Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Чего дуешься? — а вот Владимира была полна ожиданий. Она кружилась по комнате, как была, в фильдеперсовых чулках, которые, между прочим, Виктория вовсе не для нее доставала. И значится, сестрица вновь залезла на чужую полку, вытащив то, что понравилось.
Сколько Виктория с ней ругалась, а все равно…
— Чулки где взяла?
— Не дуйся, — Владимира приложила платье в розовые розы. — У тебя все равно две пары.
Чистая правда, но ведь это еще не значит, что брать можно!
— Хочешь, я тебе свое платье дам?
— Хочу, — неожиданно для себя согласилась Виктория, понимая,
Может, согласиться?
Выйти замуж, уехать из квартирки этой, где и дышать-то тесно, от сестрицы с наглостью ее и радостью, от которой острее чувствуется собственное несовершенство?
— Сначала умойся, — велела Владимира. — По-другому рисоваться надо. И брови выщипаем.
— Зачем?
— Затем, что такие носить уже немодно. Ниточкою надо… а может, лучше сбрить и нарисовать? — сама Владимира брови давно носила по моде, двумя тончайшими дужками, отчего лицо ее обретало престранное выражение не то радостное, не то удивленное. — Да, сбрить быстрее…
— Я не дам брить брови.
— А в лифчик ваты.
— Чего?!
— Ваты. Для объему.
Виктория фыркнула. Вот уж глупость преглупая! А потом что? Когда… до другого дойдет, не говоря уже о том, сколько слышала она историй про эту самую вату, которая норовила выпасть в самый неподходящий момент.
— Это да, — сестрица согласилась с невысказанным сомнением. — На будущее надо бы специальные подушечки сшить, можно из старых чулок. И к лифчику приметать, тогда точно не вывалятся.
— Не хочу я ничего приметывать! Это… это обман!
— Скажешь тоже… подумаешь, самую малость если только, — второе платье было с пышною юбкой, под которую надевался пышный же подъюбник, с широким поясом и из ярко-желтой переливчатой ткани. — И вообще… а ведьмино очарование — это не обман? На Ниночку глянь…
— Я не Ниночка.
— Вот именно! А потому нечего носом крутить. И вообще, платье на тебе не сядет, если без ваты.
Ваты нужное количество не нашлось, но Владимиру эта досадная мелочь не остановила. Она, Владимира, скрутила по паре чулок, запихала их в лифчик, а после обложила ватой. Помяла, выравнивая, и сказала:
— А ничего так.
— Ничего хорошего, — Виктория сама себе удивлялась. Как вышло, что терпит она этакое непотребство? А вот платье Владимира достала розовое, того сочного насыщенного колера, который не всякая примерить решится.
— Нет!
— Не спорь, а то точно брови сбрею… и вообще, оно не розовое, а фуксиевое.
— Какое?!
— Цвета фуксии, неуч, — Владимира ловко натянула платье и застегнула. После перехватила поясом. — Я вот чего подумала… у нас можно подать заявление на курсы повышения квалификации…
— И что?
— Мне предлагали…
— Почему тебе?
— Точнее Евгений Дементьевич просил у тебя узнать, не желаешь ли ты… по-моему, ты ему нравишься.
— Глупость какая! — Виктория снова посмотрела в зеркало, и была вынуждена признать, что с прошлого раза мало что изменилось.
— Садись, — велела Владимира. — С бигудями уже поздно возиться, но если просто косу заплести… и вовсе даже не глупость… или начесом? У меня лак есть, крепкий, если начесать… хотя сначала в сахарной воде надо бы вымочить, нет, не
…не сказать, чтобы молодой, но молодого на должность заведующего первой городской библиотекой не поставят.
— Намекнул, что через пару лет на повышение собирается, и нужен кто-то на его место. А про тебя сказал, что ты серьезная, ответственная, не свиристелка какая-то, — Владимира хихикнула, очевидно, решив, что свиристелкой обозвали именно ее. — Подашь заявление, съездишь в этот Ленинград на месяц-другой… общежитие дают, я узнавала. Да и он сказал, что тоже отправится.
Евгений Дементьевич был мужчиной в высшей степени серьезным. Строгим. И Виктория, говоря по правде, несколько его побаивалась. А тут вдруг…
…вдвоем и на курсы.
Как-то звучит…
— Не вертись. Я сказала, что ты согласна.
— Когда?!
— Сегодня. И ты ведь согласна, — Владимира ловко разобрала пряди. — Сама подумай, с этими… ухажерами точно ничего не получится. Что бы им ни было нужно, это не мы с тобой. А значит, что? Значит, самим думать пора…
Слушать от сестры подобные рассуждения было по меньшей мере странно.
— И выбор небольшой. Или жить тут вдвоем до старости в надежде, что когда-нибудь дадут и нам по квартире, но вряд ли, скорее, если и дадут, то одну на двоих. Вот. Или пытаться как-то иначе… я тут присмотрела того мальчика, что за Ниночкой нашей бродит. Бестолковый, конечно, но в хороших руках перспективный.
— У него мама.
— Ай, у всех мама… — отмахнулась Владимира. — Свекрови бояться, замужем не бывать. А я хочу. И замуж, и детей. Парень в целом перспективный, а со свекровью справлюсь как-нибудь. Это Ниночка у нас гордая, а я — дело другое, я и потерпеть могу, и прогнуться, где надо… поначалу. А там… если она крутить может, то и я справлюсь. Ночная кукушка, как известно…
Лицо Владимиры вдруг утратило всякую мягкость.
— А потому лучше бы тебе уехать на пару месяцев. Пары мне хватит, если Ниночка поможет. А там… молодая семья, беременность… у него репутация отличная, у меня тоже. Выделят. Или комнату отдельную, или квартиру. И ты, коль из мечтаний выползешь своих, тоже неплохо устроишься. Дементьевич мужик строгий, это верно, но что-то подсказывает, вы с ним сойдетесь. Если постараешься. Вот так, тебе лучше волосы наверх убирать, сразу лицо таким становится… тонким.
— Спасибо, — шепотом произнесла Виктория, боясь спугнуть именно это отражение, в котором у нее вдруг появилась странная бледная изысканность. И черты лица сделались вдруг тонкими, изящными. И глаза появились, и шея… больше не гусиная.
Лебяжья.
— Не за что, — Ниночка пшикнула из бутылки. — Мы же сестры, должны помогать друг другу, верно?
И как-то… грозно это прозвучало.
Антонина встретила Алексея на лестнице и вновь поразилась тому, до чего правильно он выглядит. Не в том смысле, что хорошо, отнюдь: костюм его, шитый из плотной серой ткани, скроен был явно не по фигуре, отчего пиджак висел, а брюки казались коротковатыми. Но и сам этот костюм, и чересчур яркий, аляповатый галстук, и туфли, и галоши, надетые поверх туфель, были именно такими, какие купил бы простоватый честный парень.