Конец света: первые итоги
Шрифт:
Номер 18. Филипп Джиан. Гнусная проделка (1986)
Трудно выразить словами, что случилось в моей жизни, когда я в первый раз прочитал Джиана. Роман назывался «Гнусная проделка». Автор обладал кошмарной репутацией (охальник, скрывающийся в Стране Басков). Я открыл книгу, и жизнь моя изменилась. История начинается на кухне. Героя зовут Зорг, он писатель. Он чистит картошку, а его приятель, 62-летний Анри, доказывает ему превосходство поэзии над прозой. «Самое ужасное, что он был прав, хотя я всегда отказывался это признавать. Я мог писать романы и рассказы пачками, но был неспособен сочинить хоть одно стоящее стихотворение: на этой территории я чувствовал себя слишком неуверенно. Я испытывал безграничное уважение к типам, умеющим находить способ в нескольких строках ошарашить вас так, что дыхание перехватывает. Жалко, что все они наполовину чокнутые. Один из вопросов, которыми я задавался, звучал так: это от поэзии у них сносит крышу, или наоборот? Из личного опыта я знал, что прозаик может худо-бедно приготовить вам ужин, а поэт — в лучшем случае спрятать ноги под стол». Здесь было все: и трезвый тон, и юмор, достойный Буковски, и сэлинджеровский словарь («уважение к типам, умеющим находить способ в нескольких строках ошарашить вас так, что дыхание перехватывает»),
Ничего этого я не знал, беря в руки «Гнусную проделку». Зато знал, что эта книга — продолжение романа «Утром 37,2°», экранизированного Жан-Жаком Бене; в роли безумной разрушительницы по имени Бетти, которая в финале кончает с собой, снялась Беатрис Даль. «Гнусная проделка» повествует о жизни 40-летнего мужчины, потерявшего невесту. Он заболевает и прячет прах любимой на дне чемодана. Несмотря ни на что, роман очень смешной. Я до него никогда не читал ничего подобного. Читал Бальзака, Флобера, Золя, читал научную фантастику. Если в конце концов я стал писателем, зачарованным табуированными темами, андеграундом и опасными женщинами, то виноват в этом Филипп Джиан. «Гнусная проделка» научила меня не бояться показаться банальным. Это роман без театральных эффектов. Его уже немолодой антигерой готовит себе еду, ложится в больницу, выходит из больницы, ждет чека от издателя, направляется в гараж за своей раздолбанной машиной. Да, конечно, вскоре появится Глория — дочь Анри (блондинка 22 лет), от которой у обоих друзей начнется тихое помешательство. Но все-таки Джиан описывает жизнь, чрезвычайно похожую на настоящую, жизнь, каждый день которой наполнен мелкими житейскими заботами: кран протек, машина сломалась, скопились неоплаченные счета… Он стал первым, кто показал ночные автозаправки, пьянки в загородных особняках и споры, вырождающиеся в нелепые пророчества: «Да, но, видите ли, жизнь, она как поток. То течет спокойно, то обрушивается водопадом». Он говорит нам, что эта уродская жизнь — единственное, что истинно, а тот, кому удается от нее освободиться, — мудрец. Кто еще во Франции разговаривает с нами об этом, если не Жан-Поль Дюбуа и не Джиан?
Филипп Джиан — крестный отец моего поколения. Уэльбек, Равалек, Депант, Никола Рэ и ваш покорный слуга готовы из благодарности пасть перед ним ниц. Без его посредничества мы, вероятнее всего, так и не сделали бы решающего шага, потому что литература нас пугала. Уэльбек по-прежнему отвечал бы за информационные системы в Национальной ассамблее, Равалек умер бы от передоза, Депант вышла бы замуж за врача из Нанси, Рэ сидел бы себе в Верноне, что в департаменте Эр, и воспитывал бы своих восьмерых детей, а я стал бы миллиардером, как мой брат.
//- Биография Филиппа Джиана — //
Филипп Джиан родился в 1949 году в Париже, но часто покидал столицу и вместе с женой художницей перебирался в другие города — Бордо, Бостон, Флоренцию, Биарриц. Легенда утверждает, будто свой первый роман он написал, служа на пункте сбора дорожной пошлины, но мне в это слабо верится: на этой работе вряд ли можно думать еще о чем-то, кроме работы, даже по ночам. В творчестве Джиана, как в творчестве Пикассо, различают несколько периодов. Первый, связанный с издательством Бернара Барро, включает романы «Синий, как ад» («Bleu comme l’enfer», 1983) и «Неспешность за окном» («Lent dehors», 1991). Именно этот период нравится мне у него больше всего, он такой грубоватый, поэтичный, то, что называется «секси». Второй период начался, когда он перешел в издательство «Gallimard», и продлился с 1993-го (роман «Сото», «Sotos») по 2005-й («Нечистоты», «Impuretés»). Его стиль немного сгладился, хотя взгляды на отцовство, брак и разрушительное воздействие времени остались прежними. После этого он опубликовал в издательстве «Julliard» «сериал» из шести выпусков под названием «Doggy Bag» [97 — Пакет с объедками для собаки (англ.).] (2005–2008). Филипп Джиан — писатель чрезвычайно плодовитый, поскольку в жизни пьет гораздо меньше, чем в своих книгах, если не считать тех случаев, когда я вытаскиваю его, переодетого в пирата Карибского моря, потанцевать в кафе «Мадрид».
