Конец вечной мерзлоты
Шрифт:
Шахтер взял руку Тымнэро в свою большую, как лопата, ладонь и крепко сжал.
Дорогой при ранних сумерках Тымнэро вспоминал раздробленную радугу на стенах подземелья и старался выговорить русские слова: вечная мерзлота, Сергей Кошелев…
Бессекерский сидел в промороженном насквозь железном складе и считал песцовые шкурки. Маловато нынче их — товара настоящего нет, нечем торговать. Осенью, краем уха подслушав, что Свенсон ввозит оружие на Чукотку, Бессекерский решил — американец не станет зря это делать, он всегда чует точно, где будет пожива.
А вот поживы нет. Ружье покупают не на год. А тем более чукчи. Купит он какой-нибудь захудалый винчестер и лелеет его, словно бабу. Вычистит, пристреляет по-своему, снимет все лишнее, по его понятию ненужное, обточит приклад по своей щеке и сошьет нарядный чехол из кожи.
Надеялся продать оружие анадырским обывателям — собирались создавать особую милицию. Но с возвращением прежних порядков надобность в этом отпала.
Теперь Бессекерский не знал, что делать с таким количеством винчестеров. Хоть вези их обратно в Сан-Франциско, где они были закуплены за большую партию чукотской пушнины.
Бессекерский расхаживал по гулкому складу, и скрип снега под его ногами отдавался эхом в раскаленных морозом металлических стенах, покрытых инеем.
Надо было уходить из склада. Бессекерский еще раз оглядел помещение. Пар от дыхания поднимался к высокому потолку и оседал на железе. Холодно… Черт знает что за земля! Большую часть года холодина, да и летом не скажешь, что жарко. А мысль о том, что под оттаявшей тундрой лед простирается на немыслимую глубину, отравляла радость от летнего тепла. Уехать бы в теплые края, где есть зеленые леса и настоящее жаркое лето. Но уезжать рано… Маловато накоплено, чтобы спокойно и беззаботно прожить оставшиеся годы. Да еще эта неудача с оружием…
Со стороны угольных копей показалась собачья упряжка.
Нарта подъезжала к береговой гряде, и Бессекерский узнал Тымнэро. Торговец внимательно смотрел, как каюр управлял собаками.
Тымнэро чувствовал спиной пристальный взгляд Бессекерского.
А торговец, проводив взглядом упряжку, направился к Треневу.
Бессекерскому открыла Милюнэ, и он не мог удержать приветливой улыбки: уж больно ласкова и сердечна была эта дикарка.
Иван Архипович лежал на огромной постели и читал прошлогодние владивостокские газеты. Он медленно поднял голову навстречу гостю.
— Здравствуйте, Генрих Маркович, какими судьбами? — слабым голосом спросил Тренев.
— А вы все недужите? — подозрительно оглядывая Тренева, ответил вопросом Бессекерский.
Агриппина Зиновьевна вступилась за мужа:
— Мой Ванечка не переносит здешнего климата.
— Во время зимних холодов прямо страх берет: а вдруг больше лета не будет? — с содроганием в голосе произнес Тренев.
— Ну, уж вы скажете! — криво улыбнулся Генрих. — Я к вам с серьезным разговором…
Пока собирали чайный стол и Агриппина Зиновьевна собственноручно заваривала чай в фарфоровом китайском чайнике, Бессекерский молчал. Но, отпив глоток, словно прочистив засорившееся горло, начал:
— Вы знаете, какой товар у меня на складе? Могу заверить, отличный товар, самого высшего качества! И его столько, что, будь здесь решительный человек, можно было бы вооружить не один десяток человек и держать власть…
Тренев испуганно поглядел на Бессекерского.
— Генрих Маркович, увольте, но я не могу… Здоровье неважное, климат…
— Да не об этом речь! — с ухмылкой оборвал Бессекерский. — Понимаете, Иван Архипович, оружие — это не чай, и не сахар, и даже не мануфактура. Этот товар надолго, и его не покупают каждый день. И вот я подумал — а не поехать ли самому по побережью с этим товаром? Охотнику нужно оружие. И если подойти с умом, то какой уважающий себя охотник не соблазнится и не купит новое ружье с большим запасом патронов.
— Это дельная мысль, — серьезно произнес Тренев, обрадованный тем, что его участие в этом деле ограничивается только обсуждением. — И путешествие серьезное… Как далеко собираетесь проехать?
— Если ехать, то ехать всерьез! — увлеченный своей идеей, с жаром произнес Бессекерский. — До самого Уэлена!
— Долгий путь, — заметил Тренев. — Не один месяц займет.
— До самой весны, — ответил Бессекерский. — С другой стороны, в Ново-Мариинске сейчас все замерло. Все в спячке, в вечной мерзлоте…
— Это вы хорошо сказали, — кивнула Агриппина Зиновьевна, — в вечной мерзлоте.
— На одной нарте вам ехать рискованно, — сказал Тренев, — придется нанимать две.
— Я и это продумал. — Бессекерский отодвинул чашку. — Я хочу нанять лучших здешних каюров — Ваню Куркутского и Тымнэро.
— А кто будет возить уголь? — спросила Агриппина Зиновьевна.
— Честно говоря, меня это мало интересует…
— Но мы здесь все померзнем, как клопы! — возмутилась Агриппина Зиновьевна.
— А мне какое дело? — пожал плечами Бессекерский. — Никто ведь не думает, что со мной будет, если я останусь с нераспроданными ружьями.
Приготовления к отъезду в великое путешествие по побережью Чукотского полуострова заняли не одну неделю.
Анадырские обыватели пожаловались в уездное правление на Бессекерского, который хочет оставить их без угля на зиму. Бессекерский был вызван и допрошен Мишиным. Допрос едва не закончился дракой, но присутствовавший Ваня Куркутский разрешил спор предложением оставить в Ново-Мариинске угольным каюром своего брата Михаила и рыбака Ермачкова.
— У Ермачкова собачки есть, — сказал Куркутский. — А нарту, так и быть, оставлю ему свою старую… Вот только Тымнэро поедет ли? Не может он оставить жену да малое дитя без еды.
— Авансу ему дам, — пообещал Бессекерский. — Рыбы и еще чего там.
— И потом — какая плата будет за всю поездку?
— Насчет платы не беспокойся, — грубо сказал Бессекерский. — Довольны будете…
— Заранее бы договориться, — настаивал Куркутский. — Мы, мольч, деньгами бумажными больше не хотим брать.