Комиссар госбезопасности
Шрифт:
— Слышал о вашем приезде, малость не застал тогда под Белкой… У вас тоже хватает хлопот… Не пойму только, что за необходимость вам лезть под фашистские танки?
— Получилось так, — ответил Михеев, понимая, что Герасим Федорович ожидает другого, неприятного разговора, и захотел поскорее снять с генерала тяжелый груз. — Голосеевский лес давеча освободили. Особисты, пограничники, командиры штаба фронта одной цепью шли. Фашистов понабили… И вдруг, оказывается, вы неподалеку. Дай, думаю, проведаю.
Зная прямодушный характер Михеева, Герасим Федотович счел его оговорку на случайность приезда моральной поддержкой. Но снова не подал виду.
— Спасибо, что не забыли, — поблагодарил он.
— Ну что вы… Поеду, пора, — протянул руку Михеев и сказал самое главное: — О приказе командарма я доложу генералу Кирпоносу. Еду в Бровары. Уладится. — Михеев не видел, что за его спиной пошел к своей машине прокурор, заметил лишь, как дрогнули веки у генерала и благодарным стало его жесткое рукопожатие. — Да, — вспомнил Михеев, — вам что-нибудь известно о судьбе Ивана Ивановича? Я видел, как подожгли его танк.
— Погиб, считаем.
— В плену он. Это совершенно точно. Видели его в колонне пленных, раненного.
— Неужели?! Жалко. Очень сожалею! Лучший командир бригады был… Он убежит, поверьте, вернется в строй!
— Как говорится, дай бог. Счастливо вам, Герасим Федорович, воюйте на страх врагам! Все уладится, — еще раз успокоил генерала Михеев, уходя.
Турков распрямился, поправил на голове фуражку. И вдруг, поискав глазами ординарца, окликнул его.
— Побрей-ка меня, что ли, — попросил он, ощупывая щетину на подбородке. — Зарос, как арестант… А я нынче вроде именинника.
В особом отделе Михеева ждал пакет от Белозерского из 5-й армии. Он тут же вскрыл его а стал торопливо читать присланный материал на генерала Артамонова, задерживаясь и просматривая снова отдельные места:
«…Оторвавшись левым флангом дивизии от своего стрелкового корпуса в момент, когда враг еще не вышел к реке Ирпень, комдив Артамонов не принял необходимых и возможных мер к ликвидации разрыва, отдал самовольный приказ сместить полки к плацдарму 5-й армии, предложив командарму Горбаню полк для закрытия образовавшейся бреши (фактически перебросил два полка, второй бездействовал, и, по сути, комдив держал его в резерве для обороны штаба дивизии, а реально — для личной безопасности).
…Пользуясь временным затишьем на левом фланге дивизии, генерал Артамонов скрыл истинное положение, пока оно не было выявлено командованием и предприняты срочные меры для обороны оголенного участка фронта. Однако эти меры оказались запоздалыми и не могли обеспечить надежного заслона врагу, нанесшему удар по данному участку и создавшему угрозу прорыва к правому флангу Киевского укрепрайона.
…Генерал Артамонов на глазах у всех штабистов проявляет трусость и малодушие…»
Бросив бумаги на стол, Михеев вызвал Ярунчикова.
— Прочитай, полюбуйся, — показал он, будто швырнул, рукой на бумаги. — И я-то хорош, уговариваю командование, верю на слово — заменят… Сейчас же пиши постановление на арест Артамонова. Я составлю шифровку Белозерскому для немедленного исполнения ареста. Иначе натворит дел этот перетрусивший генерал.
— А санкция прокурора? — напомнил Ярунчиков.
— Оформляй документы для санкции, я сам этим займусь, — снял телефонную трубку Михеев и позвонил прокурору фронта, попросил его приехать в особый отдел. — В виде исключения, дело очень неотложное, — добавил, смягчая просьбу, Михеев и стал писать шифровку Белозерскому.
Писал он быстро, с нажимом, так что слышно было, как скрипело перо и ширкал по столу манжет гимнастерки. Не закончив шифровку, Михеев вдруг позвонил Кирпоносу:
— Михеев обращается… Извините, надо бы лично, однако обстоятельства… Позже доложу. Скажите, пожалуйста, замена комдиву, о котором говорили, уже есть, назначена?
— Кандидатура есть, но послать замену сможем не раньше завтрашнего дня.
— Соединение может остаться без командира, — счел необходимым поставить в известность Михеев.
— Я не совсем понимаю…
— Он утратил моральное право командовать, трус, от которого можно ожидать любой крайности, вплоть до сдачи врагу.
— Ну это вы слишком… — как всегда спокойно, возразил командующий. — Твердо обещаю, завтра пошлем замену. Приказ сегодня будет. Мы же договорились.
— Через час я могу прийти к вам? У меня еще доклад о генерале Туркове… Хорошо, через сорок минут я буду у вас.
Видя взвинченность Михеева, Ярунчиков решил успокоить его, сказав:
— Я не думаю, чтобы Артамонов дошел до такой крайности. Он это мог давно сделать. Растерялся просто, не хватает силы воли. Одним словом, война показала — не на своем месте человек.
— Вот и надо успеть не дать ему обрести «свое» место. А то встретимся с ним… когда фотографию фашисты пришлют, — Михеев показал рукой вверх, — листовкой, с самолета. И не фальшивку, а с угодливой улыбкой, в соответствующем окружении… Ты чего отложил постановление? Давай оформляй.
— Оно готово. — Ярунчиков положил перед начальником отдела бумагу.
Михеев просмотрел его, молча отодвинул и стал продолжать писать шифровку. Откуда им было знать, что в это же самое время Белозерский передал для Михеева срочную радиошифровку о том, что генерал Артамонов, изменив Родине, перешел на сторону гитлеровцев.
Когда Михеев получил это известие, у него задрожали губы, лицо напряглось и только глаза растерянно блуждали, будто он стыдился взглянуть на стоящих рядом сотрудников, дышал прерывисто — так велико было возмущение случившимся и недовольство самим собой.
— Все свободны, — сказал наконец Михеев и, видя, что Ярунчиков не собирается уходить, повторил: — Ты тоже свободен.
Ярунчиков не подчинился, не мог оставить Михеева в рту минуту один на один с большой неприятностью, догадываясь, что начальник отдела решил взять всю вину на себя.
— Что у тебя? Я же сказал… — жестко бросил Михеев, начав писать: «Наркому внутренних дел СССР…»
— Не мучайся, Анатолий Николаевич. Давай вместе обмозгуем, — придвинул стул поближе и сел Ярунчиков. — На арест Артамонова у нас не было достаточных причин. Мы не располагали данными о возможной измене. Материалы, которые сегодня получили, давали лишь повод для догадок. А догадки не являются основанием для ареста…
— Какие догадки?! — перебил Михеев. — Нам с тобой сейчас надо думать не о том, как обелять себя, чистыми выйти из этого позорного, непростительного для нас факта… Туда, в дивизию, сейчас же пошли Плетнева, пусть на месте во всем разберется. И вернется с сотрудником, который обслуживал штаб дивизии, здесь его судьбу решим… Все. Надо немедленно доложить наркому о чрезвычайном происшествии.