Континент Евразия
Шрифт:
Только в самых приблизительных очертаниях может быть намечена первоначальная родина кочевого быта. В остальном нам остается только гадать, где, как и когда сложился этот столь определенно и ярко выраженный уклад. Вполне возможно, что он знаменовал собою отрыв от оседлости, знакомой и раннему и позднему каменному веку. Такой отрыв вполне может быть объяснен тем притяжением, который должны были оказывать на оседлого (у воды) скотовода травянистые водоразделы [266] . Какие условия подготовляли этот переход? Кому первому пришла мысль "все свое" положить на повозки, с тем чтобы отныне, в поисках травы и воды, стать независимым от оседлости? Кто бы он ни был, эта мысль стала одной из чреватых последствиями человеческих мыслей. Тем самым создался хозяйственный уклад, который доныне остается наиболее рациональным хозяйственным укладом на миллионах квадратных верст; создался уклад, в течение тысячелетий имевший огромные военные преимущества, сделавший историю кочевого мира одною из замечательных глав в истории военного дела. Военное значение кочевой стихии неотделимо от обуздания коня, осуществленного в кочевом мире. Обузданный конь (иногда десятки, сотни коней) лежит в кочевой могиле, будь то скифской, алтайской, или в позднейших "татарских курганах" [267] . Около покойника положено оружие как памятник его военного духа. При этом уже в древнейшем кочевом инвентаре (в западноевразийских степях и на Алтае) имеются железные предметы. Коренится ли употребление железа в культурной традиции первоначальных кочевников? Принесено ли ими из набегов на южные окраины Старого Света? Как бы ни обстояло дело, для тех мест России-Евразии, археологическое прошлое которых открыто нашему взору, наиболее характерно перекрытие бронзовой оседлой культуры культурой кочевой железной.
266
Вполне вероятно, что кочевой быт, в точном смысле этого слова (т. е. конно-кочевой уклад), представляет явление, возникшее позже оседлости. Тем самым отпадает представление о кочевом быте как об особой "стадии" в развитии человечества (и притом стадии более ранней, чем оседлость). Кочевой быт представляет не "стадию", но месторазвитие (см. ниже). В связи с этим нужно указать на необоснованность ходячих суждений о том,
267
См. очерк А.А. Спицына "Татарские курганы" в "Известиях Таврического Общества истории, археологии и этнографии". Симферополь, 1927.
Изучение конно-железной кочевой культуры и есть основная задача кочевниковедения. Эта задача распадается на несколько отдельных заданий [268] .
I. Первой задачей кочевниковедения является исследование кочевого мира, в его единстве и целостности. Это единство и целостность, в некоторых отношениях, настолько разительны, что скифовед Миннс истолковывает, напр., скифские обычаи на основании монгольского материала XIII века нашей эры. Этнологическое обоснование таких сопоставлений сомнительно. Хронологически скифский материал отделен от монгольского по крайней мере 15 веками. Сопоставления эти обоснованы культурно-исторически — единством и целостностью кочевого мира. Кочевой мир проникнут культом военной доблести. Только тот, кто доказал свои военные качества, является полноправным членом общества. Черепа убитых врагов служат драгоценным трофеем, отделываются в пиршественные чаши. Этот обычай, удостоверенный для печенегов (череп Святослава), указан китайскими хрониками — для гуннов восточноевразийских степей и Геродотом — для скифов [269] . "Сопровождающие погребения", отличительные для кочевого мира (т. е. погребение, вместе с вождем, жены и слуг), должны быть сопоставлены с культом верности, составляющим одну из основ кочевого быта. Верность товарищу поражала каждого, кто хотя бы в недавнее время знакомился, в военных условиях, напр., с калмыцким укладом. Культ верности является краеугольным камнем в мировоззрении Чингисхана, и этот же культ, в виде особых обрядов, сопровождающих братание и клятву, равно засвидетельствован для древнейших кочевых периодов западноевразийских и восточноевразийских степей. Без вождя жена и слуги не должны мыслить жизни. И есть указания, что люди добровольно сходили с вождем в могилу [270] . Сопровождающие погребения производились у Китайской стены. Их же, по-видимому, мы находим в большом кургане II Катандинского кладбища на Алтае [271] . Они же характерны для скифских курганов Причерноморья.
