточно громко. Потом снова взлетел и, кружа, принялся звать всех, кто мог его услышать. Марья, к своей огромной радости, увидела спешащих к ней кикимору с алхимиком, Рорха и Винни. Пока плачущие женщины обнимали друг друга, Тимон, не в силах сдержать эмоции, пытался вывалить на Марию Спиридоновну всё произошедшее в ее отсутствие. И про ее поиски, и про почти очищенный парк и стройку, и про Лисовских, вернувшихся с рассказом про чертиху, и про сына этой чертихи, отданного трактирщику на поруки. Казалось, что прошло не полдня, а целая вечность, столько всего произошло. Марья же, обнимая кикимору, в свою очередь пыталась рассказать про подземелье и горгула. Она вытащила из сумки шкатулку и пыталась отдать ее Рорху. Лич артефакт не взял,
Рорх как-то задумчиво оглядел развалины. Его руки покрылись зеленым туманом, растекающимся в разные стороны.
— В этом месте вроде бы магические потоки стабилизировались. Возможно, это как раз и было влияние артефакта, — предположил он. — Надо сообщить всем, что Мария Спиридоновна нашлась, и проверить магию на месте строительства.
— Эй, — из травяного забора высунулся призрак, — там Лисовские этого, дыркокопателя гоблинского поймали, тащите свою микстуру. — Петр Егорович махнул им рукой. — О! И бабка нашлась, а шуму-то из-за нее развели, — высказался он, заметив Марью. — Пойду парням расскажу, — добавил он, исчезая в заборе.
Глава 37. Зигзаг судьбы
— Прямо не верится, что мы всё успели закончить вовремя! — Марья перебирала кучу сваленных на кровати в палатке вещей, собираясь на праздник по случаю открытия дворцового комплекса.
— Если бы магия не стабилизировалась, могли и не успеть! — ответила ей уже готовая к выходу кикимора, которую у палатки ждал Габриэль.
Похоже, эти двое всё же смогли договориться и встречались. Манефа, как девчонка, вечерами исчезала из палатки на свидания, а ее внешность претерпела значительные изменения. Конечно, столь ослепительной, как на балу у демонов, она не стала — молодость не вернешь, — но была уже не старой сгорбленной старухой, а эффектной пожилой леди со следами не исчезнувшей былой красоты. Бытовички при виде ее шушукались и перемывали ей косточки по углам, а завидущая фон Фельдсон пугала их по ночам россказнями на тему заманивания кикиморой, с помощью секретных травок, раз в сто лет наивного мужчины, чтобы омолодиться за его счет, выпив из бедняги все соки. Правда, по утрам, оглядывая алхимика, девицы приходили к выводу, что на жертву соковыжимательных действий он мало похож, что, впрочем, не мешало им завидовать, провожая взглядами очередной подарок для любимой Манефочки, и шушукаться по этому поводу.
Манефа вышла из палатки, а Мария Спиридоновна всё еще не могла решить, что надеть. Этот вечный женский вопрос, когда у тебя еще не сформирован свой собственный стиль, мучил ее особенно остро, учитывая обстоятельства. Ведь за довольно короткое время она в этом мире успела побывать и бабушкой, и младенцем, и маленькой девочкой, и подростком, и молодой женщиной, и каждый раз приходилось доставать и покупать новые наряды, подстраиваясь к изменениям роста и возраста. Хорошо, что Азалия воспринимала ее трансформации как возможность отточить свои идеи и заодно поиграть в куклы, точнее — в одну большую игру «одень Машу». Так что недостатка в одежде Марья не испытывала, а вот идей, что выбрать конкретно сейчас, не наблюдалось. Она посмотрела в зеркало. В приглушенном освещении светильников в нем отражалась полная маленькая блондинка лет сорока пяти, с кругленьким личиком, голубыми глазами и почти полным отсутствием талии. Как бы ни менялся возраст, фигура оставалась неизменной. А вот рабочий комбинезон на этой фигуре явно не соответствовал уже уложенным волосам и статусу предстоящего мероприятия. В итоге она взяла с кровати первую попавшуюся вещь и приложила к себе, а потом захохотала. Это оказался клетчатый шерстяной плед, и она представила, какой фурор произвела бы, появись на бантугбанском приеме в этом! От вида шерстяной тряпочки нахлынули воспоминания, ведь именно он оказался тогда в немажоське вместе с другими полезными и не очень вещами. Катакомбы, странный горгул, то ли страж, то ли привратник. Нелепые испытания и видения, которые до сих пор бередят ей душу. Беспорядки и разрушения.
А как они заканчивали стройку! Тот гоблин, которого поймали Лисовские перед ее возвращением, испортил почти все фонтаны, систему подачи воды и по парку ямы нарыл почище крота! Права Манефа: без магии, которая вдруг стала нормально работать, они бы не справились в сроки. Только цветочки, неизвестно как оказавшиеся на газонах, удалось нейтрализовать зельями, а чтобы восстановить всё остальное, подключили магию. И леса убрали, и разрушения ликвидировали.
Больше всего возни было с фонтанами и «заминированным» каменным бантугбаном. И если с фонтанами строители с бытовичками справились сообща, то статую освобождать от опасных украшений пришлось парочке артефакторов. Вот вампирчик завывал и ругал напарницу, изукрасившую так каменного истукана. Если учесть, что все артефакты были подотчетны, то можно было себе представить, что с ними сделает Пафнутий Саврасович за порчу этого ценного имущества. Да и статую портить тоже было нельзя. Хотя, по мнению Марьи, девчонке это пошло на пользу. К Винни она, слава богу, охладела после двух недель ползания по скульптуре.