Конец парада. Восстать из пепла
Шрифт:
С этого момента она не собиралась испытывать благоговение перед какой бы то ни было леди. До сих пор она, независимая молодая женщина со средствами, должна была проявлять уважение, чтобы не навредить школе и мисс Ванострат с попечительницами. Теперь же... Никогда и никому. Она прошла через жернова, весь мир прошел через жернова! Нет больше благоговения!
Как и ожидалось, за чрезмерное нахальство она немедленно получила щелчок по носу.
Шипящий жестокий голос отчетливо произнес адрес, который она не хотела слышать:
– Линкольнс...с...с...сИнн...
Грех!.. (игра слов, "sin" - грех, грехопадение - прим.перев.) Словно из уст дьявола!
Больно задело за живое.
–
– Ну что ж, сегодня великий день, - мужественно ответила девушка.
– Думаю, вы тоже радуетесь, как и я. Я не слышу, чего вы хотите и мне все равно. Пусть все веселятся!
Она на самом деле этого желала. Иначе и быть не могло.
– Вы помните вашего Карлайла...
– прошелестел голос.
Именно этого она и не хотела слышать. Плотно прижимая трубку к уху, Валентайн оглядела большую классную комнату - это был даже зал, спроектированный так, чтобы вместить тысячу девочек, молчаливых, внимающих речи директрисы. Речи директрисы были отличительной приметой школы... Помещение угнетало!.. Зал был похож на нонконформистскую церковь - высокие, голые стены, готические окна, тянущиеся до обитого сосной лакированного потолка. Ощущение подавленности - еще одна отличительная примета этого места. Только не здесь, только не в этом месте оставаться в такой день!.. Надо выйти на улицы, где можно хлопнуть сложенной газетой (???) по каске полисмена. Это и есть Лондон настоящих кокни. Собственно, так и выражают себя настоящие кокни - приятельски похлопывают полисменов, потому что строгие полисмены, смущенные таким проявлением приязни, отрешенно возвышаются над ликующей толпой, как величавый тополь, подпираемый непримечательными овощными грядками!
Но она здесь, и ей беспощадно напомнили про несварение желудка Томаса Карлайла! (Томас Карлайл (1795-1881) - британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения - прим.перев.)
– О!
– вскликнула она в аппарат.
– Эдит Этель!
Эдит Этель Душемин, сейчас, конечно же, леди Макмастер. Как-то неожиданно было узнать ее в некой незнакомой леди.
Последний человек, о котором она могла подумать! Когда-то давным давно она решила, что между ней и Эдит Этель все кончено. Определенно, она не могла сделать шаг навстречу этой мстительной парвеню, из черных побуждений отвергшей их отношения. Отношения, из которых Эдит Этель не могла извлечь немедленной выгоды!
К тому же, будучи в эстетическом плане зашоренной и ограниченной, на все случаи жизни она имела соотвествующий набор цитат. Россетти - для любви, Браунинг - для оптимизма, реже Уолтер Савадж Ландор - чтобы показать знакомство с прозой для посвященных. И неизменный Карлайл, цитируемый для принижения пафоса "вакханалий" - Нового года, "Te Deum" (благодарственный молебен, исполняемый по большим праздникам - прим. перев.), побед, юбилеев, торжеств... пробирающийся сейчас по телефонным проводам:
– "...И тут я вспомнил, что был день рождения их Искупителя!"
Валентайн было знакомо, с каким презрительным чванством Эдит Этель нараспев читала отрывок из дневника Мудреца из Челси (т.е. Томаса Карлайла - прим.перев.), жившего недалеко от казарм:
– "...Сегодня, - цитата лилась далее, - я увидел, что солдаты у кабака на углу более пьяны, чем обычно. И тут я вспомнил, что был день рождения их Искупителя!"
