Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные (сборник)
Шрифт:
— Невероятно! — воскликнул Рафа.
Сеньор Кайо кивнул, согласился:
— Упорный был мужик этот Паулино, такой упорный, вы-то его не знали.
— И Бернардо заплатил за гроб?
— А как же, сеньор, и за гроб, и за выпивку, и за погребение, как обещал.
Наверху, на утесах, галки, сбившись в кучу, подняли страшный гвалт. А над головой, меж буков, задевая крыльями старые кровли, с криком носились стрижи. На углу, у церкви, под навесом, распушив перья, купался в пыли воробей. Виктор вдруг сказал:
— Священник
Сеньор Кайо поморгал.
— Поначалу не позволил, сеньор. А потом дон Сенен посоветовался об этом деле в городе, и ему сказали, что нету такого закона, что так бывало в старину, а теперь люди поняли, что если кто сам лишил себя жизни, то, значит, он умом тронут. В общем, дали его похоронить на кладбище, все честь честью.
Наступило глубокое молчание. Немного спустя сеньор Кайо проговорил, словно бы отвечая на свои мысли:
— Дочку Паулино, Каси, во время войны снасильничал санитар из госпиталя. Обрюхатил и бросил. Видно, Паулино не сумел забыть этого.
Галки становились все беспокойнее и не умолкая галдели, примостившись на выступах скал. А над ними без устали кружил ястреб. Виктор сказал:
— Может, пойдем в часовню? А то стемнеет.
Сеньор Кайо словно вернулся из другого мира.
— Правда ваша, — сказал он. — Ян забыл совсем.
Он двинулся к тропинке под буками, уходившей за церковь, и в этот момент над их головами совсем по-домашнему, почти с человеческой интонацией, прокуковала кукушка. Сеньор Кайо обернулся к ним с недоброй улыбкой:
— Слышите, как кричит?
— Кто кричит?
— Кукушка, разве не слышали? — И добавил тише, доверительно: — Дурной повадки птица.
Кукушка снова выкрикнула «ку-ку», и Лали без успеха попробовала разглядеть ее в листве бука.
Лали спросила:
— А почему кукушка — дурной повадки птица?
Глаза сеньора Кайо ожили:
— Кукушка-то? Яйца кладет в чужое гнездо, к малым птахам, чтобы ее птенцов высиживали.
Виктор рассмеялся:
— Как некоторые люди.
— Ясное дело.
— Хозяева и начальники.
— Ясное дело.
Взгляд сеньора Кайо, нерешительно пошарив, уперся в темный и твердый подбородок Виктора.
— А вы сами-то из начальников будете?
— Я? Вовсе нет, сеньор Кайо.
— Но в начальники идете?
Виктор смутился:
— Ну… не совсем так.
Лали смотрела на него и забавлялась. Виктор добавил:
— По правде говоря, я выставляюсь в депутаты.
Сеньор Кайо поскреб затылок.
— А они не начальники разве?
Виктор заговорил тише, как будто стараясь, чтобы товарищи его не услышали:
— Видите ли, депутат в определенном смысле — человек, избранный народом для того, чтобы представлять народ.
— Ясное дело, — сказал сеньор Кайо.
Рафа язвительно рассмеялся.
— Что-то не очень ты убедителен, старик, —
Виктор пожал плечами.
— А как бы ты объяснил?
— Я — пас, — ответил Рафа, не переставая смеяться.
Сеньор Кайо, ступив на тропинку, прервал их:
— Так вы хотите посмотреть часовню?
— Конечно, конечно, хотим, — сказал Виктор.
Они гуськом стали подниматься по тропке меж цветущего вереска. Сеньор Кайо взбирался легко, без напряжения — чуть согнулся, голову вобрал в плечи. Рафа шел с трудом, упираясь руками в ляжки, как будто боялся рухнуть. На уступе над самым обрывом лепилась ограда маленького кладбища, над которой высились четыре черных стройных кипариса, а подле на маленькой площадке стояла часовня. Виктор медленно подошел и остановился как зачарованный.
— Вот это да… — пробормотал он.
— Романского стиля, — сказала за спиной у него Лали.
— Или предроманского, — предположил Виктор.
Сеньор Кайо подошел к ним. Сказал с гордостью:
— Ну вот, видите, тыщу лет ей, этой часовне.
— А то и больше, — сказал Виктор.
Сеньор Кайо обернулся на запад, посмотрел на небо — густая черная туча сидела на далеких, покрытых снегом вершинах.
— Поспешим, — сказал он. — Смотрите, какая надвигается.
Лали и Виктор с восхищением разглядывали портал, причудливый греческий орнамент на архивольтах, опиравшихся на легкие, искусно выделанные капители. Виктор пальцем указал на пантократора [17] над притолокой:
17
Поясное изображение Христа, благословляющего правой рукой, а левой держащего Евангелие.
— Видала?
— Угу, — отозвалась Лали.
Он подошел к портику и стал рассматривать высеченный на архивольте барельеф на библейские темы.
— Смотри-ка, — сказал он. — Какое Усекновение главы.
У Лали глаза загорелись.
— Смерть мухам, — проговорила она с почтением.
— Ну и ну, какое чувство композиции!
Сеньор Кайо, стоя позади, не переставал наблюдать за горизонтом, откуда уже доносились пока еще еле слышные, глухие раскаты.
— Ползет, — сказал он.
— О чем вы? — спросил Рафа.
— Дождь будет, — ответил сеньор Кайо.
Рафа забеспокоился. Подошел к Лали с Виктором:
— Слышите? Сейчас дождь будет.
Но они его не слышали. Рафа схватил Лали за руку и потряс:
— Ты, мать, совсем очумела! Так на тебя камни эти подействовали?
— Всё вместе, — ответила Лали.
— Давай пошли, елки, вот-вот хлынет как из ведра.
Виктор безуспешно толкал дверь.
— Сеньор Кайо, у вас есть ключ?
— А как же. — Тот подошел к двери. — Я тут один привратник.