Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Шрифт:
Ну, мы их называем мусульманами, то есть людьми верующими, потому что они какую-то часть велений Всевышнего претворяют в жизнь, то есть сторонятся запретной пищи, питаются разрешенной, ну, почитают день пятницы, почитают Коран как священную книгу, относятся положительно к намазам. То есть они запрещают себе совершать по какому-то незнанию, или до них еще не дошло, может, в полном объеме до их сердец, Божье, они это пока не совершают (интервью, мусульм.).
Группа верующих, относящихся к православию только по народной традиции, также проблематизируется и православными лидерами мнений. Однако суть проблемы формулируется не столько как неисполнение обязанностей, сколько как невоцерковленность людей, называющих себя православными [752] . Несвязанность человека с Церковью, по мнению собеседников, приводит к отсутствию религиозного рвения, которое обозначается либо через низкую степень веры, например, когда упоминаются люди, относящиеся к вере «теплохладно» [753] , либо через отсутствие религиозной практики «вера без дел мертва есть» (интервью, правосл.):
752
«Большинство
753
Чаще всего имеется в виду и цитируется Откровение Павла: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр 3: 15, 16). Цитаты из интервью: «Самые опасные люди — это прохладные… Понимаете, они и не горят, и не греют. Вот самое опасное, когда человек безразличен ко всему и вся. Знаем прекрасно, что из гонителей Церкви были проповедники, вспомните апостолов Петра, Павла. Был Савл, стал Павел. Знаем и другие моменты. Были разбойники, а стали святыми, понимаете, человек горящий. А вот теплохладники такие… Это самое опасное»; «Понимаете, слабая вера. Она слабая вера. Она чуть теплится. Мы знаем: „Сын, дай мне твое сердце“, говорит Соломон. Будь верующим на деле. Мы знаем в Апокалипсисе: „я взвесил тебя и нашел тебя легким и, так как ты не холоден и не горяч, я изблюю тебя из Книги Жизни!“ Вот это ужасное состояние теплохладности. Верующий? Да, вроде как бы верующий. Да, я верующий. — А вы давно причащались? — Не помню. — А вы венчано живете? — Нет. — А вы утром, вечером молитесь? — Нет. При этом он говорит, что он верующий. То есть это слабая вера. Это есть затемненность, помраченность той души, той религиозности, которую можно возгреть и которую можно остудить и полностью ее захлестнуть всеми житейскими заботами».
Человек может быть верующим, но абсолютно безрелигиозным. Есть много людей, к сожалению, у которых вся вера сводится к тому, чтобы занавески постирать перед Пасхой и яйца покрасить и куличи испечь (интервью, правосл.).
В отличие от мусульманской трактовки верующего, для которого соблюдение обрядов есть обязанность, православные священнослужители конструируют особую проблемную область, связанную с обрядоверием. Здесь проводится разделение людей на тех, кто склонен к поклонению традициям (обрядоверию), и тех, кто стремится к принятию духовных основ христианства (благовествованию). Духовные лидеры подчеркивают, что обрядоверие во многом родственно оккультизму и магии, к которым Церковь относится крайне негативно:
Нужно сорок раз «Господи, помилуй», а может сорок два, а может сорок три, Бог его знает. Низведение веры до уровня магизма какого-то, то есть какую молитву почитать. Как будто молитва — это заговор какой-то! Вот я сейчас ее прочитаю, эту молитву, и у меня пойдет как по маслу (интервью, правосл.).
Также обрядоверие связывается с невысоким знанием и непониманием верующими символичности внешней атрибутики богослужения. В интервью наши информанты отмечали, что зачастую обрядоверие распространяется и силами «околоправославных» кругов, и в первую очередь через литературу, в которой даются рекомендации немедленной помощи:
Вот эти рецептуры — вообще их даже и печатать, мне кажется, не стоит. Это печатают просто люди, которые гонятся за прибытком, скажем так, издавая эти книги, получают прибыток какой-то определенный. Их просто в люди сейчас выпускать нельзя, эти книги. Потому что там открываешь: «Каким святым молиться от недугов». И там пошли: от болезни головы… Можно подумать, что приходят в храм только ради того, чтобы помолиться от головы, от ноги, от зуба там, или я не знаю чего, за квартиру, за машину (интервью, правосл.).
