Конфайнмент
Шрифт:
— Ну, значит, через полчаса и буду звонить.
— Понял. Договорились.
— Пока…
Оговорённые полчаса я гулял в парке возле метро. Погода, хотя и пасмурная, но без дождя и относительно тёплая, градусов пять, не меньше. Поздняя осень чувствовалась только в повышенной сырости, пожухлой траве и плотному слою шуршащей под ногами листвы. Дорожки в парке никто не чистил. Видимо, в начале 80-х считали, что это не нужно — всё равно это безобразие скоро исчезнет под снегом, по весне растительный мусор сгниёт, а после и вовсе — смоется талыми водами…
Хорошо это или плохо, не знаю.
Каждому времени, как и каждому овощу, свой сезон…
Или как в песне: «свои колокола, своя отметина»…
Долгожданный звонок прошёл без проблем. На этот раз телефонная связь работала как часы.
— Аллё. Общежитие номер три.
— Синицына, пожалуйста, позовите. Он рядом там должен сидеть.
«Синицын? Есть тут такой? — послышалось приглушенно в наушнике. — Есть. Есть. Это я… Тебя к телефону…»
— Алло?
— Привет, Шур. Это Андрей. Узнал?
— Узнал. Привет… Ты сейчас где? — перешёл Шурик на шёпот, видимо, для конспирации.
— Не где, а откуда, — усмехнулся я в трубку. — Как там сейчас у вас? Тихо, спокойно? Милиция не беспокоит?
— Три раза уже приходили. Всё про тебя выспрашивали.
— А вы?
— А мы что? Мы ничего. Откуда нам знать, что ты там натворил?
— Да ничего я, собственно, не натворил. Просто кому-то очень захотелось на меня всех собак повесить.
— А тебя что, уже выпустили? — осторожно поинтересовался Синицын.
— Нет. Пока ещё нет. Сам ушёл.
— Сам? Как сам? — в голосе друга чувствовалось явное замешательство.
— А вот так. Сам и сам. И у меня к тебе есть одна просьба. Мне тут сказали, что, мол, все мои документы куда-то тю-тю из комнаты. Не в курсе случайно, что это значит?
Синицын молчал секунд двадцать. Я даже устал ждать.
— Алло? Ты ещё там? Слышишь меня?
— Да слышу я, слышу, — проворчал Шурик. — Достали меня уже с этими документами…
— Кто достал?
— Да ходят тут… всякие…
— Так ты в курсе или не в курсе?
— Я — в курсе. Они — нет, — твёрдо ответил приятель.
Фух! Аж на душе полегчало. Пусть я, конечно, надеялся, что Шурику судьба моих документов известна, но до конца в это всё же не верил.
— Они у тебя?
— Нет. Но я могу их забрать в любой день.
— Сегодня сможешь?
— Да, — отозвался Синицын после короткой паузы. — Куда подвезти?
— На Войковскую. Там наверху есть парк, где трамваи ходят. Если пройти по главной аллее, то справа шестой поворот, а дальше…
Про место, куда надо доставить бумаги, я объяснял почти две минуты. Шура несколько раз переспрашивал, но, в конце концов, всё-таки понял и уяснил, что, где и как. О времени мы тоже договорились: вечером, в двадцать ноль-ноль…
Место для встречи я выбрал отличное, просматриваемое со всех сторон, кроме одной, где прятался сам. Старая театральная тумба, сзади десяток деревьев, ещё дальше — арка проходного двора, если понадобится, сбегу в две секунды. Хотя, по большому счёту, смысла в этом не было никакого — ведь если имеется только один путь отхода, то по закону подлости его обязательно перекроют. Поэтому единственное, на что я надеялся — это на то, что за моим другом никто не следит. Но следить за ним вряд ли кому-то понадобится — своё «особое» к нему отношение я ни перед кем не светил. Скорее, следить стали бы за Леной, о которой знали и Кривошапкин, и Ходырев со Смирновым, а через них наверняка и «Седой». Но моя связь с Леной — это уже безвозвратное прошлое, поэтому ждать каких-то подлянок с «её стороны» стало бы перебором.
Синицына я заметил издалека.
Знакомая фигура появилась на тёмной аллее, когда до контрольного срока оставалось чуть больше пяти минут. А ещё через миг я непроизвольно вздрогнул. Приятель был не один. Вместе с ним по усыпанной листвой дорожке шла Жанна…
[1] Обиходное название вузовского учебника «История КПСС»
[2] «Ты комсомолец? Да! Давай не расставаться никогда!» — слова из песни «Комсомол 60-х лет» (1967)
Глава 5
Глухой стук соударяющихся и раскатывающихся по поляне шаров, яркая зелень сукна, чуть приглушенный не дающий теней свет над игровым полем, мягкая темнота вокруг, шорох шагов, руки, опирающиеся на борт, негромкие голоса игроков…
— Плохо, Миша. Всё очень и очень плохо.
— Я стараюсь, Пётр Сергеевич.
— Стараться мало. Надо ещё и уметь. И я говорю сейчас не про бильярд… Константин. Павел.
— Да, товарищ генерал.
— Сюда подойдите.
— Есть…
Офицеры подошли к столу. Петр Сергеевич положил кий на сукно и кивнул стоящему дальше всех Кривошапкину:
— Давай, Паш, рассказывай, что вы там с Риммой придумали.
— Да ничего мы особенного не придумали. Так, мыслишки, — почесал Павел в затылке и виновато взглянул на развернувшихся к нему Смирнова и Ходырева. — Просто мы вспомнили кое-что, ну и решили: не надо искать самим, пусть ищут те, кому проще.
— Что значит «те, кому проще»? Поясни, — с явным напряжением в голосе попросил Ходырев.
— Я имею в виду, что если оценивать наши поиски со стороны, то получается, мы ищем Андрея, словно преступника, чтобы наказать. А Римма говорит: легче искать, когда хочешь помочь. Тот, кого ищут, это подсознательно чувствует и психологически расслабляется.
— Но мы ведь тоже хотим помочь.
— Так, да не так, — покачал головой Кривошапкин. — Мы хотим ему не просто помочь, мы хотим, чтобы он был у нас под контролем. Не знаю, чем он так сильно важен для нас, но вижу, что упустить его снова нельзя ни при каких обстоятельствах. Я прав? — посмотрел он на генерала.