Незаурядность Мудреца из Челси позволяет ему не помнить о Рождестве! Эдит Этель очень хотелось предстать незаурядной. Ей хотелось показать, что до тех пор, пока она, Валентайн Ванноп, не напомнила ей, леди Макмастер, о каком-то популярном празднике, она, леди Мак, и не подозревала об этом факте. Поверите, на самом деле не подозревала. Она живет во вдохновенном уединении с сэром Винсентом - критик, знаете ли; их взор устремлен на более высокие материи, они пренебрежительно относятся к воздушной тревоге и имеют на сегодняшний день, к их чести, весьма замечательную коллекцию первых изданий, признанных на высшем уровне друзей и регулярные домашние приемы.
Валентайн вспомнила, как когда-то сидела у ног загадочно-недосягаемой Эдит Этель Душемин - куда все подевалось?
– и сочувствовала ее брачному мученичеству, ей были по душе ее вкус в подборе мебели и просторные комнаты, и она благосклонно относилась к ее духовному адюльтеру.
– А ты не изменилась, Эдит Этель, - незлобиво сказала девушка в трубку.
– Чем я могу помочь?
Неподдельная снисходительность собственного тона удивила ее, и еще то, как легко стало говорить. Потом она поняла: шум и выкрики стали удаляться, уступая место тишине. Где-то в отдалении толпы сливались в одну, аккумулируя еще больший гомон. С площадки не доносились голоса девочек - видимо, директриса их отпустила. Естественно, местные жители не собираются прошляпить запуск петард на соседних улицах... Трудно поверить, но она осталась абсолютно одна!
Леди Макмастер отыскала ее, и теперь она, Валентайн Ванноп, покровительственно относится к леди Макмастер! Почему? Чего леди Макмастер хочет от девушки? Она же не может, - хотя очень даже может!
– намереваясь изменить Макмастеру, пригласить Валентайн на роль наивной дуэньи или непорочной воспитанницы. Или представить ее в качестве алиби. Проще сказать, выставить курицей - наиболее подходящее слово... Очевидно, что Макмастер из того типа людей, которым любая леди Макмастер захочет - или будет, - наставлять рога. Маленький, темнобородый, вялый заискивающий человечек! Типичный критик! Вероятно, все жены критиков склонны к неверности. Критикам не хватает изобретательности. Как это называется? Слово, неподобающее речи молодой леди.
Ее мысли бешено неслись вскачь, необузданные мысли школьницы-кокни, и не было никаких сил укротить их! В такой ДЕНЬ! ее насильно удерживали от возможности похлопать полисмена по каске, и поэтому она не испытывала почтения к высокопоставленному чиновнику - сэру Винсенту Макмастеру, главному секретарю начальника Департамента статистики, автору критической монографии об Уолтере Савадже Ландоре, и еще двадцати двух критических монографий из серии "Знаменитые Зануды"... Те еще книжки! Она без уважения и даже с пренебрежением отнеслась к леди Макмастер, Эгерии (вдохновительница, ирон.
– прим.перев.) многочисленных шотландских литераторов! Никакого благоговения! Неуважение как последствие длительного воздействия катаклизма, в который был вовлечен весь мир? Последнего катаклизма. Слава Богу, уже десять минут можно называть его последним катаклизмом!
Она открыто прыснула со смеху прямо в телефонную трубку. Леди Макмастер теперь убежденно уговаривала, чувствуя наверняка, что девушка не придает значения ее словам:
– Валентайн! ВАЛЕНТАЙН! ВАЛЕНТАЙН!
– Я слушаю!
– что было не совсем правдой.
На самом деле она размышляла о том, что не имеет больше смысла в собраниях попечительниц, одно из которых сегодня утром торжественно состоялось в личном кабинете директрисы. Несомненно, попечительницы во главе с директрисой испугались того, что если их, директрис, попечительниц, учителей, пасторов, - "кем я был сотворен" и т.п.!
– перестанут уважать при вспыхнувшей от первых звуков сирен вакханалии, то весь мир разлетится в прах! Ужасающая мысль! Девочки больше не будут молчаливо слушать тоскливые речи директрисы...