Для преодоления обрядоверия среди паствы священнослужители сталкиваются с необходимостью ведения разъяснительной работы и просвещения [754] .
Вторым основанием повседневной дифференциации верующих духовными лидерами является идея опыта веры . Здесь прежде всего предполагается выделение такой особой категории «Мы», как неофиты (новообращенные, новоначальные). В большей степени эта группа проблематизируется православными, нежели мусульманами. С этой группой связана значительная часть социализирующей деятельности: воскресные школы, медресе при мечетях. Существует специальный пласт литературы, адресованной к новообращенным.
754
«С чем я больше всего, кстати, борюсь — с формализмом в Церкви. То есть если ты ходишь в церковь, то ты будь любезен жить идеями, жизнью Церкви. Не в платочках, не в свечках, не в поклонах, не в посте жизнь религиозного человека. Это атрибуты. А настоящее православное — это душа его, сокровище души. Если сокровище доброе, человек будет всегда добрым, а если у тебя сокровище злое — ты будешь всегда злым. А внешнее — мишура, она отпадет» (интервью, правосл.).
В мусульманской литературе и на интернет-сайтах слова неофит, новообращенные обычно встречаются в контексте освещения распространения ислама в мире, рассказов личных историй приобщения к исламу и пр. Также неофитами могут называться те, кто пытается реформировать ислам:
Сейчас идет борьба внутри ислама между такими людьми, которые нахватались верхушек, и теми, которые поняли глубокий смысл, понимают, изучают этот глубокий смысл, смысл религии (интервью, мусульм.).
Среди православного духовенства отношение к новообращенным неоднозначное и варьируется: от принятия как равных тех, кто только проходит этап религиозной социализации (такие люди называются чаще всего новоначальные), до противопоставления их остальным верующим (слово «неофит» в этом контексте имеет негативную коннотацию). Наши интервью показывают, что православные священнослужители Казани в своем большинстве не испытывают негативных установок по отношению к новоначальным соверующим. К ним зачастую выражается отеческое отношение с позиции более сведущего, старшего и мудрого: проводятся аналогии между новоначальным и младенцем, подчеркивается неспособность такого человека к восприятию сложного книжного наследия православия [755] .
755
«Вот
«Если человек новоначальный, то есть он только что пришел в церковь, ему совершенно не обязательно читать там о Страшном суде, о бесах и о всяком таком, потому что он себя накрутит и потом прибежит в церковь с вытаращенными глазами и скажет: „Меня, батюшка, бесы обуяли“. Так бывает, к сожалению. Новоначальным лучше читать литературу, которая именно повествует о том, во что мы верим. Катехизис, скажем, закон Божий. Какие-то вещи, там как подготовиться к исповеди, вот такие вот… лучше к серьезной литературе не подступать, потому что это может повлечь за собой не очень хорошие последствия. Человек, не понявший какой-то момент в книге, может истолковать его по-своему. И, истолковывая это по-своему, он так на всю жизнь это толкование и оставит. Еще и других научит, не дай Бог. То есть скажем, если вы вчера крестились, то сегодня Павла Флоренского читать не советую… И дело в том, что нужен определенный базис какой-то богословский… Ну вы же не возьмете книжку по ядерной физике и не скажете, что я профессор и там все уже знаю. Вы просто ничего там не поймете, ни формулы, ничего. А будете сооружать ядерную бомбу. Ну, вы взорветесь, и с вами все взорвутся. Правильно, так нельзя делать. Надо немножко, постепенно начинать. У нас есть литература для новоначальных» (интервью, правосл.).
Общей между православной и мусульманской трактовкой новообращенных является установка, которую священнослужители стремятся передать прихожанам, только что обратившимся к вере. Подмечая, что многие из новообращенных стремятся отвергнуть свое бывшее окружение, священнослужители обеих религий указывали на недопустимость такой стратегии поведения. Напротив, новообращенные должны, по их мнению, вести себя сдержанно, спокойно, уважительно и терпеливо по отношению к близким, но быть твердыми и последовательными в своей вере [756] .
