Конечно, это не любовь
Шрифт:
Дружбы не существует. Глава 8
Гермиона плакала, уткнувшись в учебник по древним рунам и загородившись стопкой справочных пособий. Плакала от бессилия и отчаяния, а еще от усталости. Какой прекрасной казалась ей идея с маховиком времени в начале года! Добавить к своему дню несколько часов, чтобы успевать посещать дополнительные предметы, было исполнением мечты. Однако обернулась мечта кошмаром. Выданный ей профессором МакГонагалл маховик времени позволял возвращаться не более чем на пять часов — этого вполне хватало, чтобы успеть посетить идущие параллельно дисциплины, но было очень мало, чтобы выполнить все домашние задания и поспать. Организм, которому приходилось работать на пять часов дольше, а спать на час-два меньше положенного, не выдерживал. Гермиона чувствовала себя столетней старухой, у нее болела каждая кость, каждая клетка
Возможно, с этой нагрузкой Гермиона справилась бы, если бы не отсутствие Гарри и Рона. Они оба не разговаривали с ней уже несколько недель, Гарри обижался за то, что она рассказала профессору МакГонагалл про присланную неизвестно кем метлу, Рон — за то, что ее кот якобы съел его крысу. Кстати, Живоглот — сумасшедшее приобретение последних летних дней — был тем, кто хоть немного спасал ее. Ночью огромная рыжая меховая подушка устраивалась у нее на груди и теплым ленивым урчанием прогоняла тоску. Но Живоглот не мог ей помочь, ведь поговорить на равных с ним было нельзя.
Поплакав, Гермиона заставила себя собраться с силами и вернуться к переводу текста, но вдруг вспомнила, что до сих пор не прочла письмо от родителей, которое сова принесла еще утром. Малодушно сказав себе, что все равно не сможет работать, пока полностью не успокоится, Гермиона вытащила из сумки конверт и сразу же заметила, что он толще обычного. Заинтригованная, она вскрыла его и вместе с письмом от родителей достала еще один конверт — белый, без штампов и марок. Внутри прощупывался сложенный вчетверо лист. Усилием воли она отложила загадочный конверт в сторону и развернула исписанный папиным почерком лист. Он сообщал, что у них с мамой все в порядке, рассказывал о работе в клинике, интересовался, как у нее дела и чем она занимается. В конце же была приписка: «Надеюсь, содержимое второго конверта тебя порадует. Не вешай нос!».
Она улыбнулась, потерла глаза и открыла наконец второй конверт, после чего едва сдержала радостный возглас. Этот крупный косой почерк она и не надеялась увидеть в течение семестра.
«Привет!», — начиналось письмо, и Гермиона хихикнула: это было совсем не похоже на Шерлока — начинать письмо с вежливого приветствия. Наверное, он долго мучился, прежде чем написал это коротенькое слово.
«Я никак не привыкну к тому, что люди — идиоты. Даже в Итоне. Но я уже говорил об этом на каникулах», — Гермиона снова засмеялась. Действительно, хотя на этих рождественских каникулах они почти не виделись (семья Холмсов ездила к каким-то дальним родственникам), о том, какие тупицы его окружают, Шерлок успел рассказать. «Ты замечала, кстати, как сложно писать письма? Я был бы рад, если бы их можно было сократить до десятка слов. Что-то вроде: „Сделай то-то и то-то, жду тебя там-то и там-то“. Жаль, ты не можешь взять с собой в школу пейджер — отличная штука. Ладно, к делу. Я придумал, как писать тебе письма — это было просто элементарно. Очевидное решение, которое почему-то раньше не приходило мне в голову! — буду слать их твоим родителям, а они — отправлять тебе. Ты можешь делать так же. Только из соображений безопасности пиши шифром (любым, я разгадаю) или симпатическими чернилами. Жду письма. И не забывай про обещание. Ш.Х».
Гермиона ласково погладила пальцами бумагу. Она словно слышала голос друга. Шерлок не злился на нее, не избегал ее. Он оставался ее другом, пусть и не забывал изредка напоминать, что дружбы не существует.
Она схватила чистый лист бумаги, которую использовала для черновиков, и написала:
«Привет, Шерлок! Я безумно счастлива получить это письмо». После этого задумалась — что же дальше? Рассказать, как родителям, о тщательной учебе и хороших отметках? Или…
Она никогда (не считая того раза с поступлением в Хогвартс) не врала Шерлоку, и быстро, не зачеркивая ни слова, написала о том, что ее действительно беспокоило. Не утаила ни ссоры с друзьями, ни ужасного поведения Рона, ни проблем Хагрида, а
Когда сова унесла письмо с описанием всех ее тревог, ей стало легче дышать. Она вернулась на час (последний в этот день) назад, сделала домашнее задание по зельям, потом закончила перевод.
