Конец радуг
Шрифт:
Хуан еще чуть-чуть помедлил, потом выбежал на поле, взмахами рук строя фантомный помост параллельно трибунам. Исполнители вступали на помост с обеих сторон. Изображение было согласованно, без невозможных наложений. Реальные люди с реальными музыкальными инструментами. Хуан добавил усиление, обращаясь к публике.
– Привет, привет, привет! – выкрикнул он с энтузиазмом зазывалы, и, как показалось Роберту, паникуя до безумия.
Роберт мог бы справиться с ролью конферансье, можно было записать представление, а Хуан говорил бы под фонограмму – но это тоже способ потерять баллы у Чамлиг. И потому Хуан выступал вживую, говоря дрожащим голосом, с паузами, но вымученно бодро.
– Леди и джентльмены! Встречайте «Оркестр Двух Америк», созданный сегодня специально для вас из оркестра и хора школы «Чарльз-Ривер» вживую по чипнету из Бостона, и… – он взмахнул рукой налево, – Гимнасиа Класико де Магаланес, тоже вживую по чипнету из Пунта-Аренас, Чили!
Обе стороны помоста уже были заполнены, двести учеников в школьной форме – красной у северян и зеленой в клеточку у южан, – которым тоже надо было соответствовать требованиям о «дальней координации действий». Вместе они составили два оркестра и два хора, отстоящие друг от друга за семь тысяч миль, и соединяла их только сеть чипнет. Уговорить их на эту авантюру само по себе было чудом. Успех для посторонних наблюдателей выглядел бы буднично, а провал – вполне вероятен. Хотя на репетициях все было путем.
– А теперь, – Хуан жестом подчеркнул еще большую важность своих слов, – а теперь, леди и джентльмены, «Оркестр Двух Америк» исполнит собственную адаптацию Гимна ЕС Бетховена! Слова Ороско и Гу, сетевая синхронизация – Гу и Ороско!
Он отвесил напыщенный поклон, отбежал к боковой линии и сел рядом с Робертом. Пот струился по его побледневшему лицу.
– Отлично выступил, мальчик, – сказал Роберт. Хуан только кивнул. Его трясло.
Сводный оркестр заиграл. Теперь все было в руках этих ребят и алгоритма устранения дрожи, составленного Робертом. От юных музыкантов Бостона донеслось звучание виолончелей и контрабасов, подхваченное таким же звучанием с другой стороны света. Темп был быстрее, чем в обычном гимне ЕС. И каждая нота выходила с сотнями скачков случайно меняющихся условий сети, с задержками до нескольких сотен миллисекунд.
Та же проблема синхронизации, из-за которой хор Уинни в библиотеке казался таким неприятным шумом.
Послышались стихи Хуана – хор с севера исполнял английский вариант, с юга – испанский. Сотрудничающие ученики создали гибкую систему собственного интерфейса, и она несколько помогала. Ну и музыканты с певцами оказались неожиданно хороши. Но все равно исполнению требовалось волшебство адаптивных задержек, которое схемы Роберта вкладывали в передачу. (Ну и, наверное, более сильное волшебство, называющееся «Бетховен».)
Роберт слушал. Его вклад нельзя было назвать совершенным. На самом деле сейчас было хуже, чем на репетициях. Слишком много оказалось зрителей, и притом слишком внезапно. Он заранее боялся, что это может случиться. Роберт посмотрел на график дисперсии, выведенный на свой личный вид. Там отмечалось присутствие нескольких миллионов неожиданно появившихся наблюдателей, так быстро расхватывающих ресурс, что его бедная прогностическая программа запуталась – и изменила природу зрелища.
И все же синхронизация держалась. Гибрид не распадался на части.
Осталось десять секунд. Музыка дошла до слегка дрожащего крещендо, и тут каким-то чудом на последние две секунды все сошлось. Стихи Хуана закончились, тема затихла.
Сводный хор-оркестр оглядывал публику. Музыканты улыбались, чуть смущенно, быть может, – но они это сделали!
И аплодисменты, полные дикого энтузиазма.
Бедняга Хуан казался полностью опустошенным. К счастью, ему не надо было выходить на поле что-нибудь организовывать. Исполнители кланялись и расходились на север и на юг с помоста – по своим уголкам земного шара. Хуан, несколько болезненно улыбаясь, помахал местной публике, и только Роберт услышал его голос:
– Ну и плевать мне, сколько нам поставят! Мы это сделали, и сделали до конца!
34
БРИТАНСКИЙ МУЗЕЙ И БРИТАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА
Школьники бросились с трибун, и едва ли их задержала мысль, что Чамлиг и K° потом просмотрят записи и увидят, кто вел себя недопустимо буйно. Хуан и Роберт помедлили, застряв с другими выступавшими и обмениваясь поздравлениями. Оценки за презентации будут только часов через двадцать, так что у всех еще оставалось время переживать свои ошибки. Но Луиза Чамлиг выглядела весьма жизнерадостно, поздравляя каждого ученика – и парируя все вопросы о том, скажется ли тот или иной недостаток на окончательной оценке.
Ни Мири, ни Боб по-прежнему никак не проявлялись. Внимание Роберта было занято школьниками, Чамлиг и Хуаном Ороско – Хуан же метался между невероятным облегчением и убежденностью в провале.
И потому это случилось без всякого предупреждения: Роберт оказался лицом к лицу – почти нос к носу – с Уинни Блаунтом. За спиной бывшего декана стояли рука в руке Томми Паркер и Сю Сянь. Вот уж неожиданное следствие авантюры – эта пара! Коротышка улыбался от уха до уха и показывал Роберту большой палец.
Но сейчас все внимание Роберта занимал Блаунт. После той ночи в УСД Роберт мало виделся с Уинни или Томми. Эти двое, да и Карлос тоже, провели какое-то время в клинике Крика. Насколько мог судить Роберт, как и в его случае, были заключены какие-то соглашения. И теперь они оказались на свободе. Официальная версия звучала именно так, как говорил Боб: действия заговорщиков – манифестация протеста, вышедшая из берегов, но лабораторное оборудование они никоим образом ломать не собирались и весьма об этом сожалеют. Неофициальная версия героической жертвы объясняла, почему университет и биолаборатории рады были оставить это дело как есть. Если «Кабала стариков» станет держать коллективный язык за зубами, то последствий не будет.
Но вот сейчас на лице Уинни блуждала странная улыбка. Он кивнул Хуану и протянул руку Роберту:
– Хотя я ушел из Фэрмонта, у меня здесь еще остались родственники. Дорис Шлей – моя правнучатая племянница.
– О! Она прекрасно выступила, Уинстон.
– Спасибо, спасибо. А вы… – Уинни замялся. В прошлые годы похвалы, сыплющиеся на Роберта Гу со всех концов света, били по нему, как дубиной. – Вы написали потрясающую вещь, Роберт. Эти стихи. Я представить себе не мог такую штуку, на музыку Бетховена по-английски и по-испански. Это было… искусство. – Он пожал плечами, будто ожидая саркастического щелчка по носу.