Комплекс прошлого
Шрифт:
Остальные Божественные бродили по улице, встряхивая волосами, громко завывая и держась за руки. (Мы часто касались и щекотали друг друга за локти, переплетали пальцы наших рук, отдыхали у подножия статуи короля Эдмунда в центре рынка, сидя друг у друга между ног.)
Но стоило отделить нас от стаи – и мы становились никем.
– Ты уронила свой окурок, – сказала девушка и кивнула в пол.
Я сдвинула полароидный снимок так, чтобы член оказался под моим бедром.
– Если ты не собираешься докуривать, я его возьму, – настаивала девушка из Короля Эдмунда.
Ее руки были скрещены, а большой палец цеплялся за ремешок ее тканевой сумки. Когда она наклонилась, чтобы взять сигарету, сумка метнулась
Она поднесла сигарету к моему носу.
– Так ты будешь докуривать или что?
Верх сигареты был влажным от того, что лежал на мокром ковре. Какая мне разница, заберет ее девушка или нет, если у меня в общежитии была целая коробка сигарет, которую я обманом заставила купить в дьюти фри одного из пассажиров.
– Она же мокрая, – пробормотала я.
Девушка пожала плечами, оторвала влажный кончик, засунула в рот и зажгла оставшуюся половину окурка.
– Ага, – торжествующе воскликнула она.
Она стояла в нашем логове и курила, как Божественная. Собственно говоря, я ничего не могла с этим поделать. Я сидела на полароидном снимке. Я не собиралась показывать горожанкам такие вещи – мы бы не пережили этого. Если я встану, чтобы уйти, она увидит фото. У меня не было выбора, кроме как сидеть и ждать, пока уйдет она. Без Скиппер и близняшек я чувствовала себя безногой и незащищенной. Я вспотела, спина стала влажной.
Король Эдмунд улыбалась себе под нос и курила, скрестив руки, прислонившись к стене и преграждая мне выход, что само по себе было похоже на акт агрессии. Ее школьный галстук был снят, а распущенные волосы, очень гладкие и светло-русые, почти доходили до ягодиц. Я совершенно забыла, во что она была одета, вероятно, в стандартную серо-белую униформу школы Короля Эдмунда, но я помню, что на ее ногах были туфли на высоких каблуках, которые явно отличались своей не-Божественностью.
– Расслабься, я просто жду своего брата, – объяснила она. – Он здесь работает, хорошо?
Я догадалась, что ее брат, вероятно, был одним из тех, кого наняли в этот день, чтобы помочь вытащить наши пустые школьные чемоданы с Круга и сложить их под сценой в главном зале, где они оставались до конца семестра.
– Ах, вот как. – Я сглотнула, чувствуя, как фотография прилипает к моему бедру, а лицо начинает гореть. – Ладно тогда, хорошо.
Я кивнула, как бы дав ей свое разрешение.
Она закатила глаза. Затем, осмотрев кончик сигареты, она прислонилась к стене. Она была немного пухленькой по сравнению с Божественными, хотя и не толстой. Лицо у нее было круглое, в нижнем углу губы было пятнышко, которое она, должно быть, ковыряла. У меня тоже бывали прыщи время от времени, но Скиппер настойчиво говорила мне не давить их. Король Эдмунд прижала язык к внутренней стороне щеки и рассеянно потерла пальцем одну из ранок, в то время как ее глаза скользили по украшениям нашего логова: колокольчикам и навесу, который мы сделали, чтобы не заливал дождь.
– Славно, – сказала она, глядя на амулет от сглаза, свисающий с ветки, и ткнула в него пальцем.
– Спасибо.
– Что случилось с твоим лицом?
Я уже и забыла о порезе от бумаги и снова приложила руку к щеке – кожа была липкой. Мои щеки вспыхнули.
– Веточка, – я указала на изгородь. – Я пыталась залезть.
Я смотрела, как она подносила сигарету к губам. Она издала хлопающий звук, когда глубоко вдохнула. Я курила постоянно, но никогда не делала это так профессионально, как эта девушка.
– Ты в порядке? – Она посмотрела на меня сверху вниз. – Ты выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет или что-то в этом роде.
Теперь я окончательно вспотела. Мое лицо онемело и стало покалывать, как будто из меня выкачали всю кровь. Однако я не двинулась с
– Головокружение, – я кивнула на сигарету, прежде чем вспомнила, что так и не успела закурить ее сама.
Она пожала плечами.
– Значит, они просто разрешили тебе обкуриться в этом месте, что ли? – спросила девушка, указывая на лежащую на полу банку с окурками.
– Нет, – призналась я, хотя это было что-то вроде серой зоны.
Курение на территории школы каралось наказанием или, в случае повторного нарушения, домашним арестом. Домашний арест был невыносимо скучным – от двух до четырех недель полной изоляции, в течение которых нам не разрешали выходить за пределы школьной территории. Был обязательный тотальный контроль каждый час, от завтрака до выключения света, и с собой в бюстгальтере нужно было носить табель, в котором сотрудники делали отметки. Но правда заключалась в том, что обширная территория, охватывающая весь город, включая несколько полей для лакросса и фруктовый сад, не позволяла законно утвердить правило. Вдобавок к этому средний обхват талии наших домовладелиц, многие из которых были близки к ожирению, исключал возможность того, что кто-то из них окажется в нашем логове, даже если и попытается. К примеру, мисс Грейвз, моя домовладелица из Бробдингнега, последние пять лет редко покидала свое кресло в «яйце». Обычно она делегировала те пастырские заботы, что требуют физической активности, одной из своих заместительниц. Но ими были женщины, которые сменялись каждый год или два [13] – их выдержка была лишь вопросом времени. Они всегда оказывались худощавыми, нервными девицами лет двадцати-тридцати, не обладающими должным авторитетом. Мы с легкостью обводили их вокруг пальца.
13
Бробдингнег – страна великанов в романе Джонатана Свифта «Приключения Гулливера».
У преподавательского состава дела обстояли не лучше. Я могу только догадываться, сколько денег, должно быть, получали эти женщины за работу в нашей школе. Их никогда не воспринимали всерьез и издевались. Они, вероятно, полагали, что продали свои души дьяволу, когда ушли из государственных учреждений, но то, что они получали в итоге, было намного хуже; это были Божественные. Если они слегка поправлялись, мы поздравляли их с беременностью. Мы спрашивали старых служанок, как зовут их парней. Мы забрызгивали их спины чернилами. Когда учитель просил нас прочитать что-то вслух или выполнить какое-то задание, мы стонали, ленились и разговаривали смешными голосами, а иногда, например в случае со сценой из «Кукольного дома», где Нора говорит: «Я почищу свою муфту», мы откровенно смеялись им в лицо.
Поскольку мы знали, что плата за обучение была ошеломляющей, мы относились к сотрудникам именно так. Как к персоналу. Они будто были у нас в рабстве. Когда нам надоедали уроки, мы поднимали крышки парт и разговаривали. Заслужить наше уважение могли только те учителя, которые были чрезмерно эксцентричны. Учительница истории, например, завивала волосы в два бараньих рога по обе стороны головы, и, когда мы проходили Версальский договор, она читала о каждом монархе начиная с 1066 года, пока мы не замолкали. Наш учитель математики, мистер Чемберс, один из немногих сотрудников-мужчин, отказался учить наши имена и просто назвал нас всех Эгги. Отчаянная тактика, в конце концов бесполезная, но, по крайней мере, они пытались.