Конторщица

Фонд А.

— А вы зайдите-ка в квартиру! Зайдите! Полюбуйтесь, что у нас твориться в подъезде, который борется за звание лучшего, — ехидно ухмыльнулась Нора Георгиевна.

— Всё бы вам, Нора Георгиевна, насмехаться, — нахмурился Иван Тимофеевич. — Лидия Степановна, мы же вроде как все решили? Ольга Горшкова съехала?

— Все так, — согласилась я.

— Так в чем проблема? — никак не мог взять в толк Иван Тимофеевич.

— Проблему нужно увидеть! — подбоченилась Нора Георгиевна. А Лёля осторожно тявкнула.

Иван

Тимофеевич понял, что от него не отстанут и со вздохом пошел смотреть квартиру. Через мгновение оттуда послышалась отборная ругань.

— А еще директором городской типографии работает, — осуждающе покачала головой Нора Георгиевна, — куда катится этот мир! Следующее поколение Жоржа Дюамеля уже не знает. Увы!

— Вы "Третью симфонию" имеете в виду или "Полуночную исповедь"? — блеснула эрудицией я (ну а что, в свое время пришлось изучать).

— О! — ошеломленно уставилась на меня Нора Георгиевна и машинально дернула поводок так, что бедная Лёля аж вылетела, описав траекторию полукруга. — Неожиданно. Очень неожиданно. Так, где вы говорите, работаете?

Ответить не дал Иван Тимофеевич, который вышел из моей квартиры с сердитым видом:

— Ужас, — с негодованием констатировал он и хмуро посмотрел на нас, — придется вызывать проверку. Составим акт.

— Не нужно! — испугалась я.

— Как это не нужно! — всплеснула руками Нора Георгиевна. — Вы что такое говорите, милочка? Вы хоть представляете, как сложно нынче достать нормальный унитаз? А ванну?

— Лидия Степановна, на правах самой молодой, вам не сложно будет сходить на улицу и позвать женщин? — спросил Иван Тимофеевич. — Нужны еще свидетели.

— Иван Тимофеевич! Нора Георгиевна! — воззвала я. — Не нужно никакой проверки. Если мы сейчас вызовам ЖЭК, начнется проверка, потом прокуратура, суды, все такое. И звание лучшего подъезда нам не видать, как минимум до следующей пятилетки.

— Так что вы предлагаете? — Иван Тимофеевич с надеждой посмотрел на меня.

— Я думаю, что лучше всего будет составить акт осмотра. Вы, как старший по подъезду уполномочены же?

Иван Тимофеевич кивнул.

— И чтобы под актом подписались все соседи, — продолжила я. — Я сейчас сбегаю позову их. Конечно, идеально было бы сделать фото, но это вряд ли возможно.

— Почему это невозможно? — удивилась Нора Георгиевна. — Владик вон фотографией раз увлекается, так пусть и сделает.

— Кроме того, я хочу попросить акты заливания квартиры у Натальи, которая снизу. — добавила я, — в общем, максимально нужно собрать все показания, а потом я с этим пойду разговаривать с Ольгой.

— Что-то я сомневаюсь, что из этого что-то путное выйдет, — покачала головой Нора Георгиевна, а Иван Тимофеевич пошел звонить в квартиру рядом со своей.

Через пару секунд появился тот долговязый парень, который поддержал меня с вопросом о пожаре. В руках он держал старенький "Зенит" (у

моего отца тоже был такой).

Пока я бегала за бабушками, пока объяснила им все, пока мы поднялись наверх, Вадик уже отщелкал пленку.

— Я мигом сделаю! — по-ковбойски салютнул он и скрылся в своей квартире.

— Шалопай, — вздохнула Нора Георгиевна, — но голова золотая. Заканчивает медицинский институт. Так что скоро будет у нас свой кардиохирург.

— Пройдемте, — строго велел всем Иван Тимофеевич и вошел в квартиру. Бабушки с радостным нетерпением устремились вслед.

— Что здесь опять происходит? — на лестничную площадку поднималась высокая женщина с простым лицом, в косынке.

— Извините, — сказала я и добавила, — мы сильно шумим, мешаем вам отдыхать. Сейчас акт только составим и все разойдутся.

— Опять эта Горшкова что-то натворила?! — рассердилась женщина.

— Это Наталья, снизу, — пояснила мне Нора Георгиевна и добавила, — Здравствуй, Наталья.

— Здравствуйте, — машинально ответила Наталья и, вытянув шею, попыталась заглянуть в квартиру.

— Я ваша новая соседка, Лидия Горшкова, — сказала Наталье я, — Ольгу я выгнала, можете зайти глянуть, что после нее осталось в квартире. После поговорим.

Наталья молча кивнула и ушла внутрь.

Когда все вдоволь насмотрелись и вышли, подъезд еще добрых часа полтора трясло от возмущенных воплей. В результате, пока составили акт, пока собрали все подписи и показания, Вадик успел сделать мне фотографии и гордо вручил целый пухлый конверт:

— Владейте, Лидия Степановна! — подмигнул он мне и покраснел.

— Спасибо… — начала рассыпаться я в благодарностях, но Нора Георгиевна меня перебила:

— Время уже позднее, — безапелляционно заявила она, — Правда, Лёля?

Лёля зевнула и отвернулась.

— Поэтому я предлагаю расходиться. А завтра продолжим.

Соседи начали потихоньку рассасываться, когда Иван Тимофеевич спросил:

— Лидия Степановна, время уже полвторого ночи, вы далеко живете?

— Неблизко, — спохватилась я (черт, даже не подумала, что такси в этом мире сейчас вызвать невозможно). — В профилактории Орджоникидзе.

— Ого, — согласился Иван Тимофеевич и посмотрел на Владика. — Пешком да, далеко, да и ночью ходить молодой женщине одной не положено.

— Я довезу, — сориентировался Владик и сообщил, убегая в квартиру. — Уно моменте!

— Вот так-то поспокойней будет, — довольно крякнул Иван Тимофеевич и распрощался.

Владик потащил меня на улицу, и мы поехали.

Да, ехать в узкой юбке на мотоцикле то еще удовольствие, но как же здорово мчаться с ветерком по ночному безлюдному проспекту, что аж дух захватывает! Эх, какая же красота — молодость!

Уже лежа в кровати и вспоминая сегодняшний вечер, я запоздало подумала: "А все-таки хорошие у меня соседи".