268
В предлагаемом кратком обзоре автор сознательно оставил в стороне вопросы, касающиеся религиозных представлений кочевых народов. Даже постановка этих вопросов требовала бы такого овладения материалом, на которое не претендует автор этой статьи. По данному вопросу см. только что появившийся в свет в посмертном издании труд Н. П. Кондакова "Древности восточных кочевников и Южной России". О характере религиозного мировоззрения кочевников-туранцев см. работу кн. И. С. Трубецкого "О туранском элементе в русской культуре" ("Евразийский Временник", кн. IV. Берлин, 1925; перепечатана в сборнике "К проблеме русского самопознания. Париж, 1927).
269
Переходим здесь от более новых к более древним явлениям.
270
Ср., напр., у Паркера /Е. Н. Parker. A Thousand Years of the Tartars, 2 ed. London, 1924/рассказ о погребении взятого китайцами в плен турецкого хакана Ghert (634 г. после Р.X.).
271
А. А. Захаров. Раскопки акад. В. В. Радлова в 1865 г. в "Трудах Государственного Исторического музея". Вып. 1. Разряд археологический. Москва, 1926, стр. 81 и 99-100.
II. Одной из задач кочевниковедения является изучение кочевого мира в его месторазвитии. Это последнее может быть определено как совокупность степи и травянистой пустыни. Мы говорили уже о значении в этом разрезе признака травянистости. В пределах Евразии вся северная часть пустынной зоны является травянистой. В приблизительном определении, "пустыня" в Евразии начинается к югу от линии, соединяющей быв. Царицын с Сергиополем (приблизительно сорок восьмой — сорок девятый градус сев. широты) и затем — с южными окраинами северо-монгольских хребтов [272] . На сотни верст к югу от этого рубежа простирается травянистая пустыня; и только по мере приближения к горному обрамлению Евразии эта область сменяется абсолютной пустыней [273] . Но и здесь есть участки, годные для скотовода, в особенности в песчаных районах. Кроме того, всякое значительное повышение рельефа приносит с собой в этих местах травянистую пустыню и травянистую степь. Наибольшей не только в Евразии, но и во всем мире сплошной полосой районов, удобных для кочевника-скотовода, является северная полоса травянистых пустынь и примыкающая к ним с севера и запада область травянистых степей. Эту сплошную полосу степей и травянистых пустынь назовем, по характеру картографических ее очертаний и по крайним рубежам простирания, хинганско-карпатским "прямоугольником степей" (подразумеваем Большой Хинган — меридиональный хребет на западном пределе Маньчжурии). С востока к этому прямоугольнику примыкает захинганская островная маньчжурская, с запада — "симметричная" ей закарпатская венгерская степь. Также с севера (со стороны тайги) "прямоугольник степей" обрамлен островными степями, особенно частыми в условиях пересеченного рельефа Восточной Евразии (енисейская и ленская страна, Монголия и Забайкалье). Как сказано выше, хинганско-карпатский прямоугольник степей нужно отличать от области абсолютных пустынь в крайне южной части Евразии (в особенности Гоби, Таримский бассейн и Закаспийская область) [274] . Благодаря наличию в этих местах горных массивов, а также в соответствии с различием субстратов, расположение участков абсолютной пустыни имеет в общем "островной" характер. Однако некоторые "острова" абсолютной пустыни весьма обширны, напр. в таримско-гобийских и закаспийских пустынях. Географическому различению травянистых и "абсолютнопустынных" пространств отвечает различие исторических формаций. Географическому единству и целостности "прямоугольника степей" соответствует в историческом смысле — единство и целостность кочевой культуры. В зону абсолютной пустыни кочевой быт проникает преимущественно по предгорным и горным пространствам. В общем же экономически и культурно здесь преобладает формация оазисов. Формация эта живет использованием водных потоков, низвергающихся с горных хребтов (не будь хребтов — не было бы и жизни). Для областей между Каспием и Тянь-Шанем — так же, как для бассейна Тарима, — оседлая жизнь оазисов характернее, чем кочевой быт. В качестве месторазвития кочевой культуры евразийский "прямоугольник степей" может быть сопоставлен с аравийским и северо-африканским месторазвитием. Однако и в Северной Африке, и в Аравии, более чем в Евразии, представлено начало абсолютной пустыни. И потому, как месторазвитие кочевой культуры — евразийская степь, пустыня неповторима и единственна в мире [275] .
