Коммуна, или Студенческий роман

Соломатина Татьяна Юрьевна

Выследив дворника Владимира не в самом штилевом его состоянии, комочек легко прошмыгнул в дверь квартиры. Сперва на него пахнуло убойной волной собачатины, однако потом он как-то сразу определил, за какой из дверей находятся склады этой валерьянки. У него аж голова закружилась. В коридорах царили вечные сумерки. А что котам – сумерки, то владельцам молока, валерьянки, стен и крыш – таки полный мрак. Потому он без особых трудностей прошмыгнул в дверь за ужасной старухой. Запах из тумбочки манил, и он пошёл на него, подцепил лапой хлипкую дверку, дёрнул когтем душистый тряпичный мешочек и… И вместо того чтобы бежать прочь, стал валяться, кататься, тереться об этот проклятый мешочек – в общем, напрочь утратил ощущение реальности. Пока его не отодрали от нирваны, не шмякнули об стену и не выбросили с балкона.

Падать с балкона третьего этажа для кота вовсе не опасно, хотя пропавший одноглазый говорил, что в этом доме третий этаж –

как шестой в новостройке. Комочек не понимал, что такое «новостройка», но сразу знал – именно из-за той самой полной и безоговорочной передачи информации от животного к животному, – что падать здесь с третьего этажа надо уметь как с шестого в новостройке. Вот и пригодилось якобы ненужное знание. Комочек сгруппировался, как мог, несмотря на то что дурман его ещё немного дезориентировал в пространстве собственного тела, но кошка всегда падает на все четыре лапы. Особенно если на чью-то голову.

Остальное вы уже знаете.

«Это именно та цепь случайностей, о которой говорил одноглазый? – думал напившийся, наевшийся и выспавшийся Тигр. – Значит, не пропади он из моей жизни, я никогда бы не обрёл своего любимого человека? И никогда бы не узнал, что значит «знать – не знать» своё имя? Значит, чтобы кого-то обрести, надо кого-то потерять?..»

Тигр, конечно же, ничего такого не думал. Про «думал» – это всё автор придумал. Тигр всего лишь такое чувствовал. Чувствуете разницу? Кстати, чертовски забавно. Почему устойчивое словосочетание «чувствуете разницу» есть, а «думаете разницу» – нет? Впрочем, всё это совершенно не важно, потому что…

Тигр, выспавшись и ещё раз подкрепившись колбасой, решил, что такая жизнь слишком скучна для настоящего кота…

И отправился в поход по комнате.

Под окном обнаружились неплотно прикрытые дверцы. Такие, знаете ли, подоконные шкафы, встречающиеся в старых домах. Они предназначались для хранения разнообразных продуктов. Например, картошки. Смело сунув морду в хранилище, Тигр обнаружил там пыль, грязь и пару мумифицированных картофельных клубней. Прямо зияла дыра, открывающая вид на соседний двор. Но туда не выпрыгнешь. Ближайшая опора – винтовая лестница – недосягаема для прыжка. Да в этой дыре толком и не сгруппируешься. Да и что он, совсем безумец – выпрыгивать из собственных стен и крыши, идущих в комплекте со своим любимым человеком, в соседний двор, хорошо известный округе шоблой воинственных голодранцев? Зачем?! Другое дело – исследовать то, что он вчера миновал в уютной сумке. Это некоторым образом параллельный его стенам и его крыше мир, но он чувствует, что всё-таки этот параллельный мир – часть его стен, крыши и даже часть его любимого человека. И значит, всё должно быть исследовано, изучено, вынюхано, прочувствовано. Потому что его пропавший старый друг говорил, что кот несёт за своего человека не меньшую ответственность, чем собака. Просто собаки ещё и выпендриваться любят, работать на публику, а не на суть. И если эта, напоившая водой и накормившая колбасой, теперь его любимый человек (а спать рядом с ней было приятно почти так же, как между одноглазым и батареей!), то он теперь несёт за неё ответственность! И значит, надо изучить это параллельное пространство, которое не совсем параллельное.

Тигр увидел в подоконном шкафчике уходящий куда-то влево лаз. Скорее не лаз, а дефект стены. Голова пролезла. Если пролезла голова – пролезет и всё остальное, проверено! Если дальше станет уже – выберется задом.

Тигр пополз по лазу вверх, и вверх, и вверх… Лаз был длинный и очень узкий. Периодически он останавливался, чтобы отчихаться. Уже першило в горле и хотелось спрятать когти и кубарем скатиться обратно, в подоконный шкаф, оттуда – в комнату, на тёплый матрас, в шерстяной плед, куда предусмотрительно запрятан слегка заветренный кусочек докторской колбасы, свернуться клубочком и спать, спать, спать! Спать до тех самых пор, пока свой любимый человек не принесёт обещанное молоко!

