Конгрегация. Гексалогия

Попова Надежда Александровна

– Не сплошь, разумеется, и не лишь только праведники, однако силы их молений за тебя хватило, как видишь. Подробности после, Гессе. Во-первых, стоило бы для начала покинуть сие премерзкое место, а во-вторых, многое из того, о чем ты спросишь, столь секретно, что даже для ушей майстера обер-инквизитора не назначено. В-третьих, – хмуро добавил он, вперив требовательный взгляд в Райзе, – кто-нибудь, наконец, забинтует моего курсанта?

Тот послушно выпустил похолодевшую скорченную руку кардинала, пересев снова к Курту, Ланц со вздохом отошел в сторону, и утихшая было суета вновь завертелась вокруг.

Курт сидел

неподвижно, закрыв глаза и снова чувствуя безмыслие, пустоту в рассудке, однако теперь – блаженную и отстраненную, успокоенную. Отчетливость восприятия мира отступила куда-то за грань разума и ощущений – от усталости или, быть может, развеивался постепенно чуть сладковатый дымок неведомых благовоний в курильницах; или же попросту теперь, когда закончено было дело, коему отдавались все силы, мысли, чувства, каждая минута жизни последнего месяца, тело и разум желали насладиться тем, что беспрерывного напряжения сил более не требуется, что мысли теперь не надо держать в узде каждый миг, а чувства выверять и укрывать. Этого временного покоя не нарушала даже впивающаяся в кромки ран игла…

– Не спи, – тихо окликнул его голос Райзе; по щеке осторожно, но все равно ощутимо хлопнула ладонь. – И встань с пола.

Курт разлепил веки, понимая, что скатывается в сонное оцепенение, и вяло усмехнулся.

– Хоть бы однажды для разнообразия завершение моего расследования выглядело иначе, – вздохнул он, упершись в пол ладонью, и с усилием поднялся. – Меня опять бинтуют, я вот-вот отрублюсь, и – снова упустил главного подозреваемого.

– Бинтовать я закончил, – возразил Райзе наставительно, – уснуть сможешь, как только доберемся до Друденхауса, а что касается последнего – не гневи Бога, академист. Fecisti quod potuisti, faciant meliora potentes;[248] спасибо, что вообще жив.

– Да. И это я тоже уже слышал год назад…

– Выведи его на воздух, Дитрих, – приказал со вздохом Керн. – Кроме того, что ему не помешало б проветрить голову, вскоре очнется наша одаренная дама; лучше, чтоб она его сейчас не видела. Истерик нам здесь еще не хватало.

Курт не возразил, послушно пойдя за потянувшей его рукой, слыша позади шаги молчаливого арбалетчика.

В катакомбах было по-прежнему мрачно, сыро, темно, однако прежнее ощущение давящей тяжести, угнетения исчезло; недалеко от выхода из-под ног метнулась прочь, зашипев, перепуганная насмерть кошка с всклокоченной шерстью и огромными ошалелыми глазами. Ланц тихо выругался ей вслед, явно жалея о том, что не может ускорить бедную тварь хорошим пинком.

За стенами собора, смывая остатки ночной темени, бил в землю стремительный, хлесткий летний ливень.

Глава 24

– Ты гляди, он и не думает переставать, – тихо заметил Ланц, скосивши взгляд в окно; рамы были выставлены, и в рабочую комнату майстера обер-инквизитора проникал влажный, душный воздух, пропитанный моросью, висящей в воздухе вот уже вторые сутки.

Керн переглянулся с подчиненными, покривив губы, и вздохнул.

– Вот и я о том же, – согласился Дитрих все так же негромко. – А если это будет еще с неделю? Не навес же над ними сооружать…

– Полагаешь, – уточнил Курт с сомнением, – что приговор удастся вынести в ближайшие дни?

– А у нас выбор имеется? Абориген, ты прикинь, сколько времени может потребоваться,

чтобы до папского слуха дошло все то, что затевается здесь; и еще не известно, какой именно из святейшеств вздумает обратить на все происходящее свое внимание. Положим, от Рима мы еще как-то сумеем отбрехаться – на то здесь мессир Сфорца; но если Авиньон… Хоть ты лопни, а суд должен пройти скоро, и когда в Кельн явится гневный курьер с указанием пересмотреть дело, мы должны уже смести пепел в совочек. И никакие улики, никакой арест на месте преступления нам уже не помогут; даже сейчас вполне может выясниться, что попросту одинокая вдовушка развлекалась с любовниками в катакомбах, за что ей не костер полагается, а покаяние с постом. Ну, может, князь-епископа с места снимут – и все… И я уверен, что люди герцога наверняка уже собрались в армию с намерением взять Кельн приступом. Два курфюрста, арестованные разом; вообрази только! такого никогда, ни разу за всю историю Империи, не бывало. Город обложат, как Трою, и дай Бог, чтоб не с теми же итогами. Дня три у нас есть, не более.

– Причем, все должно смотреться чинно и мирно.

Голос Сфорцы так и остался спустя уж сутки после пережитого им удара надтреснутым и сухим. По возвращении из катакомб сердце кардинала все же воспротивилось полученному насилию, и Райзе более четверти часа бился над умирающим, пока экстренно вызванный профессор Штейнбах спешил в лазарет Друденхауса. Откачать страдальца удалось лишь к вечеру, и сейчас Сфорца, держась за висящую на перевязи левую руку, сидел у стены, привалясь к ней затылком, и говорил мало, коротко и с явным усилием. Левый уголок бледных губ кривился в навсегда застывшей усмешке, отчего при взгляде на его лицо становилось не по себе.

– Если мы не станем дожидаться приличествующей событию погоды, – пояснил он едва слышно, – станут говорить, что дело завершено слишком спешно. И задумаются над его верностью.

– Или, – возразил Курт, глядя в окно, на мелкие капли, туманящие облик города, – скажут, что сам Господь осудил преступников, усугубляя вынесенный приговор.

Керн вновь перекинулся с подчиненными долгими взглядами и кашлянул, задумчиво предположив:

– Подразумеваешь продление процесса казни?..

– Дрова можно будет выжимать, если все это не прекратится, – кивнул он, не оборачиваясь к начальству. – Однако же ухищрения вроде избыточного количества смол, масел или навесов лишь подчеркнут тот факт, и без того явный, что мы спешим, а стало быть – чего-то боимся. Стало быть – неправы. Все, что нужно – простите меня за прямоту, наплевать на все; пусть идет, как идет. Надо лишь подсказать добрым горожанам верное истолкование происходящего.

– А я себя полагал циником… – тихо пробормотал Ланц; майстер обер-инквизитор покосился на Курта, глядя пристально и придирчиво, и встряхнул головой, будто отгоняя какие-то несвоевременные сейчас мысли.

– Бог с ним, – подытожил он решительно. – Пусть так; в самом деле, и без того немало вопросов, какие требуют решения. Пусть люди говорят о Божьей каре.

– Понял, – отозвался Райзе коротко. – Сделаем.

– Не пора ли вернуться к делу? – прервал его Курт. – Сколько он уже… – губы покривила невольная усмешка, похожая на теперь вечную гримасу кардинала Сфорца, – в подвешенном состоянии?

– Да уж с часок есть… Завести вторую допросную, что ли…