756
«Сначала идет какое-то отторжение… но надо быть постоянным, и тогда уже набожность должна быть не выпуклая. Еще только ты встал на духовный путь, да, она должна быть не выпуклая, не вычурная, а спокойная» (интервью, правосл.); «Таким людям я просто советую, ну, не навязывать ту информацию, которую он получил. И не бахвалиться, не говорить, что я вот самый лучший из вас. А вы — самые худшие. …Нужно это для себя, это же не для других. Например, если я там молюсь, если я встал на путь ислама, это я же для себя все. Не для кого-то. И из-за этого просто самому надо быть порядочным. Можно там остаться порядочным даже в любой ситуации. Просто должно быть терпение».
Опыт веры также проблематизируется в возрастных категориях. Мусульманские лидеры мнений формулируют расхождения между «традиционным» исламом, передающимся татарами в виде местной традиции, и «чистым» исламом в терминах различия между «молодежью» и «стариками». «Новый» ислам, по мнению наших собеседников, привносит молодое поколение имамов, прошедших обучение в арабских странах [757] . Молодые имамы в ходе интервью старались дистанцироваться от такого стереотипа и подчеркивали, что они стремятся обеспечивать преемственность, общаясь со священнослужителями старшего поколения, используя их опыт [758] .
757
«Здесь, на болоте, просто старики из близлежащих домов… решили построить мечеть, большую мечеть… И в основном эта мечеть — одна из таких традиционных мечетей, где устои такие, очень четко держатся. И традиционалисты здесь — те, которые постоянно здесь — преемственность поколений, можем сказать… Так же, как и те мечети, где были раньше старики… Ну не то, что, вот, например, сейчас в некоторых мечетях существует тенденция, что там молодежь, которая обучалась в зарубежных, там чего-то какие-то нововведения, и здесь чего-то вводят нововведения какие-то… Здесь все это соблюдается четко. Вот, как было в 88 году, как было до этого. Соблюдается полностью и ничего не меняется, без изменений» (интервью, мусульм).
758
«Есть же имамы, кто работает в мечетях, пожилого возраста, а есть молодые. Мы встречаемся раз в месяц, делаем собрания. И там мы обсуждаем — какие новости современные… что касается ислама … Старшие у нас — хазраты, проповеди у них есть, они написали книжки, специальные книжки выпускают, и мы этим пользуемся. То есть стандартные проповеди, которые разрешаются нашим мухтасибатом, нашим муфтием, и мы за эти рамки не выходим, слава Богу» (интервью, мусульм.).
У православных также артикулируются межпоколенческие различия между верующими. С одной стороны, подчеркивается, что именно старшее поколение сохраняло религиозную традицию в советский период «официального безбожия» и несло в себе искреннюю веру [759] . Отдельно проблематизируется поколение тех, кто был воспитан в духе атеизма, их упрекают в незнании основ веры и в излишнем обрядоверии [760] .
Тем не менее в обоих дискурсах молодежь рассматривается как ресурс воспроизводства «Мы-группы» и подчеркивается, что именно просветительская деятельность среди верующих, прежде всего среди детей, способна воспитать новое поколение верующих.
759
«Вот в связи с тем, что действительно умирает сейчас очень много старых людей и наиболее верных, преданных, постоянных, понимающих, кстати, тоже смысл богослужения… Если религиозность становится шире, то она становится мельче… Вот таких людей становится, к сожалению, меньше… Только вот, вот, умиляешься на самых простых старушек. Как они чувствуют и понимают это все: и смысл, и эстетику, иногда лучше, чем академики и профессора» (интервью, правосл.).
760
«Вот те люди старшего поколения, которые… практически все люди, которые мало кто и ходил в церковь. Или ходили в церковь просто по праздникам, они были вроде бы и в церкви, но в то же время невоцерковленные» (интервью, правосл.).