Компромат на суженого
Шрифт:
Они поднялись на хоры и убедились, что Надежда оказалась права – маленькая дверка на галерее была открыта. Надежда, пригнувшись, вошла в темный коридор, освещая дорогу фонариком, Алка с Кешей продвигались следом. Кеша вертел головой в полумраке и вдруг истошно завопил:
– Р-ренессанс!
– Кеша, надо будет заняться твоим образованием. Готику с ренессансом попугай твоего возраста уже не должен путать, – укоризненно заметила Надежда.
Алка воспринимала обиды попугая как свои собственные:
– Я считаю, что намеки на возраст абсолютно неприличны.
– Алка, я вовсе не обижаю твоего попугая, ты лучше смотри под ноги.
Замечание было очень своевременным: впереди по курсу в полу коридора зиял узкий и очень глубокий колодец. Надежда остановилась и посветила фонариком внутрь. Луч не достигал до дна.
– Что это? – испугалась Алка. – Ловушка?
– Может быть, ловушка для великовозрастных авантюристок с попугаями вроде нас с тобой, а скорее всего – комната, которую хозяин замка предлагал скучным или, наоборот, слишком болтливым гостям, когда ему надоедала их компания. Некоторые особенно гостеприимные хозяева для пущего комфорта на дно такого колодца запускали какого-нибудь хищника – льва там или пантеру – у кого на что денег хватало.
– Ужас! – содрогнулась Алка. – Хорошо, что ты заметила эту дыру.
– Сникер-рс! Съел – и пор-рядок! – совершенно не к месту завопил Кеша.
– Кеша, средневековая архитектура плохо действует на твои умственные способности!
– Лекар-рство… вимпацетин! – парировал оскорбленный попугай.
Осторожно обойдя колодец, дамы продолжали свое опасное путешествие. Коридор начал полого спускаться, затем спуск стал круче и постепенно превратился в крутую каменную лестницу. Надежда шла впереди, внимательно осматривая каждую ступеньку, Алка тащилась сзади, похрустывая сухарями.
– Опять лестница!
– Алка, не останавливайся! Спускаться – не подниматься. Мы же были наверху на галерее, значит, должны идти вниз.
Лестница закончилась, и дамы оказались в небольшой квадратной комнате без окон и дверей. Дальше идти было некуда.
– А теперь что? – с интересом осведомилась Алка.
Надежда рассердилась и хотела было ответить, что она не Иван Сусанин и понятия не имеет, куда они зашли, как вдруг позади них и вверху, то есть откуда они спустились, раздался звук, удивительно напоминающий звук закрывшейся двери. Надежда оттолкнула Алку и буквально взлетела по крутой каменной лестнице. Предчувствия ее не обманули: там, где начиналась лестница и где следовало быть темному коридору, была плотно закрытая и обитая железом дубовая дверь. Две немолодые авантюристки и говорящая птица были надежно заперты в плохо проветриваемом сыром подземелье.
Осознав этот факт, Надежда медленно спустилась вниз, осветила темную тесную камеру со своей старой подругой посредине и спросила безнадежным голосом:
– Алка, ты сухари еще не все успела сожрать?
– А что? – спросила Алка с набитым ртом.
– А то, что эти сухари – наша последняя пища в этой жизни. Нас заперли, выхода я не наблюдаю. Батареек в фонарике хватит часа на два… ну, если экономить,
– Па-а-прошу! – возмущенно завопил попугай. – Р-руки вверх!
– Да ладно тебе, я пошутила.
– Ты еще можешь шутить в такой критической ситуации?!
– Чувство юмора – это наше последнее оружие. Мы не должны терять его ни при каких обстоятельствах.
– Ну и чем оно тебе сейчас поможет, твое хваленое чувство юмора? Дверь откроет? Стену сломает? Накормит, наконец?
– Ладно тебе, все про еду да про еду. Мы же обедали совсем недавно.
– Да, как мы там обедали… хозяин со своими саванами и привидениями так голову заморочил, что я к еде почти не притронулась. Если бы знала, что это последний мой обед… – Аллины глаза наполнились слезами, казалось, еще минута – и она зарыдает.
Положение спас Кеша, истошно завопив:
– Что попало я не ем! Мой любимый р-рис Ангстр-рем!
– Да, Кеша… – задумчиво проговорила Надежда, – нет здесь твоего любимого риса. Придется есть что попало.
Надежда начала тщательно обследовать стены каземата, освещая их фонариком сантиметр за сантиметром. Алла постанывала и давала неквалифицированные советы. Кеша уныло сидел в своей тесной походной клетке и чистил перья.
– Надь, а Надь! Давай Кешу из клетки выпустим, пусть хоть по этой… камере полетает, а то совсем птица зачахнет без движения.
– Не успеет, – машинально ответила Надежда, – а впрочем, выпусти. Куда он отсюда денется…
Алла выпустила попугая и продолжила наблюдать за Надеждиными исследованиями.
– А что ты ищешь-то? – не выдержала она наконец.
– Да сама не знаю… В средневековых замках всегда полагается искать какие-нибудь потайные двери, раздвижные стены, тайники…
– Мы с тобой поискали уже. И вот к чему это привело…
– Ну что же, теперь сидеть сложа руки и ждать, пока нас Кеша спасет?
– А где, кстати, Кеша?
Надежда посветила фонариком во все углы камеры. Попугая нигде не было видно.
Алла была на грани истерики.
– Ну вот, теперь еще и Кеша пропал… а ты говорила, что он никуда не денется… Как же я без него буду жить!
– Да погоди ты! Раз он куда-то исчез, значит, здесь есть какой-то выход.
– Да, сравнила! Это для Кеши, может быть, выход, а для меня?!
– Ты, чем причитать, лучше позови его. Авось откликнется.
– Кеша, Кешенька, птичка моя золотая, где же ты?
И тут в темноте у нее над головой прозвучал задушевно воркующий Кешин голос:
– Дир-рол – надежная защита от кар-риеса с утр-ра до вечер-ра! – И Кеша, широко распахнув крылья, мягко спланировал на широкое Аллино плечо.
– Кеша, Кешенька, золотко, слава богу, ты вернулся! – Счастью Аллы не было границ. Казалось, она забыла, что заживо погребена в подземелье средневекового замка без надежды на приличный обед.
Надежда смотрела на Кешу взглядом сурового следователя.
– Иннокентий, немедленно признавайся, где ты был!