Шерлока менее всех на свете можно было назвать аккуратным и точным корреспондентом. От него могло приходить по четыре письма в неделю, а могло не прийти ни одного. Иногда он присылал целые исписанные тетради — чаще всего, расписывал какой-нибудь свой эксперимент или делился наблюдениями о чем-то, но обычно его письма состояли из двух-трех строк. Однако Гермиона была рада получать от него любую весточку. Он и Хагрид стали единственными ее собеседниками. Гарри изредка показывал, что был бы рад помириться, но всякий раз возвращался к Рону и принимал его сторону. Гермиона и злилась, и, при этом, понимала его — с Роном ему было интересней, у них были общие темы для разговоров, им было весело делать вместе уроки.
«Возможно, я никогда и не была им настоящей подругой, как считаешь?», — написала она в одном из писем Шерлоку. Она действительно начинала сомневаться в дружбе с Гарри и Роном. Но разве это возможно — пройти вместе два сложных испытания, а потом поругаться из-за ерунды?
«Я уже говорил тебе, что думаю. Дружба — выдумка писателей. Ее не существует», — резко ответил ей Шерлок. «И твои так называемые друзья — отличное тому доказательство».
«Тогда мы с тобой кто?», — написала она раздраженно. Шерлок замолчал почти на неделю, а потом сова принесла от него короткую записку: «Умные люди в мире идиотов. Мы вынуждены держаться вместе». Гермиона дважды прочитала строки, а потом громко рассмеялась — возможно, немного истерично, но очень искренне. Только Шерлок мог ответить нечто подобное.
Отсмеявшись, она спрятала записку в сумку и снова уткнулась в книгу — сейчас она читала даже за завтраком, чтобы успеть осилить весь материал. Невольно она завидовала Шерлоку — у него была какая-то особенность, что-то вроде фотографической памяти. Во всяком случае, как-то этим летом он наизусть процитировал ей полторы страницы из учебника зельеварения за первый курс, который листал всего один раз. Ей бы подобное умение очень пригодилось. Но приходилось обходиться тем, что есть. Едва она сосредоточилась на главе о применении трехчленных уравнений при расчете силы действия заклинания, как к ней спикировала еще одна сова, тоже школьная. Гермиона отвязала конверт, и сразу же почувствовала, как засосало под ложечкой. Плотная бумага, расплывающиеся каракули — это мог быть только Хагрид. А если учесть, что бумага до сих пор местами влажная, а чернила поплыли, можно почти точно сказать — он проиграл дело Клювокрыла. Так и оказалось. Гермиона потерянно опустила руку с письмом, а потом, почувствовав новый прилив сил, собрала вещи и бросилась в гостиную. Она должна была найти Гарри и Рона, немедленно. И только в гостиной она поняла, что с неприятными новостями придется повременить — Рон наверняка в Хогсмите, а Гарри… Что ж, было бы глупо надеяться на его благоразумие и предполагать, что он послушно проводит время в замке. Скорее всего, вооруженный двумя незаменимыми артефактами — Картой Мародеров и мантией-невидимкой, — он отправился вместе с другом на поиски неприятностей.
Сказав себе, что обязательно порыдает вечером в подушку, она вернулась к занятиям и не отрывалась от них почти до трех часов, пока голод не вынудил ее направиться на обед. Но она забыла о еде почти сразу, как вышла из гостиной — ей на встречу шли Гарри и Рон.
Она подошла к ним и остановилась.
— Радуешься нашим неприятностям? — зло сказал Рон, и Гермиона почувствовала, что силы, поддерживавшие ее весь день, исчезают. Сглотнув соленый ком в горле, она вытащила из сумки письмо Хагрида и протянула со словами:
— Нет. Просто хочу, чтобы вы знали.
На этом ее голос сорвался, и она совершенно позорно разрыдалась на глазах у (бывших?) друзей. И тут же очутилась в крепких объятиях Гарри. Он говорил какую-то утешающую чушь, шептал, что они не посмеют этого сделать, но Гермионе было все равно. Главное, ее друзья снова были с ней.
— Ты больше не будешь одна этим заниматься. Я тебе помогу! — с жаром сказал Рон, и Гермиона, отпустив Гарри, бросилась ему на шею.
С Хагридом — едва сдерживающим рыдания, совершенно потерянным, — они смогли поговорить только через несколько дней, после занятия, но к тому моменту у них уже был план.