Комната Вагинова
Шрифт:
В жестах и мимике Сергачева снова читается нетерпеливость влюбленного. Ему хочется как можно скорее укрыться с Сеней там, где их не побеспокоят, — пить чай с печеньем, размышлять о сути поэзии и читать стихи. Сеня жадным взглядом впивается в комнату. Сергачев тем временем торопливо закрывает дверь на щеколду — на нижний и на верхний замок.
Комната Сергачева загромождена вещами. Массивный дубовый стол у окна, массивный шкаф и глубокое кресло. Грязные пятнистые стены кажутся продолжением тела поэта-дольщика. В проеме массивного шкафа сидит, свесив ноги, кукла балерины — выражение лица у куклы бандитское.
Сеня подходит к окну и глядит вниз. Маленький
Неизвестный поэт оторвался от чтения, от расставления книг по полкам, от рассматривания монет. Был третий час ночи. Мимо портьер, наглухо опущенных, по черной лестнице он сошел на пустынный двор, ослепительно освещенный огромным висячим фонарем. Удивленный дворник выпустил его из-под ворот и видел, как юноша убегает по широкой улице по направлению к Невскому. Шел дождь мелкий, косой.
Сеня ходит по комнате, изучая трещины на полу, потолок и стены. В одном месте слегка отошел кусок обоев. Забыв о существовании Сергачева, Сеня тянет за краешек, обнажая скрытый за обоями слой. Он видит желтый газетный лист, но по крошечному фрагменту, доступному глазу, его невозможно атрибутировать. Судя по бугристой поверхности, за газетой есть еще один слой. Невероятно. Комната, в которой, может быть, жил его любимый писатель Константин Вагинов. Где он сидел сперва при свечах, а потом под электрическим светом, сочиняя свои странные гипнотические романы: «Козлиную песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочаду» и неоконченный роман «Гарпагониана» — лучший, по мнению Сени. Вот Вагинов сидит за столом: тесный пиджак, черные до блеска волосы зачесаны на косой пробор, костистое лицо с крупным носом, глубокая ямка на подбородке, делающая лицо асимметричным. Он пишет короткий абзац, вскакивает и подходит к окну, чтобы взглянуть на двери сараев. В это невозможно поверить.
Внезапно возникает вопрос: ну и что Сене дает это знание? Он чувствует нечто особенное? То, за чем он так маниакально гоняется? Честный ответ вряд ли обрадует Сеню. Просто Сеня очень сильно устал: эта поездка выпила из него все соки. К тому же, возможно, он просто ошибся комнатой. Дух Вагинова здесь ощущается слабо: пожалуй, им не пахнет совсем. Зато ощущается нечто другое. Странный, неведомый прежде запах. Не очень приятный. Сеня вспоминает про сергачевскую ауру. Возможно, она до того сгустилась, что стала материальной? Может быть, это та самая вонь, которая так беспокоит Лену?
Сергачев между тем достает с полки термос и разливает чай. Густая и черная, давно остывшая жижа. Перезаваренный пуэр. Скосив взгляд на столик с чаем, Сеня вдруг замечает два безумных остекленевших глаза, которые таращатся на него. Сперва Сеня отшатывается, но потом понимает, что это всего лишь картина: портрет Сергачева, написанный в экспрессивной манере. Ярко-красная клякса с глазами монаха-отшельника. Лицо, утратившее четкие рамки.
— Так меня изобразили поклонники, — говорит Сергачев с напускной небрежностью. Кажется, эту фразу и позу, в которой она произносится, Сергачев репетировал сотни раз. — Этот портрет долго висел на стене, но сейчас он меня немного нервирует. Угощайтесь. Вкуснейший пуэр. Идеальный напиток с похмелья.
Со слабой
— Это моя муза, — комментирует Сергачев. — После того как она здесь появилась, я придумал все свои программные стихи. Ведь стихи — это вспышка или, лучше сказать, взрыв. Они появляются в голове целиком, нужно просто перенести их на бумагу. Знаете, что такое писать стихи?
— Нет.
— Это значит транслировать мгновенные чувственные состояния.
Сеня делает еще пару глотков. И тут кое-что происходит. Сеня вдруг чувствует, что все предметы оказались вне зоны его досягаемости. Они немного покачиваются, как водные растения. Сеня ощущает слабость и легкую тошноту. Сергачев разглагольствует о природе вдохновения и других подобных материях, и его голос медленно отдаляется. Сеня обращает внимание, что к своему чаю Сергачев так и не притронулся.
Сеня встает и делает пару шагов в сторону двери, потом снова садится. Ему кажется, что у него не получится встать. В конечностях начинает покалывать, кончики пальцев немеют, а глаза закрываются сами собой. Глухой голос Сергачева доносится уже как будто из-под толщи воды. Сон накатывает на Сеню волнами — сон и легкая тошнота. Думая, что общается с Сергачевым во сне, Сеня говорит ему прямо:
— Нет у вас никакого похмелья. Вы только притворялись, что пили вчера. Но зачем?
Сергачев отвечает обеспокоенным тоном. Сеня вылезает из кресла, доходит до двери и принимается отпирать замки, но пальцы с трудом повинуются. Сергачев увещевает, кладет руку ему на плечо, Сеня ее стряхивает. Сеня видел много подобных сцен в фильмах, но еще больше — во снах. В них он спасается от маньяка, пытаясь как можно скорее открыть дверь, но дверь оказывается из желе или сахарной ваты, и он тонет, задыхается в ней — что-то в таком роде. На секунду возникает предчувствие, что сейчас Сергачев ударит Сеню чем-то тяжелым. И Сеня очнется спустя много часов на полу, связанный и проведет остаток дней, слушая стихи Сергачева.
Повернув голову, Сеня замечает на полке возле двери груду мелких вещей в глубокой посудине, и на самом верху этой горы лежит круглая черная крышка от чайника. Сене все-таки удается открыть дверь, он вырывается и бежит к себе, пробираясь сквозь сон, дважды чуть не упав. За спиной все время звучит обеспокоенное бормотание Сергачева. Сеня запирается в комнате и садится, привалившись спиной к двери. Он ненадолго отключается — может, на пару секунд или пару минут. Но когда приходит в себя, то слышит, как Сергачев говорит за дверью: «Некрофил! Вот вы кто — трупоед, некрофил!» В голосе Сергачева улавливается враждебная, злобная интонация — неприкрытая, вызывающая. Тут Сеня поневоле немного приходит в себя и пытается вслушаться.
Сергачев рассуждает о некрофилах, лобызающихся с костями третьесортных покойников. Под землей, соревнуясь с опарышами! Такова их, некрофилов, естественная среда — гниль и мерзость. Всего живого и настоящего они избегают. Вы избегаете! Боитесь того, с чем не можете справиться! О, трусливые черви! Бесталанные, обленившиеся. Прикрываетесь безопасными именами из прошлого, прячетесь у них за спиной! Вагинов — тоже мне, великий поэт! Ну и что нового предложил этот Вагинов? О какой революции в слове мы ведем речь?