272
В восточной Евразии (иначе — "монгольском ядре") вероятно нахождение островных участков пустыни также к северу от этой линии.
273
Под горным обрамлением Евразии подразумеваем, в данном случае, иранские и тибетские нагорья (ср. брошюру "Россия — особый географический мир". Прага, 1927, стр. 47).
274
В качестве примера назовем также пески Адам-крылган (место, где погиб человек), к северу от Аму-Дарьи, т. е. в Кызыл-кумах.
275
В Новом Свете кочевая культура, в точном смысле слова, не могла создаться, ввиду того что до появления европейцев там не было лошади. Позднейший же быт в американских травянистых пространствах, и в частности быт "ковбоев", представляет, по-видимому, некоторый аналог конно-кочевому быту.
Нужно при этом заметить, что ядром кочевого месторазвития (может быть, начальной колыбелью и, вероятно, последним убежищем кочевого быта) является, по сказанному, травянистая пустыня, т. е., в грубом охвате, области между 44 и 49° с. ш., к востоку от Ергеней и к западу от Хингана. В основном здесь и поныне невозможен иной уклад, кроме кочевого быта. К северу и западу, т. е. в степи, становится возможным земледелие; на рубежах пустыни — только в некоторых "выборочных" местах; более влажная степь сплошь доступна распашке [276] . Исторически область кочевого быта не ограничивалась травянистой пустыней. Кочевники брали под пастбища также и те пространства, где ныне практикуется земледелие. И бывали моменты, скажем, в скифо-сарматскую (совпадающую с ранней гуннской) или в монгольскую эпоху (ХШ-XIV вв.), когда весь "прямоугольник степей" — от Карпат до Хингана вместе с венгерской и маньчжурской степями являлся месторазвитием кочевой культуры.
276
Наилучшее представление о современном распространении земледелия дает "Карта земледелия СССР" И. Ф. Макарова (под общей редакцией и с предисловием Н. И. Вавилова: издание Всесоюзного Института Прикладной Ботаники и Новых Культур. Ленинград, 1926).
III. По отношению к прочим культурным мирам Старого Света кочевой мир является миром срединным. К северу от него располагаются культуры северной зоны. Из них в качестве примеров можем назвать: бронзовую культуру Ангары и среднего Енисея [277] , упомянутую выше металлодобывающую культуру Алтая, культуру средневолжскую (связанную с уральской), культуры "треугольника смешанных лесов Доуральской России" (фатьяновская культура, дьяковская культура, первоначальная Русь и др.). К северо-западу, западу и юго-западу от рубежей кочевого мира лежит Европа. Европа сопрягается со средиземноморским миром. К югу от кочевых культур размещаются культуры иранского и индийского круга [278] . С ними нужно сблизить культуру срединно-материковых оазисов (закаспийских, тянь-шанских и таримских). В то же время культура эта находилась в постоянном и особо широком взаимодействии с кочевниками [279] . К югу и юго-востоку от кочевого мира помещается китайская культура. На востоке пустыня-степь упирается в отросток китайского месторазвития, в виде манчжурско-корейской области "третичных" лесов. Этой области отвечает круг оседлых и полуоседлых культур,
277
Gero b. Merhardt, Bronzezeit om Jenissel. Wien, 1926, стр. 40 и сл.
278
К иранскому кругу причисляем также оседлые культуры Кавказа (западное Закавказье может быть отнесено к средиземноморскому кругу).
279
Ср. замечания В. В. Бартольда в его "Истории культурной жизни Туркестана" (Ленинград, 1927), стр. 2, 6 и др.
