Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
Лариса любила Шмелева. Ее влекло к нему зло. Именно то, что он — злодей и подонок, и привлекало ее в нем.
И привлекает сейчас. Она вообще все знала с самого начала… И сейчас отдается ему на другой день после похорон убитого Васи. Это он и убил Васю — Шмелев.
А Лариса мучается этим, оттого она такая несчастная и замкнутая, как побитая собака. Она стыдится своей страсти, и не может с ней совладать. Совсем как бедная леди Анна…
Весь путь Ларисы мне показала Семенова. Она как бы раскрыла передо мной то, что произошло в Питере между Ларисой и Шмелевым —
Но тут я что-то вспомнил. Там было что-то очень важное в пьесе Шекспира. Только где? Там был ответ еще на один вопрос.
— Эй, — крикнул я на сцену актеру, исполнявшему Глостера. — Не уходите. Повторите конец первой сцены. Последний ваш монолог в конце первой сцены.
Он повторил его.
— …Тогда на Анне Уорик я женюсь. Что ж, что отца ее убил и мужа? Быстрейший способ девке заплатить — Стать мужем для нее и стать отцом. Так поступлю не то что из любви, А ради тайных замыслов моих…Так вот оно что! «Ради тайных замыслов моих…» Что это были за тайные замыслы у Шмелева, когда он делал Ларису своей любовницей?
Я остановил репетицию и сказал, что актеры могут отдыхать двадцать минут. Проходя мимо Семеновой я подошел к ней и поблагодарил.
— Вы отлично провели сцену, — сказал я любезно. — Вам помог наш вчерашний разговор?
— Да, — призналась она. — Я все время думала о притяжении зла. В этом его коварство… Я представила себе эту ситуацию с соседом, как вы говорили…
Она замолчала и запнулась.
— И что же?
— Я смогла представить себе только очень злого соседа. Такой мог бы увлечь в той ситуации, — сказала Семенова.
Я пошел к себе в кабинет и попросил меня не беспокоить. Но на этот раз меня не послушались. Сразу же, как только я вошел в кабинет, прибежала секретарша директора и сказала, что мне звонили из Петербурга.
— А кто? — поинтересовался я. Лицо секретарши приняло озабоченное выражение и она, поджав губы, ответила:
— Сказали, что из прокуратуры… — она помедлила секунду и положила на мой стол бумажку. — Вот, они продиктовали свой телефон. И просили, чтобы вы немедленно позвонили им.
Глаза секретарши и все выражение ее лица говорили:
«Я еще не знаю, что вы там совершили в Петербурге, но уверена, что скоро узнаю. От вас, творцов можно чего угодно ожидать, и не ошибешься. Нахулиганили, небось, или чего похуже…»
Секретарша эта раньше работала в секторе учета местного райкома партии. Когда райком разогнали, наш директор из милости взял ее к себе секретаршей. Но, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. И хотя Тамара Васильевна по старой райкомовской привычке держалась тише воды, ниже травы и вела себя как мышка, все же иногда она переставала случайно следить за выражением своего лица, и становилось понятно, что в своих самых светлых
— Если вы не позвоните им, — продолжила она гадким елейным голосом. — Вдруг не дозвонитесь или еще что, то я на всякий случай дала им ваш телефон. Так что они сами вам все равно перезвонят.
А в глазах ее стояло при этом: «Не уедешь, гад, не скроешься от тяжелой руки закона».
— Спасибо, — сказал я ей. — Вы очень любезны. Я сейчас же им перезвоню.
Она ушла и я забыл о ней. У меня и без нее было достаточно поводов для размышлений.
Что им надо от меня, там, в питерской прокуратуре? Кажется, я все сказал им, что знал… То есть сказал, что знать ничего не знаю. Чего им еще?
Вот то открытие, что я только что сделал — это было интересно. Какую же цель преследовал Шмелев, делая Ларису своей любовницей?
В общем-то ясно, какую. Он хотел, чтобы она помогла ему расправиться с Васей. А это ему было зачем? Чтобы получить ценности. Вот куда ушло все… Ничего Вася перед смертью не продавал. И никуда такая прорва денег не могла испариться. Все это получил Шмелев.
Теперь у меня более или менее все звенья цепи соединились в голове. Теперь я представлял себе в целом ситуацию. Но какая все-таки гнусность…
Шмелев — этот доморощенный Бонапарт с внешностью недоноска. Он хоть чужой человек. Но Лариса — как она могла так подло предать своего мужа? Мне ведь всегда казалось, что она любит моего брата… Или тут сыграли роль магические чары Шмелева? Я вспомнил его внешность. Худой, прихрамывающий, с косящими глазами. Красавец, одним словом… Типичный Ричард Глостер. Может быть, такие мужчины и привлекают внимание женщин — уродливые и жестокие?
Может быть, именно это волнует воображение примерных жен, типа Семеновой и Ларисы?
Впрочем, пора было звонить в Питер. Междугородняя связь теперь работает лучше, чем раньше. У нас в городе построили телефонную станцию и стало можно дозвониться в любую точку мира. Было бы кому звонить…
Я дозвонился и представился.
— Вам нужно приехать в Петербург, — сказал мне следователь на том конце. — Вы могли бы выехать немедленно? Это срочно.
— А что случилось? — спросил я. — Отчего такая срочность?
— Это я вам расскажу, когда вы приедете, — сказал следователь. А поскольку я молчал, он добавил. — Это действительно очень нужно, чтобы вы приехали.
— Вы знаете, — сказал я. — У меня спектакль «горит». У меня репетиции идут полным ходом… Мне трудно бросить все и приехать. Тем более, я ведь только что ездил в Петербург.
Наступила тишина в трубке. Слышалось легкое потрескивание на линии. Следователь оценивал мои слова. Потом вздохнул:
— Вы сами приедете? — Сказал он. — Или мне выписывать ордер на ваше задержание? Вы хотите, чтобы вас доставили сюда?
— Нет, не хочу, — испугался я. От этих людей можно чего угодно ожидать. Возьмут и вправду арестуют. Вот скандал-то будет… И не вступится никто. Кому пойдешь потом жаловаться?