Номер 17. Трумен Капоте. Завтрак у Тиффани (1958)
Этот изысканный роман, вернее, этот длинный рассказ начинается с телефонного звонка. Рассказчику звонит бармен, приглашает его зайти, и вскоре они встречаются в его заведении на Лексингтон-авеню. Оказывается, бармену в руки попала африканская статуэтка, внешне очень похожая на одну их общую знакомую, которую оба не видели уже много лет.
«— Вы все на свете знаете. Где она сейчас?
— В могиле. А может, в психушке. А может, замуж вышла… По-любому она уехала.
— Ну да, — кивнул он, открывая дверь. — Просто уехала».
Несколько реплик маловыразительного диалога, и готова легенда. Несколькими годами раньше мисс Холидей Голайтли, она же Холли, жила в одном доме с героем на Семидесятой улице. По какому признаку можно распознать американского писателя? Это единственный в городе человек, который проявляет интерес к соседке снизу! Холли — блондинка, у нее постоянно толкутся мужчины. Собираясь экранизировать рассказ, Трумен Капоте мечтал пригласить на главную роль Мэрилин Монро; сегодня Холли для всех нас навсегда обрела лицо Одри Хепбёрн. Между тем в книге ее персонаж — «вульгарная бесстыжая шлюха», водящая компанию с пьяницами, курьерша, участвующая в незаконной торговле наркотиками, а вовсе не невинная напуганная козочка! К моменту знакомства с героем ей 18 лет, и вот что она заявляет: «Ну конечно, я лесбиянка! Все мы немножко лесбиянки. Ну и что? Что-то не слышала, чтобы это отваживало мужиков!» В фильме Блейк Эдвардс вырезал эту реплику. Еще один пассаж, павший жертвой монтажа: «Да у меня было всего одиннадцать любовников. Разумеется, про тех, с кем я спала до тринадцати лет, я не говорю. Это ведь не в счет, правда?» Вы можете представить себе, чтобы Одри Хепбёрн произносила эти слова? Рассказчик встречается с ней в заведении под названием «21» или в ресторане «У П. Дж. Кларка», где подают гамбургеры и где мне довелось в последний раз обедать с Луиджи д’Урсо. Вокруг Холли всегда вьются какие-то богатенькие старикашки; они ее лапают, суют ей доллары и уводят с собой в туалет (Капоте не уточняет, что именно она там для них делает, но, отметим, этой сцены в фильме тоже нет!).
Поскольку Блейк Эдвардс недавно скончался, с моей стороны будет большой подлостью сказать то, что я скажу, но тем не менее. Фильм «Завтрак у Тиффани» получился прелестным, но по отношению к книге я расцениваю его как акт предательства. Он превратил сатиру, которую можно было бы озаглавить «Крушение девицы из эскорта», в высоконравственную романтическую комедию. Роман заканчивается вовсе не поцелуем под дождем, хотя история с пропавшей кошкой фигурирует и там и здесь. Капоте вывел образ провинциалки, лишенной каких бы то ни было моральных устоев, насквозь продажной карьеристки, несчастной циничной дурехи, разрушаемой собственным цинизмом. За глупой веселостью Холли скрывается потаенная боль: действие романа разворачивается в 1943 году; ее брат Фред погибает на войне; ее настоящее имя — Луламей Барнс, и в 14 лет ее выдали замуж за техасского ветеринара. Капоте описывает расколотое общество; легкомысленная молодежь танцует до упаду, стараясь забыть, что их страна бомбит Европу и Японию. Сценами беззаботных вечеринок Капоте разоблачает всю ложь Большого Города. Влияние романа чувствуется в творчестве Макинерни, а также в телесериале «Сплетница». Временами «Завтрак у Тиффани» представляется карикатурой на один из рассказов Фицджеральда. Жалуясь на пьянчуг, кусающих ее плечи, Холли Голайтли (говорящая фамилия, которую можно перевести как «не бери в голову», «не заморачивайся») напоминает девицу из «Пирата», кстати, это один из моих любимых персонажей у великого Скотта. Эта взбалмошная красотка по имени Ардита Фарнем кричит с борта своего судна: «Надоели мне все эти идиоты, которым больше нечем заняться, как только гоняться за мной через всю страну!»