Кочевой мир, в самом принципе кочевья, приспособлен к преодолению сухопутных пространств. При этом срединное положение толкало его к выполнению соединительной роли [280] . В историческом смысле "прямоугольник степей" — это как бы Средиземное море континентальных пространств. Античные люди свой orbia terrarum (круг земель) обозревали от Средиземного моря. Подобно этому Геродот в главах о Скифии обозревает прямоугольник степи вместе с северным лесным и южным пустынным и горным его обрамлением. В описании этом, как известно, он держится торговых путей, практикуемых кочевниками. Собственно говоря, понятие евразийского историко-географического мира, как особого мира, в составе лесной, степной и пустынной полосы, к северу от великих нагорий, — понятие это дано уже Геродотом в классификации и конструкции его очерка о Скифии. Вопрос о южном "шелковом" пути, шедшем через таримский бассейн, северную Индию и Иран и соединявшем Китай и Средиземноморье, есть вопрос особый. Путь этот открылся позднее (при Ханьской династии), и не его знал и не о нем говорил Геродот. Путь этот, от "китайско-таримской перемычки" [281] , через весь таримский бассейн, идет абсолютной пустыней, преодолеваемой по цепочке оазисов. Это — путь абсолютной пустыни. Мы же говорим о более северном пути степи и травянистой пустыни. Нет возможности сомневаться, что в восточно-гуннские курганы времени Р. X. шерстяные ткани и изделия причерноморских колоний попали именно этим путем. С этим путем связана и другая проблема — проблема питания скифского причерноморского мира бронзовыми изделиями из внутриматерикового металлургического центра. Эта проблема особенно явственно ставится относительно т. н. скифских или "азиатских" котлов (полушария, с полой ножкой, в виде усеченного конуса). "Центр разнообразия" в распространении этих котлов намечается в алтайском металлургическом районе (тут же найдена мастерская этих котлов). Много их и в западноевразийских степях, вплоть до Венгрии. Обломки такого котла найдены в раскопанном экспедицией Козлова раннегуннском кургане Монголии. Алтайскому металлургическому центру свойственны особые зеркала — с пуговкой на обратной стороне. Вместе с сарматами эти зеркала появляются в западноевразийских степях. После походов на северо-запад великих гуннских шаньюев такие зеркала, около 140 г. до Р. X., становятся известны в Китае. Внутриматериковый металлургический центр древности обнимал Алтай, богатые рудой районы восточно-киргизской степи и-б. м. — Саяны. Его изделия и передвигались, между прочим, по евразийской степной магистрали — прообразу Великого Сибирского пути [282] . — Два рубежа особенно важны для этой магистрали. Один из рубежей — это черноморско-степной шов на стыке двух соединительных стихий — морской и степной (сочетание, в географическом смысле, необычайное, т. к. степь, по преимуществу, есть формация внутриконтинентная). На этом стыке создались великие причерноморские колонии древности. Богатство оставленных ими памятников нужно сопоставить с исключительностью их положения. — Другой рубеж — это китайско-степной шов (область Великой Китайской стены). Здесь соприкасались два великих исторических мира древности — конно-кочевой и оседлый китайский. Степной путь и есть историческая магистраль, соединяющая китайско-степной шов с черноморско-степным швом [283] .
280
Ср. статью П. М. Бицилли ""Восток" и "Запад" в истории Старого Света", сборник "На путях", 1922, стр. 321.
281
Назовем так страну "между бассейном Тарима на западе, Тянь-шанем на севере, Куэн-лунем и Нань-шанем на юге и Монголией на востоке".
282
О возможном значении этого северного или степного пути для шелковой торговли Н. П. Толль говорит в своем очерке "Заметки о китайском шелке на юге России" (Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый семинарием имени Н. П. Кондакова. Прага, 1927).
283
Топографии одинаково китайско-степного и черноморско-степного шва посвящено немало внимания: первой — в китайской, второй — в античной, русской и европейской литературе. Некоторые китайские описания области Великой Китайской стены насыщены поэтическим чувством. Видимо, область эта являлась для китайских авторов источником вдохновения, подобно тому как в первой половине XIX в. источником вдохновения для русских поэтов являлся Кавказ.
Всемирную историю, по характеру сообщений, никак нельзя расчленять исключительно на речной, морской и океанический периоды (Л. Мечников). В лице степи, используемой под кочевье, водной соединительной противостоит соразмерная ей сухопутная соединительная стихия. Кочевой мир, в своих внутренних связях и в сношениях с обрамляющими его периферическими культурами, знаменует использование континентальных соседств. В современности на этом принципе строится народное хозяйство России [284] . В этом смысле изучение кочевого мира получает для русских совершенно исключительный интерес.
284
См. наш очерк "Континент — океан (Россия и мировой рынок)" в сборнике "Исход к Востоку". София, 1921. Очерк этот перепечатан в брошюре "Россия — особый географический мир". Прага, 1927.
