Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
Шрифт:
Могут ли нас удовлетворить достижения прошлых десятилетий и безразлична ли нам цена, которая за них заплачена? Достойно ли уходить от неудобных и тяжелых вопросов, прикрывая срам так называемыми «историческими реликвиями»? Социализм — не реликварий, и никакие «высшие соображения» не оправдывают низостей и преступлений. Ничто в мировоззрении социализма не предполагает вождизма, принижения роли масс, стирания индивидуальности человека. Не приняв это за политический и нравственный императив, мы не оградим себя должным образом от культистских рецидивов в будущем».
Апрельская записка кончалась так: «...Перестройка входит в решающую фазу размежевания
Пару недель спустя я направил М. Горбачеву записку с тезисами по внешней политике. Звонок А. Яковлева, который извещал меня о желании генерального получить лапидарно сформулированные мысли на сей счет, особого энтузиазма не вызвал, поскольку никакого отклика на предыдущий труд не было. Но поручение есть поручение, деваться некуда.
В пять страниц (см. приложение 10) уместилась приличная толика крамолы:
«На каком-то этапе наше общество порвало с системным подходом при анализе процессов и вернулось к собирательству до кучи, к пресловутому валу и бездонному равнодушию с их неизбежными следствиями — утратой позитивной цели, смешением действительно важного и третьестепенного, притуплением чувства не только возможной выгоды, но и реальной опасности...
Кризис нашей политики в конце 70-х — начале 80-х гг. в какой-то мере закономерен. Это была сугубо утилитарная и во многом догматическая политика, завязанная на девять десятых, если не больше, на сотрудничество с США и тем поставившая себя в зависимость от Вашингтона. Это была, далее, политика, дошедшая в волюнтаризме до крайней черты, ибо игнорировала воздействие конфронтации, особенно обременительной для советского общества как экономически менее развитого и географически более уязвимого, на жизненные условия народа, на наше социальное развитие. Это была, наконец, в чем-то авантюристическая политика, поскольку она руководствовалась не реалиями, а абстрактными видениями, обрекавшими капитализм на неотвратимый упадок и социализм на неизбежное торжество».
Судить, что из нелестного отзыва о едва истекшем прошлом пересекалось с настоящим, оставлялось заказчику. Равно как и о призыве «выкурить сторонников силы из их прибежищ, сорвать с них одежды, показать, что милитаризм тянет жизненные соки общества, чтобы воспроизводить себя и себе подобных. Милитаризм пуще всего боится гласности и яркого света. Его питательная почва — недоверие, напряженность, трения, не знания, а мифы». Ни намека, что стрелы пускаются в апологетов силы и милитаризм только чужестранного происхождения.
О самой конференции распространяться не собираюсь. Шла она нервозно, с подъемами и спадами. Генеральный секретарь пребывал не в лучшей форме. Реплики, которыми он сыпал, не впечатляли. На просьбы делегатов пояснить, как сочетаются передача партией власти Советам и соединение постов региональных партийных и советских руководителей в одном лице, вразумительных комментариев не следовало. Тем не менее резолюции об изменении политической системы были благополучно проведены — решения, без сомнений, капитального свойства.
Затея расправиться на конференции с Б. Ельциным провалилась. Он вышел из этой переделки с привесом в очках и укрепившейся уверенностью, что в противоборстве с М. Горбачевым в состоянии круто повысить ставки.
Но тот факт, что конференция не пошла за ним в «деле» Б. Ельцина, а
Е. Лигачев, давший прозрачно понять, что на М. Горбачеве свет клином не сходился в апреле 1985 года, не сходится и теперь, в июне 1988 года. Такого сконфуженного М. Горбачева мне не доводилось наблюдать до августа 1991 года.
Не берусь говорить за других, но у меня остался от конференции тягостный осадок. Особых поводов киснуть не было, если пренебречь наскоками Е. Лигачева также на меня как издателя «Московских новостей» и главного редактора этой газеты Е. Яковлева, приурочившего публикацию скандального репортажа о «партийных привилегиях» ко дню открытия партфорума. Вроде бы имелись основания ощущать некое удовлетворение в связи с решением о средствах массовой информации (в составлении соответствующей резолюции я принимал непосредственное участие), утверждавшим свободу мнения в прессе как норму. Это позволяло с еще меньшими оглядками заниматься тем, что покрывалось широкой формулой «гласность».
Тревога за страну, что свербила мою душу, получила подпитку. Можно ли пускаться в дальнее плавание, когда среди команды, даже на капитанском мостике, склока? Быть пустым хлопотам, если политики, принявшие штурвал, четвертый год не сговорятся насчет координат порта назначения. Пустые хлопоты — еще не худший исход. Ведь бывает и так — старое сносят одни под постройки, которые будут возводить другие.
Тянуть лямку и молчать, будто ты ничего не замечаешь или заранее на все согласен, лишь бы самого не трогали? Не могу. Беру перо и в один присест строчу генеральному секретарю послание:
«Уважаемый Михаил Сергеевич!
Конференция, несомненно, Ваш стратегический успех. И каждый, кто болеет за перестройку, вправе Вас поздравить.
Любой стратегический успех, однако, предполагает дальнейшее развитие. Оно же, в свою очередь, зависит от расстановки сил, от взаимодействия всех составных сложнейших политических и социально-экономических уравнений, от адекватности программы-задания искомой истине, от приоритетов. Если оценивать четыре дня под этим углом зрения, то у меня конференция оставила смешанные чувства и многозначные мысли.
В партии, как показывает конференция, вызревают две идейные платформы. Признается это или нет — сути не меняет. Ничего не изменяет и то, что обе фракции говорят на внешне схожем языке и в описании конечных целей одна вроде бы не исключает другую. А то обстоятельство, что делегаты с готовностью аплодировали налево и направо, лишь усугубляет ситуацию, ибо в какой-то непрекрасный момент они пойдут за сильным, но не обязательно мудрым.
Вы лично квалифицировали статью Н. Андреевой [12] как «манифест антиперестройки». Чем же отличается от статьи в «Сов. России» выступление Ю.В. Бондарева? Тем, что оно хуже, ибо умнее и бьет на «оскорбленный национализм»?
12
Нина Андреева, педагог из Ленинграда, опубликовала в газете «Советская Россия» комментарий «Не могу поступиться принципами!».