«Хм… Свой любимый человек, он, значит, мама?» – успел что-то такое почувствовать Тигр – и оказался на вершине лаза (точнее сказать – трещины в камышовых стенах, используемых для перегородки старой добротной квартиры на коммунальные улья) и, чуть не сорвавшись вниз, удачно приземлился на толстую пыльную трубу. Хотел было победно мявкнуть, но вовремя увидал – точнее, унюхал – там, далеко внизу, ту самую «падлу Нельку», что выкинула его (и по легендам дворовых котов – не его одного) со своего балкона. Инстинкты и наука пропавшего учителя сделали своё дело. Тигр замер. И даже дышать перестал. Даже если бы ответственная квартиросъёмщица и подняла голову, она бы ничего не заметила. Но она уже очень давно не поднимала голову. Да и кто поднимает голову вверх у себя на кухне? Разве что когда соседи сверху заливают. Но здесь такого случиться не могло. Потому что этаж был последним, а крышу не так давно ЖЭК отремонтировал. Да и дождей давно не было.

Неля Васильевна что-то бурчала себе под нос, но Тигр не мог разобрать, что именно. Он пока очень плохо знал человеческий язык, потому что очень мало общался с людьми. Впрочем, пару слов из его немногочисленного словарного запаса она произнесла. Но вряд ли их стоит тут приводить, потому что любой из моих уважаемых читателей с этими словами и так знаком. Даже Тигр, и тот почувствовал, что сегодня «падла Нелька» ненавидит всё человечество в целом и отдельных его представителей – в частности. Когда она ушла, унося с собой распространяющую зловоние сковороду, он спрыгнул с трубы на другую трубу, с той трубы – на верх шкафчика, оттуда – на полочку. На стол. И, наконец, на пол.

Кошки всегда приземляются на все четыре лапы.

Даже если они —

Коты

– Так! Слушать сюда, похоронная команда! Полуґчите вы свои зачёты! – выскочил Примус из двери, ведущей в служебные помещения кафедры нормальной физиологии.

Настроение у ребят и правда было не очень. Пара закончилась быстро. Зачёты получили двое – Примус и Полина. Первому в журнал было поставлено, как всегда, «отлично с отличием» – что ещё ожидать от ленинского стипендиата? Вторая и обычной пятёркой удовлетворилась. Остальные не получили даже «удовлетворительно». У Глухова такой оценки не было вообще, он считал её ущербной. Он бы и четвёрок никогда не ставил, если бы не деканат. Потому что считал, что предмет можно или знать – и тогда это пять, или не знать – и тогда это два. И с ним нельзя не согласиться. В философском смысле. А вот в прикладном… Студентам этой группы вполне бы хватило и удовлетворительных оценок. Что теперь, из-за какой-то нормальной физиологии ни стипендии не получить, ни даже на другой курс не перевестись? Была бы воля Глухова, кстати, он бы разогнал девяносто процентов так называемых учащихся. И был бы не прав, как бывают всегда не правы все сто процентов максималистов. Потому что нормальная физиология – нормальной физиологией, но автор знаком с огромным количеством отменных хирургов, реаниматологов, акушеров-гинекологов и стоматологов, очередь к которым расписана на год вперёд, получивших в своё время по нормальной физиологии всё то же «удовлетворительно». Это не помешало им стать отменными клиницистами и выучить всё то, что им нужно было выучить, и гораздо более того. Ну, не все понимают на втором курсе важность и значимость такой действительно необходимой врачу науки, как нормальная физиология. На то она и молодость, чтобы иногда не понимать. На то она и мудрость, чтобы, уже понимая, удовлетворяться хотя бы готовностью к знанию. Но Глухов был максималистом, хотя уже давно должен был бы стать мудрым. Но мудрость – такая хитрая и мудрёная штука, что никак не даётся человеку-букве. Лишь дух способен проникать дальше формальной оценки формального же знания. Хотя и последнего, разумеется, никто не отменял. Но не Глуховым единым. И слава многообразию видов преподавателей, позволивших стать отменными врачами тем, кто не мог получить «отлично» и только «отлично» по теоретической дисциплине, в силу тех или иных причин.

– Полуґчите вы свои зачёты, как только каждый из вас принесёт на эту самую кафедру по коту. Пол важен – только коты, никаких кошек! Тигров из зоопарка не воровать! Один кот – трояк, пара – уже четыре.

– Зачем им коты? – хмуро поинтересовался Кроткий.

– Самый молодой и самый умный профессор этой кафедры, что характерно для гениев! – мой тёзка Алексей по фамилии Хандра, с ударением на первый слог, занимается научной работой. И – внимание, друзья! – потому что сейчас я буду произносить сложный для восприятия большинством из вас текст. Итак, направления научной деятельности Алексея Хандры: изучение механизмов эпилептогенеза на оригинальных моделях очаговой эпилепсии и хронической эпилептации мозга; выяснение роли структур антиэпилептической системы в патогенезе эпилептического синдрома; исследование роли нейропептидов в регуляции возбудимости мозга, памяти, процессов обучения; принципы и методы экспериментальной терапии нейропатофизиологических синдромов, характеризующихся гиперактивностью систем.

– Чего?! – дружно изрекли Стасик и Серёга.

– Того! Коты! Собаке Павлова памятник уже имеется, теперь вот грядёт памятник котам Хандры. Потому что именно на них, родимых, именно на ласковых кусочках пушистой плоти – в основном в виде их головного мозга – Алексей будет изучать механизмы эпилептогенеза, или, выражаясь понятным для вас, моих слабоумных товарищей, языком, разыщет ответ на вопрос: «Отчего это с людями случается трясучая и падучая и как это вылечить? Отчего одни умнее других и чем это грозит для умных, не мизантропией ли?»