Конец эпохи "Благоденствия"
Шрифт:
– Послушай меня и забудь на время о своей неприязни к Кросту. Я воспитывал его с пяти лет и вырастил великолепного воина. В этом году он возглавил поход в степь и изрядно потрепал вежи орков, благодаря чему наши крестьяне могут спокойно собирать урожай, не опасаясь очередного набега. А теперь посуди сама, какую роль для Вестонии играет мой домен? Я, моя дружина, мой замок – мы прикрываем все королевство с северо-запада. Если бы не мы, то через промежуток в сто лиг между морем и горами, который мы и защищаем, сюда давно бы уже хлынули орды орков, которые вытоптали бы посевы, увели в плен людей. Минимум дважды в год я отбиваюсь от их очередных отрядов. Ты этого как будто не замечаешь. А что будет, если
Королева молчала. Она как-то привыкла, что неразговорчивый и чаще всего мрачный деверь, редко появляясь при ее дворе, если понадобится, всегда был готов прийти на помощь. Ему достаточно бывало просто появиться в королевском замке, пройтись по залам, где собирались гости, в своих местами помятых доспехах, продемонстрировать свой устрашающий шрам, и никто больше даже подумать не смел, чтобы оспорить любое ее распоряжение. И, конечно, он надежно защищал Вестонию от набегов орков.
Может быть, зря она тогда отказала ему? А теперь что? Через год ее сыну Гастону исполнится восемнадцать, он достигнет совершеннолетия и займет трон, став королем. Она, конечно, сохранит свое влияние, но надолго ли? Сын женится, у него родятся собственные дети, а ее будет ждать судьба уважаемой, но не обладающей особым влиянием матери властителя.
– А так ли нужно тебе отправляться на этот турнир? – предавшись невеселым мыслям, неожиданно для самой себя спросила королева.
– Я уже решил, что поеду на турнир, - ответил Норберт, а королева поняла, что опоздала и что свое решение ее деверь уже не изменит. – Там не будет никого, кого можно было бы назвать настоящим воином. Все эти принцы участвовали только в боях на турнирах на затупленных мечах или копьях, да в приграничных стычках, где чтобы погибнуть, нужно быть полным остолопом. Прости, Габриэла, но ты же знаешь, что мой бедный брат был пьян, когда ввязался в схватку сразу с тремя принцами из Дундлака.
– Да, это я помню, - со вздохом, впрочем, не относящимся к давней гибели мужа, а вызванным ее нынешними невеселыми мыслями, ответила королева.
– А я привык сражаться по-настоящему. До смерти. И пока, как видишь, жив. Хотя за последние уже более двадцати лет был в стольких битвах, что и посчитать не возьмусь. И условия турнира как будто специально прописаны для меня. Пешими, любым оружием, до смерти или сдачи.
– Так значит, ты хочешь, чтобы я утвердила Кроста твоим наследником? – вернулась к обсуждаемой теме Габриэла, которая вдруг почувствовала, что Норберт прав, что Крост не так уж ей неприятен, и что она только что потеряла что-то крайне важное, о чем раньше и не подозревала.
– Что ж, давай сюда пергамент. Я поставлю королевскую печать и утвержу. И приглашаю тебя на обед. Только доспехи все-таки сними, - закончила с печалью в голосе разговор королева.
Глава 29. Королевство Дундлак. «Если бы». Начало войны.
Гобарт Первый стоял во внутреннем дворе своего замка и растерянно смотрел на плеть, которую ему только что услужливо вложил в руку слуга, выполнявший обычно еще и роль палача, но сейчас для этого не годившийся.
Как же ужасно все получилось. Не плохо, а именно – ужасно. Вчера под вечер в замок привезли тела трех его младших братьев, погибших в схватке между собой. Погибших в большой степени по вине Гобарта, который не только не остановил их, когда они кинулись преследовать эту проклятую принцессу Кору из Наймюра, но еще, пусть и очень завуалировано, подсказал им мысль избавиться от конкурентов.
Но это было еще не все. Когда Годрик был еще жив, и Гобарт сидел у его постели, пытаясь как-то скрасить последние часы несчастного, ему доложили, что в замок привезли его сына Брока. Не то, что Борк приехал, доложили, а то, что его привезли. И Гобарт буквально побежал в комнату сына, куда разведчики занесли Брока. Тот вращал глазами, силился что-то рассказать, но не мог ни звука произнести, ни пошевелиться.
Когда Корбин, возглавлявший отряд разведчиков, спустя полчаса рассказал королю обо всем, что произошло, Гобарт, при всем своем самообладании, едва не зарубил его.
И вот теперь, после того, как королевский лекарь, опробовав на Броке все снадобья, которые, по его мнению, могли бы помочь, признал свое бессилие, Гобарт стоял с плетью в руке, чтобы выполнить указание мага и высечь собственного, уже два года как совершеннолетнего, сына.
Два других сына стояли рядом с отцом. Старший Гудварт сохранял на лице полное спокойствие, как будто то, что сейчас должно было произойти, не было чем-то необычным. Младший – Порвар напротив всем своим видом демонстрировал наивысшую степень переживания и сочувствия, как к брату, который сейчас должен был подвергнуться унизительному наказанию, так и к отцу, который это наказание должен был привести в исполнение.
Наконец, яростно смотревшего на всех Брока уложили на специальные козлы, и Гобарт, убедившись, что во дворе никого, кроме него самого и его сыновей нет, и никто не станет свидетелем позора его семьи, размахнулся и нанес принцу первый удар.
И тут Гобарт вдруг почувствовал, что он больше не чувствует унижения. Вернее, чувство унижения переросло в злость на этого его бестолкового отпрыска, из-за глупости которого все и произошло. Если бы Брок не объявил в присутствии его братьев, что принцессу Кору видели в Дундлаке, если бы он не упросил отпустить его вслед за дядьями, если бы он не поссорился с неведомым магом. Если бы, если бы. С каждым таким «если бы» сила ударов короля возрастала, он уже не считал, сколько раз опустил плеть на спину своего сына, и, под изумленными взглядами своих двух других сыновей, остановился только тогда, когда Брок обрел дар речи и завопил от боли.
– Помогите своему брату добраться до комнаты и вызовите к нему лекаря, - приказал Гобарт и, швырнув плеть под козлы, быстрым шагом покинул двор.
Впереди Гобарта ждало еще одно дело, которое ему нравилось еще меньше, чем только что завершившееся, но которое тоже никак нельзя было отменить или хотя бы отложить.
Гобарту предстояло съездить к гномам и передать Гельфарсу один лир и десять статимов за проведение на его земле представления комедиантов без соответствующего разрешения владельца.
– Дорогой, может быть, ты все-таки не поедешь к этим отвратительным гномам, а просто передашь им деньги через посыльного, - встретила Гобарта возле его покоев королева Катарина.
Хотя Гобарт уже давно не навещал спальню своей жены, их отношения были очень близкими. Да и на отсутствие с его стороны мужского интереса к ней Катарина уже давно не жаловалась, как не без оснований подозревал король, найдя утешение в симпатичном паже. Впрочем, Гобарта это, когда он убедился, что ни к каким последствиям забава жены не приводит, это перестало волновать. А вот другом и лучшим советчиком Катарина для него быть не перестала, демонстрируя тонкий ум во всем, что не касалось ее неуемной любви к младшему сыну.