Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
— Она сильно изменилась в последнее время, — сказал Боря. — Стала холодной, отчужденной, равнодушной. Не со мной, естественно. Со мной она никогда и не была особенно ласкова. Нет, с мужем… Я заметил, что она как-то вообще утратила интерес к жизни. Лариса ведь всегда была живой и веселой женщиной. А в последнее время она стала не похожа на себя. Так вы говорите, она была чьей-то любовницей? — он напрягся вновь и ждал моего ответа.
— А вы хотите об этом узнать? — спросил я.
— Да, — ответил Боря решительно.
— Даже после того, как мы с вами точно
— Даже мертвая, — ответил он упрямо.
— Тогда я расскажу вам, — ответил я. — Кстати, вы будете неприятно удивлены ее выбором. Давайте выпьем по пятой по этому случаю.
Мы разлили водку и бутылка опустела.
— Надо сходить еще за одной, — сказал я. — Тут как-то мало оказалось.
— Пол-литра, — ответил Боря. — Потом сходим. Сначала расскажите.
— Да рассказ будет долгим, — ответил я. — Ну да ладно. Ваше здоровье.
И я рассказал Борису обо всем. Я подумал, что он имеет некоторое право знать все то, что знаю я.
Когда я рассказывал про свидание Ларисы с Шмелевым, я боялся что Боря запустит в меня чем-нибудь. Или сломает что-нибудь в комнате. Или раздавит стакан, который он держал в руках.
Но ничего этого не произошло. Не скрыл я от Бори и своих открытий и размышлений. Рассказал про леди Анну и герцога Глостера…
— Весьма разумно, — покачал Боря головой, когда я закончил. До этого он меня не перебивал.
— Видимо, именно так все это и происходило. Какая умница ваша актриса.
— Бывают даже среди актеров неглупые люди, — согласился я. — Хотя крайне редко.
Мы помолчали. Потом Боря спросил у меня:
— И что вы собираетесь делать?
— То есть, в каком смысле? — не понял я. — Поеду домой, ставить спектакль. А что еще я могу сделать?
Боря усмехнулся:
— Наверное, действительно нужно спуститься в магазин. Что-то мало водки. Вы еще не передумали продолжать наш фестиваль?
— Я сам схожу, — поднялся я со стула. — Кстати, я закуски куплю. А то этот помидор уже скукожился от наших взглядов. На него стало неприятно смотреть.
В магазине я купил бутылку такой же водки с синей этикеткой и надписью «Имперская сухая», и закуску — банку шпротов и колбасу. По-советски…
К моему возвращению Боря уже вполне пришел в себя от всего того, что услышал. Он уже ждал меня с готовой речью.
— Послушайте, — сказал он деловым тоном. — Я все обдумал, пока вы ходили. И пришел к однозначному выводу. Я вам его сейчас скажу, а вы меня поправите, если я покажусь вам неправым. Договорились?
Я согласился.
— Я все проанализировал и пришел к выводу о том, что главный виновник всего, что произошло, — это Шмелев. Так?
— Несомненно, — согласился я. — Тут нет сомнений.
— Ну, вот и договорились. А это, в свою очередь, означает, что Лариса, хоть и поступила дурно в отношении Васи, все же не главная виновница. Он соблазнил ее, и она пала жертвой его коварства.
— Да, — сказал я. — Она согрешила по слабости человеческой.
— Как это ни прискорбно, — заметил Боря.
— Такова жизнь, — сказал я, откупоривая бутылку водки и разливая прозрачную жидкость по стопкам…
— Если бы не было этого искушения в виде Шмелева, Лариса осталась бы не виновной, — упрямо продолжал Боря. Видимо, ему было это очень важно, поэтому он с этого начал.
— А значит, во всем виноват он и только он, — резюмировал я. — Мы с вами это уже установили.
Водка делала свое дело. Мы оба стали соображать медленнее, и слова наши стали произноситься с затруднением. Зато беседа наша приобрела значительность.
Мы оба понимали, что много сказать теперь уже не сможем, — алкоголь помешает, и поэтому выражались скупо, лаконично, как древние римляне…
— А почему он ее убил? — спросил я у Бори.
— Это же очень просто, — ответил он и поднял одну бровь вверх. — Она стала ему больше не нужна. Вот ей и пришел конец. Как бы вы поступили на его месте?
— Я не оказался бы на его месте, — сказал я.
— Не зарекайтесь, — произнес весомо Борис. — Как знать…
Я взглянул на часы. Время уже близилось к вечеру. Правда, у меня еще оставалось время для того, чтобы поехать на вокзал и купить билет домой. Но мне не хотелось этого делать. Нужно было вставать, одеваться, тащиться куда-то… Потом толкаться в кассовом зале, ждать на перроне, разговаривать с соседями по купе. Нет, сейчас я не чувствовал себя в силах вынести все это.
Боря, вероятно, заметил мою нерешительность и вдруг спросил:
— Вы что, так и собираетесь уехать? И даже не предприняв ничего, чтобы это чудовище было наказано?
— Я не знаю, — сказал я. — Вряд ли тут что-нибудь можно сделать. Я уже подумал об этом. К Шмелеву нет никаких подходов. Он неподсуден. Даже если я расскажу в милиции о том, что Лариса была его любовницей, они только посмеются… Это будет всего лишь смешная история.
— Да, только мы с вами знаем приблизительно то, что произошло, — сказал Боря задумчиво. — Да и то не точно, а только в общих чертах. Мы и сами себе не можем привести веских доказательств, не то, что милиции. Или суду…
— Ну, вот, — уныло сказал я, чувствуя, что мы ходим вокруг да около, рассказывая друг другу сказку про белого бычка. — Что же тут можно сделать?
— Давайте нальем еще по стопочке, — сказал в ответ Боря. — Как говорили римляне, in vino veritas. И мы с вами сейчас в этом полностью убедимся.
Мы выпили, и я почувствовал, как у меня наконец зашумело в голове. Это был долгожданный шум, я стремился к нему весь сегодняшний день.
— Шмелев должен быть наказан, — сказал наконец Боря ту фразу, которую все собирался сказать и не решался. Вернее, не знал, как ее произнести. И вот, видимо, понял, что дальше тянуть с ней глупо и все равно следует это сказать.