Конан и Слуга Золота
Шрифт:
Ещё немного – и он придумает способ унять слишком обнаглевших. Да и султан не будет против: его слухач рассказывал, что он уже сердится, когда кто-нибудь в очередной раз жалуется на него.
Хм. Начать самому, или подождать указаний Боташа?
Грозным оком сверкнув на охранников, он прошёл ко входу. Сам отпер массивную, окованную железными полосами дверь, ведущую в особую комнату. Запер её за собой. Взял один из светильников, приготовленных на полках вместе со всякой другой ерундой, могущей понадобиться
Распахнул новый, ещё пахнущий свежими досками люк, и спустился в подземный ход по длинной, обложенной каменными плитами, лестнице. Стены самого хода ещё воняли сырой землёй – запах не из приятных! Но, конечно, со временем он велит обложить и их какими-нибудь кирпичами. А то каждый раз одно и то же: не убережёшься, заденешь где-нибудь ненароком за глину полой роскошного парчового халата, и все кичливые расфуфыренные идиоты-придворные пялятся, злорадно усмехаясь в окладистые седые бороды и усы, на грязное пятно – мол, плебей, плебей и есть.
Да и Неграл с ними, пусть себе пялятся. Спросить-то ведь – не решаются…
Ну, ладно, ход достаточно широк – он пойдёт поаккуратней.Рановато уничтожать ещё и бригаду облицовщиков. Хватит пока исчезновения землекопов. Но со временем… Что ж. Если правду говорили старики его родного села – то чем больше призраков возле какого-либо места, тем сильней его защита от козней недругов.
Неторопливо пройдя все двести футов, и спустившись ещё на несколько ступенек, Хаттаф отпер ещё одну дверь, и предостерегающе поднял руку, буркнув: «Это я!»
Двое дюжих горцев, которым Хаттаф доверял всё же побольше, чем лучшим из городских сардаров, опустили оружие и вытянулись по струнке.
Хаттаф двинулся дальше. Ему предстояло пройти ещё с четверть мили ходов лабиринта под дворцом, спуститься на пару сотен ступеней вниз, и пройти секретный туннель, ведущий к надёжно укрытой в естественной полости скалы, сокровищнице.
Боташам повезло: такой надёжной и неприступной пещеры, с непоколебимыми и молчаливыми стенами, не было, наверное, больше ни у одного правителя.
Да, камни молчали. А они могли бы о многом рассказать… И не только о событиях последних месяцев, а и о всей истории создания и существования сокровищницы. Что там Хаттаф с его амбициозными целями и примитивными прямолинейными методами! Вот предки нынешнего султана явно не отличались миролюбием и порядочностью, и до сих пор неубранные – то ли по забывчивости, то ли – специально, в назидание, так сказать, остальным узникам, попадались в отдалённых камерах, закутках, и даже переходах-кори-дорах… Но это уже другая история.
Хаттаф ускорил шаг. Через несколько часов, когда вновь появится чудище, он сам отошлёт лишнюю охрану, заменив людей султана своими. О том, что происходит в полнолуние под сводами гигантской пещеры, не должен знать никто.
О таком он и сам предпочёл бы ничего не знать! Но поседевшие виски заострившегося и осунувшегося лица в зеркале всякий раз напоминали ему о новом хозяине. А воспоминания об ужасных, душераздирающих воплях несчастных пленниц, отданных монстру на потеху и заклание, не позволяли забыть, чем грозит ослушание.
При одной мысли, что всесильное и всепроникающее чудовище сделает, если хоть чем-то прогневить его, или не выполнить хоть малую толику из указаний, заставляли спину покрываться липким противным потом, а сердце – ускорять свой бег… О, эти дикие вопли несчастных…
Но что это с ним? Ему ничто не угрожает. Ведь несмотря на бессонные ночи, и невероятные трудности первых недель, он всё сделал, всё успел подготовить… И всегда будет делать то, что необходимо. То, что нужно. Нужно – Хозяину.
Всегда.
Только дурак, излишне отягощённый избытком совести, добровольно откажется от власти над людишками.
А он – не дурак. Он – не откажется от такой власти, какою бы ценой она ни доставалась. И плевать на цену – ведь расплачивается не он!.. А жалкие уколы этой, так называемой, совести, он уж как– нибудь… Переживёт.
***
Каринэ было плохо. Мучительно болела голова. Тошнило.
Облегчить свои мучения она, однако, не могла. Повязка на глазах сильно давила, стягивая голову словно раскалённым обручем. И кляп был явно вставлен профессионалами – челюсть затекла. Руки и ноги тоже связаны на совесть – не пошевельнуться! Да, поймали и «упаковали» её явно не новички! Но зачем? Зачем?
Она стала делать дыхательную гимнастику, которой владела ещё с детства. Голова, вроде, стала болеть поменьше. Теперь она чётче вспомнила своё похищение: ужасный запах, тиски стальных рук, злобный оскал Лавины… И – темноту.
Потом… Потом? Что же это были за смутные ощущения на грани забытья?
Вроде, её во что-то завернули, и несли, несли… словно в носилках.
А, может, и правда, её несли в крытых носилках – паланкине – те, кто её похитили? Ведь в открытую по улицам Ферхема связанную женщину не понесёшь! Ох…
Нет, она не поручится за это – слишком плохо ей тогда было. Но связана она была с самого начала. Попробуем-ка хоть чуть-чуть ослабить…
Нет, верёвки не ослабить и не расшатать узлы – они мокрые. И связана она и в кистях, и в локтях, причём за спиной – не выскользнешь. Ноги тоже стянуты на совесть.
Кинжал, конечно, забрали… И перетереть верёвки ни обо что невозможно – вокруг только голый досчатый пол, который она уже весь исползала, в поисках хоть чего-то острого, или зазубренного…