Ну ладно. В конце концов, не так уж важно, что зрители фильма составили себе ошибочное мнение о Холли Голайтли. Главное, что она существовала и существует до сих пор. Каждому из нас попадались красивые девушки, которые поворачивают к вам голову только в одном случае — если вы готовы осыпать их подарками. Возможно, Трумен Капоте ее выдумал. Не менее вероятно, что под личиной лживой девчонки, пытающейся на бесконечных вечеринках поскорее забыть о своих деревенских корнях, он вывел себя самого. Как знать? Мне безумно нравятся рассуждения Холли о фирме «Тиффани». Как только на нее нападает тоска, она садится в такси и едет в модный магазин. «Тиффани» — это ее лексомил. «У меня такое впечатление, что здесь со мной не может произойти ничего плохого. Такие любезные продавцы, и все так хорошо одеты. А запах! Как дивно здесь пахнет столовым серебром и сумочками из крокодиловой кожи». Когда мне случается проходить по Пятой авеню в Нью-Йорке или хотя бы по улице Мира в Париже, минуя сверкающую витрину этого антидепрессанта класса люкс, я всегда вспоминаю Холли — вымышленное создание, «блестевшее, как стеклянная фигурка девочки». Холли незабываема, но самое ужасное в ней то, что ее невозможно возненавидеть. Создать столь прекрасный женский персонаж мечтает любой писатель.
//- Биография Трумена Капоте — //
Подобно Холли Голайтли, Трумен Капоте известен нам под псевдонимом. Настоящее его имя — Трумен Стрекфус Пирсонс. «Меня зовут Пирсонс!» Фамилию Капоте он позаимствовал у отчима-кубинца. Трумен Капоте родился в 1924 году в Новом Орлеане, самом красивом из американских городов, умер 60 лет спустя в Лос-Анджелесе. В «Травяной арфе» («The Grass Harp», 1951) он поведал нам о своем детстве, проведенном в Алабаме у родственников. Но прославился он в 1958 году благодаря романтической связи между начинающим писателем и гомосексуалистом и его нижней соседкой — лесбиянкой и нимфоманкой, помешанной на мишуре: именно в этом году был опубликован «Завтрак у Тиффани» («Breakfast at Tiffany’s»); фильм Блейка Эдвардса вышел на экран тремя годами позже. В качестве извинения за столь нечаянный успех он пишет роман «Хладнокровие» («In Cold Blood»), посвященный убийству четырех человек в Канзасе (1966). Судя по всему, это первый роман, написанный на документальной основе (хотя Стендаль и Флобер и до него обращались в своем творчестве к реальным событиям). 28 ноября 1966 года Капоте устроил в нью-йоркском отеле «Плаза» костюмированный черно-белый бал. Я страшно сожалею, что не попал в число приглашенных: мне тогда был год и два месяца. В дальнейшем Капоте все больше пил, злоупотреблял кокаином и скончался от передозировки лекарственных препаратов. Поэтому мне уже меньше хочется во всем ему подражать.
Номер 16. Габриэль Мацнефф. Пьян от плохого вина (1981)
Щеголь-монах, сладострастный аскет, ортодоксальный вольнодумец… Главным талантом Мацнеффа на протяжении всей его жизни было не то, что он умел противостоять оппонентам, а то, что он преодолел собственные внутренние противоречия. Рискуя навлечь на себя всеобщее осуждение, попробую сосредоточиться на том, в чем обвиняет Мацнеффа общественная мораль (и, как следствие, полиция): он опубликовал якобы автобиографический роман, в котором воспел девушек «моложе шестнадцати лет». На мой взгляд, дело проще простого: надо отделять искусство от закона. Пока мне не докажут, что Мацнефф — второй Марк Дютру, я требую, чтобы его оставили в покое, равно как и Набокова, Бальтюса или Сержа Генсбура (напомним самую красивую песню его альбома «Melody Nelson» «Четырнадцать зим, пятнадцать лет»). Не знаю, стоит ли напоминать еще и о том, что в мире существовали Томас Манн, Андре Жид, Ронсар и Монтерлан, все, как один, восхищавшиеся красотой юности? Черт побери, искусство должно быть свободным! Если искусство начинает прислушиваться к закону, оно не сможет поведать нам ничего интересного. Между читателем и полицейским есть существенная разница. Писатель обязан нарушать правила, а читатель не должен сломя голову нестись в полицию и писать на него донос. Впрочем, следует развеять возможные заблуждения: каждому из авторов, представленных в моем «топ-100», по тринадцать лет. Писатель — это ребенок, увлеченный игрой. Правда, большинство из них спит с теми, кто старше их по возрасту.