IV. Как сказано выше, огромной главою всемирной истории является военная история кочевников [285] . История эта примечательна, так сказать, с физической точки зрения. Количественно небольшие группы кочевников добивались величайших политико-милитарных результатов. По слову евнуха, перешедшего от китайцев к шаньюю Киоку, все население гуннского царства не превышало по численности населения нескольких китайских округов (и одной пятой китайских богатств было достаточно, чтобы купить целиком весь гуннский народ). И эта горсточка (организованная на основах кочевого быта) держала в страхе Китайскую империю и временами добивалась политического над ней перевеса. Таковыми же были численные соотношения кочевого и окраинных государств в монгольскую эпоху [286] . Военная история кочевого мира — это как бы взрыв атома. Но за этой чисто "физической" стороной скрывается, конечно, другая.
285
С этим связан вопрос о значении кочевников в кавалерийском деле. В частности, также в европейской терминологии кавалерийского дела обнаруживается немало элементов, восходящих к кочевникам.
286
Ср. хотя бы замечания Г. В. Вернадского: "Начертание русской истории" (Прага, 1927), стр. II.
Ни одна историческая среда не может, пожалуй, дать такого подбора образцов военной годности и доблести, какие дает кочевой мир [287] .
V. Кочевой мир опоясан рядами укрепленных линий (соединяем в одно явления разных эпох, сопряженные своей обращенностью к кочевому миру): двухтысячелетняя история Китайской стены; воздвигнутая арабами укрепленная линия к северу от культурной полосы Чирчика, от Сыр-Дарьи до гор; построенные Сасанидами фортификации на южном берегу Каспийского моря, от прибрежья до гор [288] ; сооруженные ими же дербентские укрепления, укрепления Дарьяла; ров, ограждающий Керченский полуостров [289] ; укрепления Гераклейского полуострова (у Херсонеса) [290] ; дунайская линия (на которой соприкасалась с кочевниками Римская империя); польские и главным образом русские противостепные линии, окаймлявшие степь на пространстве от Днепра до Алтая. Так, через историю укрепленных линий проступают очертания срединной степи (хинганско-карпатский прямоугольник). Линии эти показывают, насколько окраинные страны должны были считаться с военной силой степняков. Изучение истории этих линий тесно связано с проблемами кочевниковедения.
287
Когда китайский император (один из первых императоров Таньской династии) проявляет исключительное личное мужество, европейский исследователь (Е. Паркер) считает своим долгом отметить, что в жилах этого императора текла кочевничья (турецкая) кровь. Укажем, что одна из лучших воинских сил средневекового Средиземноморья, а именно мамлюкское войско Египта, составлялась из половцев-куманов, уроженцев южнорусских степей. Нужно заметить, что кочевой мир придавал большое значение личной (телесной) сноровке и выправке. В этом — одна из основ военного могущества кочевников. Можно думать, что личная сноровка и выправка кочевников способствовали возникновению "моды на все кочевническое", которая не раз охватывала периферические страны. Так и в современной американской, а отчасти и в европейской среде существует мода на "ковбоев", но это уже ослабленное подобие кочевого быта. Не нужно забывать, однако, что кочевники имели огромную военную традицию, самостоятельную, временами великую государственность и значительное искусство (см. ниже). Применительно к "ковбоям" обо всем этом едва ли возможно и говорить.
288
В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана.
289
Во время гражданской войны 1919 г. эта линия снова получила значение под именем Акманайских позиций.
290
Гр. И. Толстой и Н. Кондаков: Русские древности в памятниках искусства, вып. 1. СПб., 1889, стр. 17.
VI. Особенно обширное поле для изучения представляет область Великой Китайской стены [291] . Контрасту культур (конно-кочевой и китайской) отвечает географический контраст: "Влажный муссонный умеренно-теплый Китай с мягкой и непродолжительной зимой и сухая… Монголия с невыносимою жарою летом в сильнейшими, сопровождаемыми ветром морозами зимой должны представлять глубочайший контраст и в своем растительном населении" (В. Л.Комаров). Борьба между Китаем и кочевниками велась особенно за нынешние провинции Кан-су, Шен-си н Шан-си. Это — "западная окраина Китая", которая "дает… постепенный переход к Монголии от лесистых гор к безлесным, с сухими склонами, и к сухим же плато с большими участками лессовой, каменистой или песчаной степи". Кочевники проникают за Китайскую стену преимущественно в тех местах, где Китайская стена охватывает участки степной природы.
291
О. F. van Mollendorf. Die grosse Mauer van China ("Zeitschrlft der Deutachen Morgenlandischen Gesellschaft", XXXV Band. Leipzig, 1881).