Конечная остановка
Шрифт:
– Скажи-тка мне в откровенности, Лев наш Давыдыч, почему ты нас не сдал при подготовке побега?
Адвокат Шабревич, не моргнув глазом, тут же исповедально признался:
– Чуть-чуть думал о том. Но не захотел. Отвечаю чистосердечно по пунктам в нумерованном списе.
В пункте первом, военно-организационном и вероятностном, поверил я в твою счастливую руку, Алексан Михалыч. Если ты на первой руке сидишь и заходишь правильно под игрока с семака. А я с позиции силы могу лупить старшим козырем на последней руке.
В пункте втором, политическом, мне самому охота посильно
В пункте третьем, чисто конкретно юридическом, я по-любому обязан снять с моих подзащитных подлое незаконное и неправосудное обвинение.
По пункту четвертому, просто человеческому, прелестно хочу тебе сказать, Михалыч. Тана и Евген - все ж таки мои деловые партнеры и друзья. Сдавать их ради абстрактно корректных и лояльных отношений с этаким преступным государством, с его пособниками и подельщиками мне не с руки. Попросту скажу - это западло.
Лучше быть корыстным беспредельщиком по отношению к государственной хевре, чем ссучиться бесплатно у нее на дармовой службе.
– Я тебя понял, Давыдыч. Спасибо за прямоту. Наливай по третьей. Чую, сейчас пойдут оперативные вестки.
Уже светало, когда Двинько получил первую шифрованную эсэмэску, немедля отблагодарив Божью милость размашистым крестом по-офицерски.
– Велико милосердие Божие! В гебухе покуда не шерудятся, пентюхи. Но мой стартовый выстрел, свят Господь, сработал на ять. Теперь пойдет плямкать большой бедлам в бардаке со свистопляской.
В малые диверсионные подробности тебя, Давыдыч, и никого другого я не посвящаю.
– Понимаю и не любопытничаю. Как ты говоришь, не надо спрашивать лишнего. И все туточки.
Двинько на пару минут приумолк, нахмурил лоб, приподнял брови, о чем-то глубочайше задумавшись. Затем расторопно набрал несколько фраз на клавиатуре ноутбука. Извлек из него карточку памяти и вручил Шабревичу.
– Здесь кое-какие мои соображения и редакторские контакты в Киеве, Лев Давыдыч. Касательно пресс-конференции да все такое прочее.
В основном располагай практической помощью проворной Одарки Пывнюк. Эта гарна дивчина недавно была у меня в гостях в июне. Она - наш человек на все сто. Причем, насколько я ее уразумел, она как-то знакома с нашим протеже Владом Ломцевичем.
Знаешь что...
– опять призадумался Двинько, - латвей тебе, Давыдыч, отъехать сегодня же с утра. Не вечером садиться на киевский поезд. Но сей же час двигай ты на региональный экспресс бизнес-классом налегке до Орши. Анонимно. А тамотка на любом проходящем поезде под своей фамилией шасть скоренько в Москву, к твоей Альбине.
Давай-тка предусмотрим некое осложнение с твоим наглым задержанием в Минске или на этой вот белорусской государственной территории без права, без закона.
– Ты так думаешь, Михалыч?
– Пожалуй, да. Не годиться исключать, что малость обескураженный, скажем, ошалевший противник в одночасье не прибегнет к каратэ или к боксу заместо политических шахмат. Разумного
Латвей перебдеть, чем недобздеть, грубо по-армейски говоря.
Обговорив дополнительно ряд моментов украинской командировки Льва Шабревича, Алесь Двинько, в конце концов, дождался очередного краткого сообщения по международному роумингу. Как и следовало ожидать, первой из беглецов деловито отписалась о беспроблемном пересечении белорусско-российской границы Тана Бельская.
За ней кодировано доложил о предварительном успехе в деле экстренной эвакуации Вовчик Ломцевич.
Несколько спустя последовало - отныне украинское!
– краткое сообщение от благополучно эвакуированного Евгена Печанского.
За окончательный успех общих благонадежных дел Двинько и Шабревич так и не выпили. Постановили отложить таковское питейное дельце до лучших времен в хорошей компании вместе с новоявленными политическими беженцами. Где-нигде в Киеве, например, на будущей неделе. А покамест попросту в Менске посидеть на дорожку. Не помешает и помолиться молча за общее дело.
Отправив восвояси Льва Шабревича в Киев через Москву, Алесь Двинько выключил везде свет в конспиративной квартире, проверил, не горит ли газ на кухне. Запер на шпингалеты балконные створки. А потом и входные двери на замки электронные и механические.
"Во многом еще, должно быть, пригодиться хорошая, нигде никак не засвеченная заговорщицкая квартирка, де профундис".
Домой Двинько шел неторопливой поступью по холодку гуляющего с утреца пораньше старого-старого писателя, полностью погруженного, углубленного в обдумывание новых творческих замыслов и свершений. Ногами по-стариковски не шаркал, но дендрологический возраст есть артрит неладный. То и другое глубоко чувствительны с некоторых пор.
Глава тридцать третья
Мечты, желания, печали
Как он ни мечтал, ну не сумел Евгений Печанский быстренько отделаться от "утомительной в шерсть" Инессы Гойцени. Духу не достало сразу отослать, послать ее куда подальше домой в Белорашку, в приграничную Тереховку. Как ни крути она руль потрепанной "девятки", вот-таки вывезла во благо беглого зека. А прочувствованную благодарность просто так со счетов не сбросишь.
"Кредит не портит отношений!"
В Чернигове Евген все же пожелал переодеться и малость приодеться, вызвав немалое удивление, спаренное шевеление всеми бровями, кривоватое недоумение у трех продавцов тамошнего тряпочного магазина для престижных покупателей. Хотя сначала они с Инессой без малейшего престижа заехали на часок в черниговское отделение правильного банка, где даже в украинской провинции менеджеров трудно чем-либо удивить. Очевидно, им не приходится относительно недоумевать по поводу рабоче-селянского внешнего вида и гопницких транспортных средств состоятельных людей, имеющих многоразрядные банковские счета за границей и привычку пользоваться иностранными платежными системами. Клиент есть клиент, деньги деньгами, а оплата банковских услуг, маржа и проценты - по прейскуранту.