Компромат на суженого
Шрифт:
– Чему это ты улыбаешься? – с подозрением спросила Алка. – Сейчас же идем отсюда!
– Алка, если ты немедленно не прекратишь, я тебе так врежу, не посмотрю, что нас из окон видно.
– Что? Ты – мне? – изумилась Алка. – Да я же тебя в два раза выше…
– И в четыре раза толще, – не растерялась Надежда, – да пока ты свои жиры растрясешь, я уже тебе так накостыляю…
– Девочки, не ссорьтесь! – вступил Петюнчик, он испугался, что они и правда подерутся на глазах у обитателей хутора.
Алка обиженно всхлипнула.
– От тебя, Надежда, не ожидала, умеешь ты человека обидеть!
– А сама-то что мне наговорила,
– Да когда я это говорила? – искренне изу– милась Алка, и Надежда поняла, что она действительно ничего не помнит.
Что ж, Алку надо принимать такой, какая она есть, и не пытаться переделать. Похоже, ее муж поступает с ней абсолютно правильно.
– Вот что, причешись, сделай приветливое лицо, и идем, а то неудобно, люди ждут.
– Я, конечно, пойду, но не надейтесь, что я буду расшаркиваться перед этой…
– Да она же твоему мужу, считай, что жизнь спасла, хоть какую-то благодарность имела бы! – наконец не выдержал Петюнчик.
Алка удивилась не столько его словам, сколько тону, и замолчала. Воспользовавшись этим, Надежда с Петюнчиком подхватили ее под руки и буквально волоком потащили к воротам.
Внутри хутор оказался очень большим. Добротный двухэтажный дом, и хлев, и дровяник, и сарай для сена, и еще много-много хозяйственных построек. У дома был красивый цветник. Лиловели ирисы, оранжевым цветом полыхали маки, была даже небольшая альпийская горка с красивыми многолетниками, стелющимися ковром. Надежда решила, что после обязательно рассмотрит все подробно, а пока следовало поздороваться с хозяевами.
Их встречали высокая крупная женщина, ее муж – тоже высокий, неулыбчивый и молчаливый. Потом прибежал откуда-то здоровый парень, светловолосый и голубоглазый, похожий на мать. Во дворе были еще собака, рыжий кот на завалинке (Бейсик красивее!), и в углу за хлевом на травке был привязан маленький теленочек с белым пятнышком на морде и длинными ресницами. Теленка в честь хозяйки назвали Мартином.
Хозяйка была внешне приветлива, но держалась настороженно. Надежда пригляделась к ней. Красивая женщина, высокая, статная, крупная в кости, но лишнего веса нет ни грамма. Очень похожа на свою девичью фотографию, и волосы сохранились, только тогда были косы, а теперь тяжелый узел на затылке.
Да, Алка в сравнении с ней явно проигрывает. Но Петюнчик ведь так не думает, а это самое главное. Надежда посмотрела на стоящих рядом Алку и Марту и очень расстроилась. Эти Алкины розовые брюки, какое, к черту, какао с молоком, розовые они, нежно-поросячий цвет! И еще Надежда облила ее водой, так что ни о какой прическе не может быть и речи. Конечно, Марте ведь не пришлось ползать по развалинам, ночевать в шкафу, прятаться в канаве и падать в обморок прямо на землю. Она и причесалась, и платье вон шелковое надела, кто ж поверит, что она в этом платье коров доит?
Тут Надежда устыдилась своих мыслей и принялась восхищаться хозяйством. Хозяин, Петер, немного оживился и показал ей и коров, и лошадь, которую держали для сельхозработ – экологию не портит и бензина не надо.
Пока гостьи знакомились с хутором, причем вникала во все только Надежда, а Алке было все равно, у нее не имелось дачи, и она никогда не увлекалась садоводством, из деревни прибежал сын Марты с их вещами и с Кешей на плече. Кеша так налетался, что предпочел свободе свидание с любимой хозяйкой. Потом они мылись, не в русской бане, а в настоящей сауне, там время летело незаметно, и когда они вышли, были сумерки. Марта гостеприимно пригласила всех поужинать и остаться у них ночевать. Алка уже открыла было рот, чтобы отказаться, но Надежда сумела ее опередить и с благодарностью согласилась. Алка злобно на нее посмотрела. Петюнчик же глядел на Алку влюбленными глазами и ничего не хотел замечать. За ужином Алка демонстративно не замечала Марту, но ела с большим аппетитом. Надежда и сама махнула рукой на фигуру и уплетала картошку, сваренную в мундире, разрезанную на четвертинки и поджаренную прямо так со сметаной и укропом, а потом знаменитые эстонские картофельные клецки под сметанным соусом. Марта предлагала ночевать в доме, но гости попросились в маленький летний домик, там было прохладнее. Во времянке было две комнаты, разделенные тоненькой дощатой перегородкой. Улеглись, но спать никто не мог.
Алка с Петюнчиком выясняли отношения, а Надежда волей-неволей слушала семейную сцену, потому что кровати находились по обе стороны тоненькой стеночки.
– Ты мне зубы-то не заговаривай, – говорила Алка злым шепотом, больше похожим на гудение мощного генератора, – ты мне скажи, что ты у нее делал. Надо же, а я-то как дура все бросила, помчалась за ним чуть ли не на край света, думала, его похитили, надо срочно спасать, а он, оказывается, живет себе преспокойно на всем готовом, молочко парное пьет, творожком заедает! Ты говори, кто она тебе?
– Аллочка, ну тише, ну что ты разбушевалась, ну подруга она моя, подруга старая. Еще в детстве, когда я здесь летом у бабушки жил, мы и познакомились. Вот так бабушкин дом стоял, а так – ее родителей. Мне семь лет было, а ей пять, в песочек вместе играли.
– И с тех пор больше не виделись? И не переписывались?
– Нет, конечно.
«Молодец, Петюнчик, – думала Надежда, – стойко держится. Видно, за двадцать лет хорошо свою жену изучил, знает, что Алке ни в чем признаваться нельзя. Казалось бы, что тут такого? Юношеская любовь, да у кого ее не было? Да Алка сама в четырнадцать лет была влюблена в Муслима Магомаева, писала ему страстные письма и выменивала у девчонок его фотографии. Что ж теперь, Петюнчику ее к Магомаеву ревновать?»
– Ну, Алла, ну может же быть у человека подруга детства? – безнадежно вопрошал Петюнчик за стенкой.
– Не может, – твердо отвечала Алка.
«Надо что-то делать, – встревожилась Надежда, – пока они ссорятся, еще ладно, а когда мириться начнут, что же, так и слушать до утра звуки поцелуев? Я спать хочу».
– Алка, выйди во двор на минутку! – постучала она в стенку.
– Ну, чего тебе? – выглянула взъерошенная Алка.
– Того мне, спать я хочу, а вы там за стенкой все никак не угомонитесь. Алка, я на тебя удивляюсь – только что мужа нашла, все так удачно складывается, и охота тебе ругаться из-за ерунды.
– Ничего себе ерунда! Пока я там слезы проливала, он тут с этой… И вообще это тебя не касается.
– Очень даже касается, когда я рядом за стенкой все слышу. В общем, так. Или ты сейчас же идешь к мужу, ведешь себя ласково и миришься с ним, или я рассказываю Петюнчику, что, пока он там страдал, рисковал жизнью и в одиночку боролся с бандитами, ты весело проводила время с Валькой Голубевым.
– Что? Да я же с ним ничего такого…
– Да? А кто целовался с ним на вокзале взасос? Я свидетель!