Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
Разумеется, не просто так; я что же – похож на благотворителя?.. Какой разумный человек откажется иметь в своем распоряжении обязанного ему служителя Конгрегации, который, ко всему прочему, повязан такой тайной, как ритуальное убийство?
Откуда мне знать, зачем. Пригодился бы…»
***
К утру восемнадцатого июня, спустя двое суток после ареста, в башнях Друденхауса начала витать уже не напряженность, а
Курт с утра сидел над составлением судебного протокола, списывая начисто достаточно вольные наброски старших сослуживцев, размышляя над тем, что все происходящее – наглейшее, неприкрытое попирание всех норм и правил. Если curator res internis[250] вздумает копнуть чуть глубже, когда явится в Друденхаус, он схватится за голову, ибо по всем положениям запертые в камерах люди будут казнены без суда и, собственно, следствия как такового…
Ланц и Керн, хмурые, как и все последние дни, вошли молча и тихо, словно он был замершим в кустарнике зверьком, которого можно спугнуть резким движением. К столу они не сели – остановились напротив, переглядываясь и явно не зная с чего начать; Курт со вздохом выпрямился, отложив перо, и тяжело поднялся.
– Да бросьте вы, – произнес он устало. – Уж столько всего случилось, и я столького уже навидался и наслушался… Говорите, в чем дело. Кто-то из них испустил дух на допросе?
– Если б так, я бы сейчас не вздыхал, – возразил Керн, не глядя на подчиненного, – а рвал бы на себе волосы и пил сердечные настои. Нет, Гессе, все живы, хотя и не здоровы; герцог таки заговорил – имена его сообщников известны. Всех, кроме предателя в попечительской службе – его знал только этот таинственный чародей… И Маргарет фон Шёнборн почти раскололась.
– Почти? – уточнил Курт, пытаясь по их лицам понять, к чему клонит начальство. – Как сие разуметь?
– Сперва я хочу сказать, Гессе, что это не приказ; понятно? То, что я скажу, не обязательное к исполнению указание, и…
– Короче, Вальтер, – оборвал он, и обер-инквизитор на миг приумолк, снова переглянувшись с Ланцем.
– Словом, вот что, – продолжил Керн все так же нерешительно. – Она готова говорить, но требует твоего присутствия на допросе.
– Ясно, – неопределенно отозвался Курт, пытаясь оттереть с пальца чернильное пятно.
– Я понимаю, чего она хочет. Ей плевать на то, кто ее будет допрашивать, просто понимает, что поговорить с тобой наедине ей не позволят, посему… Она просто хочет выговориться. Хочет устроить свою следующую истерику в твоем присутствии. Гессе, ты не обязан этого делать, повторяю, это не приказ. Я даже просить тебя об этом не имею права.
– Почему? – проговорил Курт равнодушно, пожав плечами. – Имеете. Полное.
– De jure – да, – согласился тот. – Как подчиненному – да. Но не хочу и
Он улыбнулся, оторвав глаза от упрямого чернильного пятна, и смерил хмурое начальство взглядом.
– Ужепросите, Вальтер, – окончательно отметя обломки субординации в сторону, возразил Курт. – Я с ней поговорю, это несложно.
– Уверен?
– Я общался с ней тридцать один день. Полагаете, эти несколько минут будут чем-то отличаться?
– О, Господи, – вздохнул Керн тяжело, усаживаясь у стола, и воззрился на подчиненного покрасневшими от бессонницы глазами. – Гессе, ты на самом деле столь спокоен, как желаешь показать? При всем уважении к тому, как ты держался этот месяц, я не могу поверить в то, что тебя совершенно не тревожит происходящее. Я хочу знать, я хочу, чтобы ты ответил мне – сей же миг и откровенно: что на самом делесейчас происходит у тебя на душе и в разуме.
– Это, – не сразу отозвался Курт, – спрашивает обер-инквизитор или аббат?
– Есть разница? – уточнил Керн настороженно, и он кивнул.
– Немалая. Обер-инквизитору я не отвечу. Впрочем, аббату тоже. Разве что privatim,[251] в часовне, на исповеди. Готовы выслушать?
– А тебе это нужно?
– Нет.
– Боже милостивый, – обреченно простонал Керн, опустив лоб в ладони. – За что ты на мою голову…
– Будет вам, – мягко, словно престарелому отцу, сказал Курт, садясь напротив. – Сейчас важно не это. Я поговорю с ней. В конце концов, ad imperatum[252] она имеет право «на очную ставку с инициатором обвинения» (помните?), «со свидетелем обвинения», и…
– Да брось, – покривился доселе молчавший Ланц. – Хрен с ними, с ее правами; а протокол судебного заседания ты сам пишешь. Найдешь, куда вставить замечание о том, что от очных ставок обвиняемая отказалась. Если тебе это претит, абориген, если на самом деле ты не уверен, что это не слишком после всего, что уже было – просто забудь о том, что сейчас было сказано. В конце концов, кое-что уже дали обыски; а что до нее – куда она денется, есть способы разговорить человека без особенных внешних повреждений. Дожмем.
– Я не сомневаюсь в том, что нужные сведения из нее можно выбить и без того, однако – когда это случится? Сегодня к вечеру? Завтра? Каждый час на счету. Какие слухи расползутся по городу за это время? Кроме наших агентов, в Кельне действует еще и немалая армия досужих сплетников, которым нечем себя занять, кроме как будоражить народ. Это primo. Secundo: кураторская служба не могла не прознать обо всем сейчас, спустя три дня; спорить готов – сюда уже направляется их представитель, и когда он явится?.. Tertio: (это помимо опасности со стороны герцогских вассалов, которые, убежден, уже на подходе к Кельну) подсчитайте скорость почтового голубя и переложите на расстояние до Италии и Франции. Убежден – хоть один папский посланник или курьер с указанием прекратить дело уже в пути. И, наконец, последнее: я не вижу проблемы в разговоре с Маргарет фон Шёнборн. Если это поможет делу – я с ней встречусь, Вальтер. И меня это совершенно не тревожит.