Комнатка
Шрифт:
Тарелка очисток опустела почти моментально. Месяц, на правах старшего, поделил жареные очистки на пять ровных кучек и, умяв свою порцию, откинулся спиной к стене. На его некрасивом лице витала довольная улыбка.
Я съел половину своей порции, а остатки разделил между двумя удивленными девочками. Те лишь хмыкнули, но от добавки отказываться не стали. Пухляш было поскулил, что не наелся, однако после ленивого окрика Месяца, намекнувшего толстяку, что очисток в меню вообще не было, замолчал. Но я робко улыбался, смотря на новых друзей, которые сыто и довольно переговаривались, а в центре, как ядро нашей дружбы стояла пустая тарелка с корявой надписью «Них» и лишь желтые масляные разводы говорили о том, что на ней лежало каких-то пять минут назад.
– Так, так… – от шипения Унаги, раздавшегося за спиной, Пухляш подскочил чуть ли не на метр, лягнув ногой тарелку, которая отлетела к стене и чудом не разбилась. – А это перебор, нихилы!
– М-мы… – попытался было я объясниться, но Месяц, вцепившись мне в руку, резко мотнул головой. Сам он был бледнее вареного яйца, однако держался с достоинством.
– Я не задавала вопрос, заика, – ядовито усмехнулась Унаги, возвышаясь над нами, как палач. – Я сказала, что это перебор. Жарить картошку? Несмотря на запрет Ратто и Нику? Вы совсем ополоумели, уроды?
– Уни, они картофельные очистки жарили, – объяснила прибежавшая на шум Режа. Унаги скосила крохотные и налитые кровью глазки на нее и злобно улыбнулась. – Нику разрешила взять нихилам очистки, а я дала сковородку и соль. Они не жарили картошку. Вся картошка сейчас жарится для вас вон там, – она махнула рукой в сторону своего стола.
– Очистки? – брезгливо переспросила Унаги, смотря на спокойную, как удав, Режу. – Картофельные очистки они жрали?
– Ага, – кивнула та. На лице примары снова мелькнуло отвращение, будто мы не очистки ели, а крыс, причем сырых.
– Нихилы. Ничего удивительного. Даже помои жрать будут, если припрет, – буркнула она и, хмыкнув, пихнула Режу в бок. – Ладно, Ратто будет доложено. На всякий случай. Пошли, покажешь, как там наш ужин.
– Ох, братка… Боюсь, что нам влетит, – покачал головой Пухляш, когда Унаги и Режа ушли в другой конец кухни. Он вздохнул, но не сдержал улыбки. – Но как же вкусно-то было…
– Не думаю, что влетит, – мрачно буркнул Месяц. – Скорее Ратто запретит очистки примарской картошки жарить.
– Но по-почему? – удивленно спросил я. – Они же вы-выки…
– Да, выкидывают. Но кто знает примаров. Если он в хорошем настроении будут, то нас лишь поругают. А если в плохом, то запросто запретит, да еще и накажет.
– Плевать, – тихо ответила ему Аши, вытирая рот тыльной стороной ладони. Она поджала губы и, поднявшись с пола, кивнула Фиалке. – Пошли, наша очередь помои выбрасывать. Эй, Молчун. Коробка у люка еще не пустая?
– Нет, – мотнул я головой, вспомнив пыльную бутылку виски. На лице девочки мелькнула улыбка, а следом так же резко вернулось обычное, угрюмое выражение.
– Мы к Реже пойдем. Узнаем, что еще сделать нужно, – вздохнул Месяц. – Скорее всего, посуду мыть поставят, а там и ужин уже.
– И изгнание, – добавил Пухляш. Он, шмыгнув носом, тоже поднялся с пола и направился за другом, бормоча, по привычке под нос. – Эх, братка. Хорошо покушали. Сытно…
Месяц был прав. Режа, узнав, что мы закончили, отправила меня и Пухляша мыть грязную посуду, оставшуюся после готовки. Месяц, Фиалка и Аши занялись подготовкой гостиной к ужину в сопровождении других нецесов. Зато, когда мы с Пухляшом закончили, Режа выдала нам по кусочку шоколадки, которую толстяк съел быстро и шумно, вдобавок перемазавшись слюной и став похожим на не очень опрятного бульдога. Свою шоколадку я завернул в фольгу и спрятал в нагрудном кармане куртки. Пухляш, заметив это, принялся стенать и жаловаться, как ему хочется еще сладкого, пока не получил подзатыльник от молчаливого помощника Режи и не отправился вместе со мной выливать очередной чан помоев.
К счастью, в этот раз процедуру открывания люка взял на себя он, причем коротышка обильно потел и чуть не уронил чан вниз, когда услышал радостное чавканье Обжоры. Он забыл продеть одну из цепей сквозь толстое кольцо, но я успел исправить его ошибку до того, как люк вздрогнул от очередного удара Обжоры.
– Прости, братка, – виновато шмыгнул носом Пухляш, чертя носком тапка узоры на бетонном полу. – Обычно со мной Месяц ходил, он и запирал тут все сам. Я до одури боюсь этого Обжору. Даже когда сплю, то делаю это вполглаза. А ну как Обжора рядом с кроватями нашими трется, а?
– Вряд ли тебе э-это по-поможет, – буркнул я, восстанавливая дыхание и слушая, как урчит под люком пожиратель помоев.
– Почему это? – переполошился Пухляш, побледнев так сильно, что стал похожим на восковую свечку из дешевого воска.
– Юба с-сказала, что он пя-пятерых за-забрал в прошлый при-приход, – давясь словами, пояснил я. Пухляш затрясся, как желе, и бросил в сторону люка испуганный взгляд.
– Ох, братка. А ведь точно. Слыхал я об этом. Мол, не закрыли люк, Обжора и вылез. Только Ратто его смог прогнать.
– Р-р…
– Ратто, да. А на следующий день Сундук дал пятерых новых, – Пухляш тяжело вздохнул и, громко кашлянув, потянулся к коробке. Сделав глоток, он протянул бутылку и мне, но я лишь покачал головой. Прошлый хмель еще не выветрился, а нихил, разгуливающий по Комнатке без дела и воняющий виски, точно привлечет внимание примаров. Пухляш обрадованно крякнул, сделал еще один глоток, который предназначался мне и, убрав бутылку в коробку, приподнял пустой чан. – Пошли, братка. Вроде с делами покончено. Часик можем отдохнуть, а потом ужин и спать.
Спать… Я был уверен, что этой ночью спать не буду.
*****
Выйдя из кухни, я увидел, что пять нихилов и трое нецесов сервируют длинный стол, стоящий неподалеку от дивана. Мелькнуло лицо Месяца и фиолетовые волосы Фиалки, раздался визгливый окрик Унаги, которой снова что-то не понравилось, но когда на мое плечо легла чья-то рука, я от неожиданности вздрогнул и повернулся.
– Прощу, так и быть, – буркнул Ратто, стоящий позади меня. Я быстро опустил глаза в пол и вжал голову в плечи, ожидая, как минимум, подзатыльника. Вместо этого раздался вздох примара. – Не трясись так, а то в обморок рухнешь, дружок. Каждый из нас боялся первого дня в Комнатке. Потом привыкаешь. Ко всему. К порядкам, к правилам, к другим жителям. Даже к изгнаниям ты привыкнешь, если Жребий будет милостив к тебе.